Я смутилась и потупила взор.
— С полем помогать тебе не стану, а вот на другие вопросы отвечу. Спрашивай, — махнула призрачной рукой Верея.
«И как она только знает?» — мысленно удивилась я.
— А почему вы дочку Авдотьей назвали? Не в честь же этой старой сумасшедшей?
— Ну, тогда она не была сумасшедшей, — подметила призрачная ведьма, — а в остальном ты не права. Как раз в честь нее дочку и нарекла. Правда дочку свою я Дуняшкой величала.
— Как так? — растерянно пролепетала я.
— Авдотья навсегда мне угрозой стала. Это я поняла, когда она Прошку заколола. А уж когда я узнала, что понесла, так и вовсе за жизнь ребятенка перепугалась. И помогла мне одна бабка, что мимо наших деревень странствовала. Она мне присоветовала дать дочери имя, что и у обидчицы. И не просто наречь так ребенка, но и при крещении заявить, что имя в честь и славу дано.
— И вы смогли? Как же так… В честь имени убийцы отца?
— Пусть так, — сурово заметила пробабка, — зато я дочь уберечь смогла и тебя… почти. Да и имя не такое уж дурное, если в глубь зреть. Оно от Евдокии родилось в старину.
— Я и не знала, что так можно… — оправдывала я свое невежество.
— О том мало кто ведает. Теперь вот и ты разузнала, а это значит, что в книгу все аккуратно внесешь и в память поколениям оставишь. Молодец ты, Мирославушка, честно записи изучаешь и свои дополняешь. Чую я, что после тебя второй том объявится. А знаешь что? — хитро улыбнулась Верея.
— Что?
— Напиши-ка ты свою книгу и назови ее… «Записки Мирославы».
— Я столько не ведаю, чтобы книги оформлять.
— Ты только на путь свой встала. Еще многое разузнаешь и придумаешь, поверь старой ведьме!
Возражать я не спешила. Всем приятно, когда взрослые хвалят…
— Только, Мирослава, с матерью тебе помириться надобно, — неприятно кольнула пробабка.
— Мы и не ссорились, — насупилась я.
— Так-то оно так. Только…
— Зачем мне оно? — упрямо посмотрела я на призрака.
— Иначе тебе в семье с детьми тяжко придется. Не станет хорошей матери из той, что свою мать простить не может.
— Я простила…
— Не ври! Мне-то ладно, ты себе не смей лгать!
Отвечать честно не получалось. Ведь, как ни изворачивайся, но обида на родителей не прошла. Она со временем угасла, затаилась, но корней своих не извела.
— Ты у нас девочка особенная… потому верю я, что поступишь правильно.
Я не поверила Вереи, но зернышко сомнений она в моей душе посадила.
— А теперь нам прощаться пора, Мирослава. Не дело мне среди живых ходить.
— Но ведь… — воспротивилась я. Как так уходить? Я ведь самого главного так и не прознала.
Но ведьма слушать меня не желала. Вмиг призрак исчез так же, как и появился.
— Что же мне с полем делать? Как его возродить? — задала я вопросы в пустоту
«Ты все сама знаешь…» — пронеслось в моей голове.
Я уселась за стол обеденный и задумалась. Не так я представляла себе общение с родственницей. Да и помощи я от нее ожидала поболе…
— А мне простить велела, — разочарованно вздохнула я. — Ведь сама еще обиду на люд таит, хотя виновата одна умалишенная…
Я и не приметила, как передо мной пропала чаша ритуальная, а появился обед плотный: щи наваристые, перловая каша с грибной подливой и кисель ягодный.
— Нечего себя голодом морить, — услышала я голос Осипа Никифоровича, — на пустой желудок думается худо.
Спорить с домовым не стала. Во-первых, прав он был в своих рассуждениях. Во-вторых, ароматы снеди увлекли меня быстро.
Вкусно отобедав, я вновь вернулась к думам нерадостным. И не приметила, как время пролетела. Стук в дверь раздался. Я обрадовалась, веря, что Олеус вернулся. Побежала встречать гостя…
Только наперед Олеуса в дом мой Осиник ворвался со своим секретарем и наблюдателем деревенского порядка.
Я тут же возмутилась и попыталась вытеснить с порога незваных гостей.
— Госпожа ведьма, — глухо и немного испуганно произнес староста Веленок, — поговаривают, что вы виной тому, что с полем — кормильцем нашим приключилось. Верно это?!
— Клевета! — уверенно заявила я. — Кто напраслину возводит?!
— Так… — немного растерялся староста.
— Догадываюсь я, — придала я голосу суровости. Призвала ветерок и вытолкнула нежданных госте с порога. Они гурьбой на земь повалились, Лишь Олеус успел отскочить.
Его бы ветер и так не зашиб, так как мужчина поспешил рядом со мной встать.
Дверь за моей спиной громко захлопнулась, добавляя звуковых красок представлению.
— Значит, вы во мне усомниться решили?! — с придыханием спросила я. — И такой толпой воевать пришли?
— Что вы, госпожа ведьма, — испуганно заявил Осиник, — мы и не думали воевать.
— Значит просто обругать?
— Нннееет, — заикаясь отрицал староста.
— Тогда чего приперлись на порог, без приглашения?
— Так мы того… просто разобраться хотели, — заявил один из прихвостней Осиника.
— Ну, разбирайтесь, коль пришли… — позволила я и сложила руки на груди.
— Бабка Степановна наша… — заговорил Осиник, — говорит, что беда в… ведьминской силе, так сказать.
— Что еще она говорит? — чуть не смеялась я.
— Да многое…
— А то, что убийца она, говорит?
— Что?! — побледнел Осиник.
— И то, что сама теперь с ведьминской силой по конец жизни повязана, тоже говорит?
— Как же это так?
— Вот вам мое слово, Осиник, — обратилась я официально к старосте Веленок, — беде я помочь пытаюсь. И верю, что раз пробабка моя с ней спряталась, то и я смогу. А коль к концу седмицы этой управлюсь, то это мое имя добром восстановит, а коли не управлюсь, то на суд ваш сама явлюсь.
— Да мы… — смутился староста Веленок, — мы же не в претензии…
Хм… быстро люд мнение меняет. А ведь пришли такие смелые… дай шашки, наголо попрут с ними.
— И вот еще! — не стала я слушать причитания. — Коль справлюсь я, вы на мой порог больше не ходите. Видеть сомневающихся не желаю! А теперь пошли вон из леса.
В след своим словам я отправила поток ветра.
— Погорячилась, ты… вы, госпожа ведьма, — тихо подметил Олеус. — Не со зла они. Просто шок у людей… Бабка там такой крик подняла, что и рассказывать совестно. Слова такие говорила, как только не совестно…
— И что говорила? — усмехнулась я. — Что ведьмы зло принесли, а вы потакаете?
— Не буду я те гадости повторять, — строго ответил мужчина.
Улыбнувшись такой настойчивости, я вернулась в дом. Уже смеркалось, а я еще на поле сходить хотела.
— Голодный? — спросила я, зная что Олеус за мной следует.
— Так… есть немного, но…
— Осип Никифорович, — позвала я домового, — собирай на стол — гостя потчевать будем.
Довольный мужчина уселся за стол. А я скорее скрылась в спальне, в сундуке.
— Каррр… буйствуешь? — неожиданно возвратился Клавдий.
— А ты где летал? — не отвлекаясь от сборов «полезной» сумки.
— Поговорррили? — задал свой вопрос ворон.
— Угу, — буркнула я.
— Прррро поле ррррасказала?
— Я - да, а Верея — нет.
— Что делать собирррраешься?
— Если бы знала… К полю пойду, присмотрюсь снова… Верея же нашла причину гибели поля, значит и я найду.
— Я сорррроку нашел, что в те года тут обитала. Поговоррри с ней, авось поможет…
Эта новость заставила меня вынырнуть из сундука.
— Поговорю с радостью, — улыбнулась я. — Где она?
— На поле встрррретимся. Только…
— Что?
— Не за прррросто так она говорррить согласная.
— А за что? — уточнила я.
— Соррррока, она хоть и старррая, но на все блестящее падкая.
Я рассмеялась. В голос, громко с превеликим наслаждением. Да так, что ворон изумился, а Олеус из другой комнаты прибежал с деревянной ложкой наперевес.
— Буйная… — тихо отметил Осип Никифорович, вылезая из-за косяка.
— Мирослава, — аккуратно подошел ко мне Олеус, — не нужно нервничать. Мы справимся, не сомневайся. Я помогу, чем смогу, да и любой тебе на помощь прийти согласится. Три дня ты себе отмерила, значит справишься!
