Танец над вечностью (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна

— Погоди, — шепнула я ей. — Остановись на секунду. Ты Ева?

Но она меня не слышала, уводя за собой в глубины сочной зелени. Раздвинув ветви благоухающего розового куста, я увидела бесплодную клумбу. На ней танцевала мара, танцевала медленно, словно в дурном сне, поворачиваясь ко мне. У нее не было лица. Зато был ключ. Он торчал в груди кровавым пульсирующим рубином, от скрипа которого волосы встали дыбом.

— Кто тебя… погубил?

На пустом лице появился провал рта. Он открылся, и из него полилась уже знакомая тихая мелодия.

— Рыбальски? Он?

Кукла задрожала. Ее движения сбились, стали дергаными. Музыка захрипела. Ключ бешено пульсировал. Я невольно сделала шаг назад, заворожено следя за агонией света. Изломанные руки протянулись ко мне в немом крике. Я сделала еще один шаг назад и услышала тихий щелчок. Под ногой. Ловушка. Протяжно взвыла сирена, и мара взорвалась, разлетаясь миллиардами алых осколков. Я бросилась на пол, едва успев прикрыть голову руками. Земля содрогалась и корчилась. Взгляд наверх. Змеящиеся трещины. Стеклянная громада оранжереи расцветилась багровым румянцем и лопнула. Ее танцующие осколки летели на меня…

Глава 8. Профессор Тиффано

В густом тумане сна я гнался за ней, но она ускользала от меня, тающим снегом просачивалась сквозь пальцы, изворачивалась змеей, обращалась хитрой лисой… У меня в руках оставался лишь клок рыжей шерсти с ее хвоста, я падал, поднимался и бежал за ней, бестолково крича и бранясь… И тут она неожиданно сама остановилась и повернулась ко мне… Я схватил ее, но не смог удержать, увлекаемый безумным танцем. Она набросилась на меня, впиваясь жадными поцелуями, пленяя манящей хрупкостью горячего тела, соблазняя порочной сладостью блуда… Теперь уже я отбивался от нее и гнал прочь, но она не отпускала. Оплетала, целовала, окружала, обнимала, уносила… Я взлетал к вершинам наслаждения и неизбежно падал, вдребезги разбиваясь о грешную землю… со страшным грохотом…

Я рывком сел на кровати, силясь вырваться из мучительных оков дурного сна. Шум за дверью. Мне не почудилось. Грохот. Что-то разбилось. Тихий скулеж. Унимая предательское сердцебиение, я встал с кровати и вышел в гостиную.

Лука ползал на коленях посреди комнаты в куче того, что осталось от хрустальной вазы. Он плакал и пытался собрать осколки голыми руками, не замечая, что ранится об них.

— Господи, Лука, что случилось? Как ты умудрился ее разбить?

Он загундосил еще громче, теперь еще и размазывая кровавые сопли по лицу. Мне хотелось зажмуриться и потрусить головой в надежде, что этот кошмар тоже исчезнет. Но тридцать три несчастья продолжали сидеть на полу и виновато улыбаться мне сквозь слезы. И тут грохот повторился. Тарабанили в дверь.

— Какого демона?.. Кого принесло в такую рань?

На пороге стояла Нишка. Она влетела в комнату прежде, чем я успел открыть рот и возмутиться.

— Ты чего так долго не открывал? Стучу уже минут пять! Собирайся скорее… — она осеклась, увидев Луку на полу. — Что ты с ним сделал?!?

Словно нарочно, мальчишка всхлипнул еще громче и опять завозился среди разбитых осколков.

— Ничего я с ним не делал… — раздраженно ответил я, подходя к Луке и вздергивая его за шиворот на ноги.

— А почему он такой?.. Весь какой-то потрепанный и измученный? Ты… избил его?!? — ужаснулась Нишка, замечая кровь и порезы на руках.

— Госпожа Чорек, — не выдержал я, спросонья плохо соображая. — Говорите, зачем пришли, и выметайтесь. Обойдусь без ваших…

— Рыбальски ограбили.

— И что? При чем тут вы или я? Лука, хватит рюмсать! Возьми веник с совком и убери то, что разбил!

— Совсем тупой? Рыбальски ограбили! А это значит, можно не ждать разрешения на обыск и того… ну этого… — она многозначительно выгнула густые брови и мотнула головой в сторону двери.

— Понял, — пробормотал я. — Я с вами. Подождите меня в экипаже.

Я оттащил Луку в ванну, смыл с него кровь и обработал порезы, коих было удивительно много, потом наскоро привел в порядок себя. Очень удачно, что Рыбальски ограбили. Хороший повод пообщаться не только с Джеймсом, но и с его женой. Вырвав из слуги обещание никуда не выходить, ничего не трогать и не ломать, а также попросив привратника приглядеть за ним, я поспешил к ждущей меня Нишке.

Под ногами скрипело битое стекло. Я ошеломленно разглядывал то, что осталось от оранжереи. Костяной остов, зияющий содранной стеклянной шкурой, продувался ветрами и медленно покрывался тонким слоем мелкого снежка, который сыпался с хмурого неба. Посреди этого цветочного могильника метался Рыбальски, заламывая руки и подгоняя рабочих. Они откапывали из-под обломков кусты и саженцы, укутывали их мешковиной и спешно утаскивали в дом. Застывшая Шарлотта Рыбальски наблюдала за их усилиями, скрестив руки на плечах, больше похожая на парковую статую, чем на живого человека.

— … Слышь, тут дела дознания! Мне надо все осмотреть!

— Еще чего. Не пущу. Где тут вообще колдовство, титька тараканья?

— Ты вот кого сейчас титькой обозвал, а?!?

— А что, есть кого обзывать?

— Ах ты жучара!.. Да я!..

Перепалку офицера Матия и Нишки оборвал раздраженный капитан Чапка, который пригрозил выставить обоих, если не умолкнут. Осторожно обходя завалы, я направился к Шарлотте.

— С вами все в порядке, фрона Рыбальски? — спросил я со всей возможной учтивостью.

Она молчала, не удостоив меня ответом и даже не показав, что заметила мое присутствие.

— Эта оранжерея… Ваш муж упомянул, что это ваше детище, в которое вы вложили время и душу… Должно быть, горько видеть его гибель…

Она смерила меня ледяным взглядом, и слова застряли в горле.

— Простите мою назойливость, — упрямо продолжил я. — Но ваш муж так сильно вас любит, что, кажется, переживает больше вашего…

Я немного помолчал, разглядывая, как Рыбальски с жаром что-то доказывает невозмутимому капитану Чапке, и кивнул на него.

— Или так было не всегда? Ведь когда-то Джеймс был влюблен в Ежению Даугав? Говорят, они даже собирались пожениться…

Мои слова упали в пустоту. Шарлотта оставалась невозмутимой и продолжала молчать. Но я был не намерен отступать.

— А теперь и ваш сын повторяет его ошибки…

— Что вы себе позволяете? — ее выдержка наконец дала трещину.

— Ничего, — пожал плечами я. — Просто фрон Рыбальски попросил меня посодействовать и образумить Сигизмунда. Я же не просто так спрашиваю, не из праздного любопытства, а исключительно из необходимости. Прежде чем говорить с Сигизмундом, мне надо понять, как его могла заинтересовать обычная танцовщица…

— Тогда вам лучше спросить об этом у него, — отрезала Шарлотта.

— Спрошу. Тайные движения человеческой души не всегда можно распознать, но почти всегда можно оценить, исходя из предыдущего опыта. Ваш сын вполне мог унаследовать порочные склонности отца, поэтому я…

— И что же вы хотите узнать?

— Ежения. Она ведь была первой любовью вашего мужа?

Шарлотта оторвала пристальный взгляд от груды осколков, которую разгребали рабочие, и повернулась ко мне.

— Понятия не имею.

— Она была танцовщицей? Как Алиса? Или как… Ева?

На бледном лице Шарлотты мелькнула улыбка. Бескровные губы лишь на мгновение искривились в ухмылке и тут же вновь застыли в надменной неподвижности.

— Да, она танцевала в Императорском театре. Блистала.

— Она похожа на Алису? Фрон Рыбальски упомянул, что вы ездили к ней…

— Алиса — дурновоспитанная наглая девица. Ничего общего с Еженией. Та хотя бы была из хорошей семьи.

— Еще раз простите мою настойчивость, но вы виделись с Алисой как раз в ту ночь, когда исчезла Ева?

— Да.

— О чем вы говорили?

— Говорила в основном она. Рассказывала, как любит моего сына, как мечтает выйти за него замуж. Выскочка, без роду и племени, без копейки за душой…

— А разве ваш брак с Рыбальски не был тоже в какой-то мере… неравным? Вы вышли за него по большой любви? Или… по расчету?