Испытания госпожи Трейт (СИ) - Снежная Дарья

— Я не так начал. Я рад, что ты пришла.

Я сглотнула и едва удержалась от того, чтобы нервно облизнуть пересохшие губы, потому что на таком расстоянии, в этой позе, это однозначно будет расценено как приглашение…

…хотя зачем я, собственно, пришла-то?

Но не так же сразу!

И вообще я, может, еще передумаю…

— Я могу уйти, если ты занят. Я просто хотела сказать, что получила цветы и…

…и за месяц шикарных свиданий не дам, а вот миллион белых роз однозначно меняет дело!

Кто-нибудь, пожалуйста, выключите этот голос в моей голове!!!

Я так и не смогла закончить фразу, но Тони окончание и не понадобилось.

— Я занят, — ответил он, но вместо того, чтобы отстраниться, взял меня за руку и кожу между большим и указательным пальцем (и список моих эрогенных зон стремительно пополняется!). — Но останься. Если подождешь, пока я закончу, сходим куда-нибудь поужинать.

— Хорошо, — я слегка кивнула. — Я подожду.

Энтони слегка улыбнулся и, наконец, отошел, чтобы вернуться за свой стол. Очень хотелось или обмахнуться, или прижать ледяные ладони к горящим щекам, за те три секунды, что он повернулся ко мне спиной, но я усилием воли не сделала ни того, ни другого. Вместо этого направилась к знакомому дивану и столику, куда по распоряжению Уолтера через несколько минут принесли кофе, вазочку с печеньем и стопку разноплановых журналов.

Сладкое сделало свое дело — я зажевала стресс и подуспокоилась. Не то, чтобы окончательно, но по крайней мере уже не чувствовала, что в любой момент могу хлопнуться в обморок от перегрузки переживаниями.

К тому же и тот факт, что Энтони сейчас был занят своими промышленными делами, а не мной, значительно снижал градус напряжения. Было даже интересно наблюдать за ним вот так вот, со стороны, когда он с головой в своем рабочем процессе.

Он много звонил, дважды вызывал к себе разных подчиненных, и я сбилась со счету сколько раз — секретаря. Изучал какие-то бумаги, что-то подписывал, что-то черкал и исправлял, отправлял на перепечатывание.

Иногда мне казалось, что он вообще забыл про мое присутствие, но стоило мне об этом подумать, как мгновениями позже я встречалась взглядом с серыми глазами, и щекам снова становилось жарко.

В какой-то момент мне надоело сидеть, и я встала. Прошлась вдоль стены с картиной модного художника (понятия не имею какого, но немодный тут вряд ли висел бы!), подошла к огромному окну, за которым уже давно горела ночными огнями столица. Постояла так немного, разглядывая людей, мобили и то, что происходит в желтых прямоугольниках светящихся окон. А потом повернулась.

Тони все так же сидел за столом.

И коротко стриженный затылок, уже единожды не дававший мне покоя, снова маячил в беззащитной близости.

Вот только сегодня не было совершенно никакой необходимости усмирять подобные порывы.

И я провела по нему рукой, как хотелось: против роста волос и зарыться пальцами в более длинные пряди на макушке.

Энтони шумно выдохнул.

Моим первым порывом было отдернуть руку, даже пальцы дрогнули, но я этот порыв сдержала. Вместо этого взъерошила прическу (возможно, беспощадно руша идеальный образ успешного промышленника, ну и ладно!), а потом скользнула ладонью обратно вниз по затылку, коснулась пальцами загорелой полоски кожи над голубым воротником рубашки.

Энтони, замерший в каменной неподвижности на несколько этих мгновений, откинулся на спинку рабочего кресла — и мои ногти мазнули по его шее. Поднял голову и посмотрел на меня. Серые глаза сейчас были темными. Я смотрела в них, и в душе просыпалось что-то незнакомое — шальное, пьянящее, дерзкое.

— Оливия, — голос Уолтера звучал на полтона ниже и в два раза выразительнее, однако вопрос прозвучал строгий, в стиле настоящего важного человека: — Что ты делаешь?

— Я? — переспросила я и, окончательно ошалев, присела на стол, со скучающим видом перебрала пару бумаг и отодвинула их в сторону. — Тебя отвлекаю! А на что еще это похоже?

— На мое больное воображение, — пробормотал Тони.

С трудом сдержав неуместное для выбранной линии поведения хихиканье, я состроила ответную строгую физиономию и снисходительно сообщила ему сверху вниз:

— Скудное у тебя какое-то воображение, — и, подумав добавила: — Энтони! Слабень…

Договорить я не успела, успела только тоненько взвизгнуть от неожиданности — меня сдернули со стола.

Больше никаких внятных (да и невнятных, если быть честной) звуков издать не удалось: мужские губы накрыли мои с такой изголодавшейся жадностью, что под этим напором я сначала закаменела, совсем как Тони — на мою ласку, а потом…

А потом запрокинула голову, прогнулась в талии и обвила руками шею, снова зарываясь пальцами в густые гладкие волосы.

Без внутренних предохранителей все ощущения сделались в несколько раз острее.

И пусть я все так же терялась, и не знала, что мне делать, и куда деть руки, и как правильно ответить, и вообще…

Все это как-то перестало иметь значения.

То, что имело значение — это голодные, напористые поцелуи вперемешку с легкими и манящими, мужские руки, гладящие мою шею, рушащие прическу, а потом — с силой сдавливающие мою талию, впечатывающие меня в чужое, твердое тело. И от этого всего кружится голова, и внутри все горит, и снова появляется это зовущее, тянущее чувство.

И правильность решения наконец становится очевидной.

Мне ведь хорошо с ним. Правда, хорошо. И пусть это хорошо будет. Даже если ненадолго.

А потому, когда Уолтер вдруг остановился, отстранился и попытался снять мои руки со своих плеч, я испытала только разочарование. И вместо того, чтобы застыдиться своей распущенности, сама потянулась к нему — никуда не убежит твоя работа, а мне надо! Сейчас!

— Лив, не надо, — Тони уклонился и чуть сильнее сжал мои запястья. — Иначе…

— Иначе что? — с вызовом поинтересовалась я.

— Иначе мы не дойдем до ресторана.

— А я не голодна, — нахально заявила я, глядя ему прямо в глаза.

Тони не выдержал обмен взглядами первым: прикрыл глаза, вдохнул, выдохнул…

А потом поставил меня на пол и расправил одежду. Придирчиво изучил, отклонившись на спинку кресла, и остался удовлетворен увиденным. А потом, поднялся и, не сказав ни слова, стремительно вышел из кабинета.

Я осталась стоять — растерянная и, кажется, отвергнутая.

Однако едва успевшая подняться паника — я пошла на все это только для того, чтобы он от меня удрал?! — захлебнулась, когда из приемной раздался уверенный голос Энтони:

— Вы на сегодня свободны, до завтра мне ваши услуги не понадобятся. На выходе не забудьте только занести подписанные договоры господину Доулу.

Уолтер вернулся в кабинет, подошел ко мне и, развеивая остатки сомнений, снова поцеловал, на этот раз — крайне многообещающе, а потом ухватил за руку и потянул прочь.

— Идем.

И я пошла.

— Господин Уолтер, вам подать машину? — спохватилась секретарь, не успевшая еще покинуть свою приемную. На меня и мою руку, лежащую в уолтеровской ладони, она не смотрела, но я все равно ощущала ее любопытное внимание всеми фибрами женской души.

— Нет, не нужно, — отмахнулся Энтони, утягивая меня в коридор.

Я бросила на его спину удивленный взгляд — куда мы потащимся пешком на ночь глядя?

Но решила не озвучивать этот вопрос, чтобы подзуживающее любопытство заглушало вернувшийся нервный страх.

Мы спустились вниз, получили еще с десяток «до свидания, господин Уолтер» и «доброй ночи, господин Уолтер» от встречных добросовестных работников (а кто еще будет оставаться на работе после окончания рабочего времени?), распрощались с охраной, вышли на улицу…

…перешли ее и вошли в дом напротив.

Консьерж, лифтер, восьмой этаж…

Я смотрела на все происходящее круглыми глазами. Уолтер загадочно молчал, бросая на меня слегка насмешливые и предвкушающие взгляды.

Звякнули ключи, распахнулась дверь, и Энтони сделал приглашающий жест в темноту.

Я шагнула внутрь, особенно ярко ощущая, как бешено колотится сердце.