Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Вы впервые в столице? — спрашивает вдруг низкий голос Эгеона. Я не сразу понимаю, заметив повисшую тишину, что он ждет ответа от меня. — Да, — отвечаю я осторожно. Я не собираюсь раскрывать слишком много о своем происхождении, о своей силе; ничего такого, что заставило бы его думать, что он может меня недооценить или что я, возможно, обучена не так хорошо, как полагается Дочери Мари, рожденной в ковене.

— Нечасто здесь встретишь таких, как вы. Больше нет. — Вы не встречали ни одной, как она, ваше величество, — возражает Ева нежным голосом Лиры. — Уверяю вас.

Эгеон улыбается с любопытством, но не спорит. — Я знал королеву-мать Илуна, когда она еще правила остальными ковенами, — рассказывает он. Говорит мне. Только мне. — Это было давно. Я был еще ребенком, но хорошо её помню. Кажется, у неё был сын. У него были потомки? Кто сейчас правит ковеном Илуна?

Моя бабушка. Он говорит о ней. Об Ингрид. Той самой бабушке, которая не пожелала меня знать.

— Мне это неизвестно, — отвечаю я. На самом деле я знаю. Амарис, моя двоюродная бабушка, рассказала мне. Сказала, что другой клан, другая семья захватила власть после резни в лесу Нирия. Полагаю, мне скоро придется познакомиться с ними, если все Дочери Мари должны помочь нам в последней битве.

— Неизвестно? — переспрашивает он. Я холодно улыбаюсь, но он не сдается. Продолжает смотреть на меня.

— Довольно пустых разговоров, — молит Нирида. — Каким бы ни было ваше решение относительно будущей войны со Львами, ваших соседей атакуют прямо сейчас.

— Это не мое решение, — парирует он и бросает взгляд на Лиру. — А её. Вы знаете мои условия: ведьма сражается с нами, и я становлюсь королем-консортом.

Горящие жаровни создают резкий контраст с порывами ветра, время от времени хлещущими по смотровой площадке. Эгеон одет в черное, как и вчера, но сегодня на его широких плечах лежит элегантный белый плащ.

— Это два независимых решения, ваше величество, — настаивает Нирида, прежде чем Ева успевает что-то сказать. — Сулеги нуждается в вашей помощи.

— А почему не помогает Эрея? — возражает он.

— Потому что все наши ресурсы брошены на защиту границы и восстановление того, что Львы разрушили в войну. У нас нет флота, который можно было бы отправить, не оставив без защиты нашу территорию, чего и добиваются Львы, — отвечаю я.

Я снова привлекаю внимание Эгеона, который, должно быть, гадает, почему я вмешиваюсь в дела, находящиеся в ведении командора или королевы, а Нирида испепеляет меня взглядом.

— А у вас нет больше таких, как вы? — спрашивает он. — Вы уничтожили двух моих урсуге. Не могу представить, на что вы способны против нескольких кораблей.

Вопрос, в котором скрыт другой вопрос. Ловушка. Я мягко улыбаюсь ему. Мы не скажем ему, есть ли еще соргинак, подобные мне, располагаем ли мы такой силой.

— Вы позволите своим союзникам погибнуть? — спрашивает тогда Кириан мрачным тоном.

Эгеон внимательно изучает его. Кроме любопытства, сверкающего в этом проницательном взгляде, он не выдает никакой другой эмоции, никакого беспокойства. Я могла бы пригрозить ему уничтожением кораблей, виднеющихся отсюда, могла бы сказать, что сброшу его тело со скал под дворцом… и у меня такое чувство, что он остался бы столь же непреклонным.

— Я еще не знаю, кто они, — отвечает он. — Союзники они или нет — решать королеве Лире.

— Такова сделка? — вмешивается она. У Евы тот самый взгляд, который нас всех учили изображать, но который у неё получался так хорошо: усталость, скрытая угроза, вызов. — Вы хотите стать королем-регентом в обмен на вашу армию?

— В обмен на мою помощь в этой битве против Львов, а также в последней войне.

— Если вы станете регентом, армия будет моей, — высокомерно заявляет Ева. Мне не нравится её выбор слов, её порывистый тон. — Я получу полный контроль над всем вашим королевством; у вас же не останется ничего, кроме красивой короны.

— У меня будет власть — власть, которую я передам своим детям. — Власть, которая, пока я жива, будет в моих руках, — отвечает Ева. — Регент не будет делать ничего. — Кроме как направлять свои войска туда, куда прикажет моя королева, — парирует он с обворожительной улыбкой.

Не может быть. Он не может предлагать что-то настолько лакомое. Это похоже на конфету; отравленную конфету.

— Чего вы хотите на самом деле, Эгеон? — рявкает она. — Мне сказали, корона красивая. — Хватит, — обрывает она его шипением и яростно вскакивает на ноги. — Этот абсурдный разговор — оскорбление, и он окончен.

Нирида, быстро подыгрывая блефу Евы, встает; я делаю то же самое. Кириан тоже. Эгеон поднимает руку, унизанную кольцами. Просит её сесть.

— Буду откровенен, раз вы этого просите. Я хочу быть Королем Королей. Хочу престижа, который дает этот титул, и страха, который он внушает. Я хочу вашу армию, большую и мощную, которая будет подчиняться моим приказам и преследовать мои мечты по ту сторону моря. — Он откидывается назад и указывает рукой на горизонт, на черту между небом и глубокой синевой океана. — Я хочу изучать неизведанное.

Ева садится. — Никто не знает, что находится за Синей линией штормов, — осторожно отвечает она. — Никто не знает, есть ли там вообще что-то.

— Моя семья десятилетиями пытается пересечь её, — говорит он. — Безуспешно, как вы можете догадаться. Но мы покорили моря до Линии и нашли кое-что: странные навигационные карты, книги для чтения по звездам, то, что кажется знамениями и пророчествами на неизвестном языке… На той стороне что-то есть, — подчеркивает он, и его глаза, прежде лишенные эмоций, наполняются ими — чем-то горящим и страстным. — Земля звездной магии.

Ева склоняет голову набок. — Что это за магия? — Я не знаю, — отвечает Эгеон, и кажется, он достаточно увлечен, чтобы этот разговор был искренним. — Хочу выяснить.

— Вам нужна армия, чтобы… пересечь Линию? — Да, — отвечает он. — И что вы сделаете потом? — После пересечения Линии? Познаю, — отвечает он просто. — Увижу. Открою… — Не завоюете?

— Не завоюю, — отвечает он без колебаний. — Территория Илуна остается нерушимой сотни лет. Моя семья была единственной, кто не ввязывался в борьбу за владение землями. Вы, ваше величество, полагаю, не можете сказать того же о границах Эреи.

Нет. Не может. Я не настолько хорошо знаю историю Илуна, чтобы судить, говорит ли он правду, но Эрея и впрямь не всегда поддерживала мирные отношения с соседями.

— После войны Земле Волков понадобится армия на суше, — возражает Ева. — И вы это знаете. Она будет нужна годами; может, целому поколению.

— Я не хочу всю армию Земли Волков. Я хочу её часть, состоящую из воинов — Волков или Львов, мне всё равно; добровольцев, готовых следовать за Королем Королей, верных флагу моего корабля. Я хочу ведьм, соргинак… Хочу Дочерей Мари, готовых помочь мне пересечь эту Линию. И всех, кто обладает силой.

Он бросает на меня взгляд, но не решается задержать его на мне. Он смотрит на нас всех по очереди, словно бросает вызов, словно удостоверяется, что мы понимаем: он говорит правду.

Это безумие. Его слова — безумие, и всё же… в этом есть смысл. Молчание, в которое погрузилась Ева, доказывает, что она тоже это обдумывает. Этот человек говорит правду: он жаждет большего. Хочет увидеть, что там, за горизонтом. А для этого ему нужна власть, нужно единство… сплоченность, которую дарует корона.

— Ладно.

Хотя я вижу, как губы Евы произносят эти слоги, мне требуется время, чтобы осознать, что она говорит на самом деле.

— Ладно? — переспрашивает Эгеон, возможно, сбитый с толку неформальным тоном. А может, он слишком взволнован, чтобы сразу понять, что добился своего.

— Вы получите мою корону и мой титул, если я получу вашу армию.

Эгеон улыбается.

— Лира, — предостерегаю я, когда понимаю, что она только что сделала.

Ева избегает моего взгляда. Она протягивает руку Эгеону. Я встаю.

— Подумайте, что вы делаете, ваше величество, — шиплю я.