Дело о жнеце (ЛП) - Сэйнткроу Лилит

Он прощал ее? Могла она спросить? Это был Микал, так откуда этот… страх? Прима не должна бояться своего Щита. Или ждать его прощения.

Так почему ее ладони были мокрыми, а сердце так колотилось?

Она взяла себя в руки. Подобрала слова и произнесла их четко:

— Однажды, Микал, я спрошу, что ты сделал, когда я страдала от чумы. И я прошу, почему Клэр знал об этом, а я — нет.

Он смотрел на ее платья.

— В тот день я отвечу, Прима.

Это не радовало.

— Ты расстроен? Недавними событиями?

Он повернулся к ней. Улыбка стала шире, стала искренней. Он подошел к ней тихими шагами Щита, его пальцы были теплыми на ее щеках.

Его губы тоже были теплыми, и она не поняла, что отходила с ним, пока ее юбки не задели столик, а плечи не ощутили стену. Ее пальцы запутались в его волосах, ее тело сдавило нечто, лишившее ее дыхания.

Он держал ее, губы и язык плясали от плотского желания, и когда она отодвинулась, чтобы вдохнуть, он поцеловал ее щеку, челюсть, за ухом, где кожа была такой уязвимой.

— Сердце — это сердце, — выдохнул он у шрама на ее горле. — Камень — это камень.

«Что это значит?» — она прогнала вопрос, гладя его темные волосы. Он дрожал, или это была ее дрожь?

— Ты — мой Щит, — прошептала она и убрала руки. Она прижалась головой к его плечу, позволила воле, что держала ее, отступить на пару мгновений.

Он держал ее, его подбородок лег на ее спутанные кудри. Его ответ был едва слышен.

— Вы — мое сердце.

Но приятное не длилось долго. Вскоре она спустилась в солнечную комнату, волосы были заплетены, серебряные кольца блестели на пальцах, кулон и серьги были приятным грузом, золотая брошь с зеленым янтарем была приколота на груди.

Финч кашлянул.

Эмма оторвала взгляд от морозника, что неплохо рос под куполом магии.

— Ах, Финч. Мистер Клэр проснулся?

— Да, мэм. Он в комнате рисования, — Финч моргнул, как ящерица. Он был мрачен, но не больше обычного. — Кое с кем. С двумя.

— Ах, — она смотрела на растение еще пару мгновение. — Прости, что приходится терпеть присутствие инспектора.

— Ничего, мэм, — он звучал потрясенно? — Я… уверен в вашей защите, спасибо.

«Хоть кто-то», — она с трудом подавила улыбку.

— Хорошо. А второй человек — вдова?

— Да, мэм. Ждет вас.

«И это ее бесит».

— Как вежливо. Я пообедаю в кабинете, Финч, и потом мы обсудим дела дома с мадам Нойон.

— Да, мэм, — он уходил бодро, она позволила себе еще немного посмотреть на широкие листья и сочные стебли морозника, а потом пошла в комнату рисования.

Микал был у двери, открыл ее по кивку.

Клэр у камина изучал зеркало с тревогой. Инспектор Аберлейн с перевязанной лодыжкой опирался на трость, но не сел в присутствии женщины в вуали на синем бархатном диване.

Микал закрыл дверь, и Эмма посмотрела на них, сцепив ладони, как леди. Она не повернулась к женщине, а посмотрела на Аберлейна, вскинув бровь.

— Доброе утро, инспектор. Вам лучше?

Он нахмурился.

— Пожары. Ущерб имуществу, жертвы. Варинг клянется оторвать мне голову, публика просит моей отставки.

— Как неудобно.

«Я не против, учитывая ваши методы», — но он помог Клэру.

— Хотите сохранить место? Уверена, тут вам помогут найти место лучше.

— Я уйду в отпуск, пока шум не утихнет, — он повернулся к женщине с вуалью. — С вашего позволения, Ваше величество, я уйду по делам.

— Мы благодарны за ваши услуги в тяжелые времена, — вдова Виндзора протянула пухлую ладонь с кольцами, и он склонился над ней. — У вас наша благодарность и благословение.

«Это очень поможет», — Эмма прикусила язык.

Аберлейн прошел мимо нее, хромая, и замер у двери.

— Передайте привет мистеру Финчу, мисс Бэннон. Хорошего дня.

«Я ничего не передам, сэр».

— Хорошего дня, инспектор. Приятных снов.

Он подавил ругательство, но с трудом, и она ждала, пока не услышала, как за ним закрылась входная дверь, а потом переключила внимание.

Тишина быстро стала неловкой. Клэр не замечал, пока Виктрис, вздохнув, не отодвинула вуаль и не посмотрела на волшебницу.

Ее глаза были темными и человеческими, созвездия Британнии были тусклыми и далекими, как не было годами.

— Волшебница.

— Ваше величество.

— Говорят, все… закончено.

«Для меня — да».

— Похоже на то.

Ее ответ не удовлетворил. Шея вдовы покраснела в черном платье, воротник прижимался к ее щекам. Румянец угас. Точки света вспыхнули в ее глазах. Эмма смотрела с интересом.

Виктрис заговорила снова:

— Мы ослабели. Это точно тебя радует.

— Нет.

«Но я желаю вам радости».

— Волшебник, ответственный за недавние… проблемы… пострадал ужасной судьбой, Ваше величество. Может, это вас успокоит.

Королева поднялась. Клэр отошел от камина, словно для помощи, но она прошла к Эмме. Их юбки почти соприкасались, и волшебница подавила улыбку.

Так не пойдет.

— Мы не успокоены, ведьма, — холодный вес был в словах, но в словах Виктрис было только эхо тяжелого голоса Британнии. — Мы подозреваем…

«Вы ничему не научились, моя королева?» — Эмма не моргала.

Две женщины смотрели друг на друга, их разделяла стена дрожащего воздуха. И, конечно, гордость.

Плечи Виктрис опустились. Ее ладонь дрогнула, словно она хотела протянуть руку.

«Что бы я тогда сделала? Я ей не служу».

Она вспомнила груз, искушение стать большим, чем человек, поднялось в ней темной волной.

Эмма Бэннон с облегчением обнаружила, что ее решение осталось прежним, и она не сожалела.

— Вы — королева, — она опустила взгляд. Она смотрела на сумочку Виктрис — зачем это королеве? Она не ходила на рынок. Может, это было связано с супругом.

Какие мечты она оставила, когда правящий дух захватил Виктрис? Она проклинала и любила это бремя, как Прима проклинала и любила груз Воли, что не давал ей отдохнуть или подчиниться?

— Да, — но Виктрис звучала утомленно. — Мы больше тебя не побеспокоим, волшебница.

«Это должно ужалить или утешить меня?» — Эмма только кивнула, Ее величество прошла мимо, ее вуаль шуршала, она опустила ее. Дверь открылась, Эмма повернула голову и посмотрела на вдову в бархате.

— Ваше величество?

Она замерла и слушала.

— Я тоже вас не побеспокою.

Ответа не было.

Глава сорок девятая

Ты заставил ее горевать

«Интересно», — Клэр кашлянул.

— Эмма, — она подняла голову, и Клэр отметил ее покрасневшие глаза, влажный след на щеке.

Входная дверь открылась и закрылась, он остался один с волшебницей.

— Арчибальд, — высокий воротник ее платья не скрывал шрам на шее. Что она пережила в руках того безумного Главного?

— Как… — как ты себя чувствуешь? Глупость вопроса разожгла в нем яростный жар. Он краснел? Нелогично. — Ты выглядишь… неплохо.

— Спасибо, — бесцветный вопрос. Она разглядывала его, вскинув голову, ее ладони сжались — и он не упустил напряжения в пальцах. Ей было больно так сжимать их. — Ты тоже.

— Ах, спасибо, — он глубоко вдохнул. — Я… Эмма, я должен спросить. К-камень. Ты… можешь забрать его у меня? Он… нелогичен. Он… вызывает Чувство.

— Как интересно, — она разглядывала его, темные глаза медленно двигались, серьги подрагивали. — Обычно такого эффекта нет. И я не заберу его, Клэр, — она замерла, ее щеки тоже пылали. — Даже если ты… будешь ненавидеть меня.

Чего ей стоили эти слова? Ненавидеть? Он был ментатом. Он не…

Но все же что она с ним сделала, что вызывало бури Чувств?

Это делала она сама?

Или эти бури были… его?

— Эмма, — хрипло. Что-то мешало в горле. — Я не… я не могу тебя ненавидеть.

Она кивнула.

— Спасибо, — что было с ее лицом? Он посмеет назвать это выражение?

— Но я… ухожу. Я должен научиться… справляться со своей реакцией на это… — не так должен был идти разговор. Он ожидал слезы? Крики? От нее? От себя? — На этот… дар. Твой. Это очень хороший… подарок.