Взгляд выстрелил мне навстречу.
Поежилась.
Больше врать нельзя. Нельзя.
— Да.
Язвительная ухмылка.
— Тогда, выходит, у нас есть еще один кандидат на казнь. Верно? — и закружился на месте, скользя взглядом по зрителям. Поддержка? Да нет уж. Он смаковал своим ядом, который ронял сейчас в душу "подсудимых". — И пусть эта дева не была еще одной из нас, но отлично знала уже, кто мы и что вмешаться в дела Высших не есть хорошо. Правильно, милая? — и снова взгляд в мою сторону.
Молчала.
— Что же, немота — это не отрицание. А значит, я полагаю, что ты согласна.
— Я вмешивалась не в ваш судебный процесс. Я вмешивалась не в ваше наказание. Я вмешивалась в то, что живое существо было погребено заживо. Кому, как не Вам, известно, что откапывала я тогда не своего мужа или просто возлюбленного. И даже не друга. Я откапывала своего ВРАГА. СВОЕГО УБИЙЦУ!
Вдруг Виттория нервно вздрогнула. Открыла веки и уставилась на меня.
— Если бы не ваш своевременный визит, лежать бы мне под землей, в той яме. Лежать МНЕ, закопанной ЗАЖИВО. Ведь именно в это я тогда верила, не зная сути аферы. Ведь именно своего палача я откапывала, спасая от страшной участи, а не вампира, приговоренного к лишению свободы на пятнадцать лет.
Франческо нервно фыркнул и скривился от призрения.
— УНИЧТОЖИТЬ ВСЕХ! Poena capitis! — гневно зарычал вампир и приказывающее взмахнул рукой.
Как по команде из толпы вырвалось несколько вампиров в красных атласных мантиях.
— НЕТ!!! — не успели и приблизиться палачи к своим жертвам, как вдруг молниеносно сорвалась с дивана Виттория и бросилась им навстречу.
Взлетев на несколько ярдов над землей, дьяволица прыгнула на изумленную толпу "исполнителей".
Подобно коршуну, она сорвалась с неба вниз. Резкий, жестокий удар ногами об пол при приземлении. Испуганно зарычала плитка, трескаясь от неведомой силы. Разрезанный воздух волнами набросился на врагов, с легкостью разбросав их в стороны.
Жалобно поползли по полу, пытаясь скрыться в толпе.
Виттория стояла посреди зала, жадно выпучив глаза на испуганных зрителей. Нервно дышала. Притаилась.
Казалось, малейшее резкое движение — и она разорвет беднягу на клочки.
— Тише, моя девочка, тише, — неожиданно отозвался старик в кресле. — Все будет по-твоему. Только растолкуй дуракам, что хочет моя Искья.
— Асканио, Франко сам их упустил! Франко — глупец! — завопила, засычала дьяволица, жадно выплевывая слова. — Да еще, ко всему, девушку оставил в живых! Свидетели? А как же тайна Ордена? Он поступил, как глупый юнец, а не как каратель Темной гвардии. Поверенный? Да он и взгляда моего больше не удостоится, а не то, что ВЕРЫ. Личные амбиции и желания выше нашего Закона? POENA CAPITIS!
Неожиданно Франческо упал на пол, жалобно корчась от боли. Еще мгновение — и вдруг рассыпался в прах.
Гневный взгляд в сторону старика.
Замерла. Затаила дыхание.
— А подсудимые? Чего хочет для них моя Искья?
— Я не вижу в них ничего унизительного. Они пытались жить во имя любви, а не мести и амбиций. Да, преступили закон. Да, оступились. Но они мне не служат. Да и боли Искье не чинили, как глупый Франческо…. Только Nature может решить их судьбу. Да и потом, уж, кому, как не мне, пролежавшей больше ста лет под землей, знать цену такой каре, как "vivi sepultura". Один срок забвения — это всего лишь капля истинного ГНЕВА. Но безумия им хватит сполна, сполна для того, чтобы больше никогда не переступать наш закон. Закон Вампиров. Не гневить Искью и саму Nature.
Глава Двадцать Пятая
* * *
Ни вдоха. Ни выдоха.
Ни движения, ни робкого взгляда в сторону.
Я лежала на земле, жадно выпучив глаза к Небу и мысленно, молчаливо прощалась с этим миром.
Прощалась с моим Кайлом.
Прощалась с жизнью.
* * *
Неожиданно солнце исчезло.
Кто-то наклонился надо мной, закрывая собой от меня моего вечного друга… Вечного? Теперь мне следующие пятнадцать лет тьма и тишина будут за друзей, а не ласковое солнце…
Искорки в глазах рассеялись, картинка собралась воедино.
Виттория?
Вампирша присела на корточки рядом со мной.
Милая улыбка.
— Я так тебе завидую…, - вдруг ее голос дрогнул. Искренний, нежный, надломленный… — Искренне завидую… У тебя есть тот, кто тебя любит. И кого любишь ты… Береги его. Умоляю… Я верю, что это испытание не разлучит вас. Что вы выдержите предписанные муки. Но уж лучше "vivi sepultura", чем смерть. Правда? — ласково улыбнулась, в глазах искрилась печаль, — И не делай больше ошибок. Береги себя и его. Цепляйся за хорошее, гони гадкое… Пусть сжалится над тобой Сedrus, уступит Nature, да отпустят раньше. Пусть следующие пятнадцать лет тебе будут за один день, — и на этих словах Виттория закрыла мне глаза, опустив веки.
Вот он, вечный мрак…
Да здравствует Пустота.
— Прости, — послышалось тихий шепот.
Отдаляющиеся шаги.
И тишина…
* * *
Я чувствовала, как грудки скатывались мне по телу, как земля рассыпалась, разбегалась меленькими комочками мне по коже. Как ставало все тяжелее и тяжелее…
Как моя могила заполнялась Пустотой…
* * *
Не долго доставала тяжесть земли, не долго мучили звуки, не долго раздражала пустота…
Свыклась…
Притерлось…
Стало привычным…
Пустота… Я гнала ее от себя с каждым разом все рьяней и рьяней, все злобней и злобней, все яростней и яростней.
Я пыталась следовать совету Виттории, я пыталась гнать гадкое, плохое, и жить лишь воспоминаниями о хорошем…
Мама, Браян, Бетти…
КАЙЛ. КАЙЛ. КАЙЛ.
Наша прогулка в лесу. Наш вечер в "Рамаде". Наша ночь под Уайтхорсом…
Но силы иссякали.
Терялась вера. Гасла надежда…
Гадкие воспоминания вырвались в голову, с сотый раз разрывая душу.
Разрывая… Теребя…
Хоть как-то оживляя ее.
Притерлась радость? Нет, просто, чем больше я вспоминала те редкие моменты моего счастья, тем больше лжи и фантазии стало врываться в мою память.
Я теряла связь с реальным прошлым…
Это бесило, гневило, убивало…
Сны… Все чаще и чаще они стали заменять мне мое бодрствование. Все чаще я отдавалась на милость забытья, чем рассуждениям и воспоминаниям.
Летели дни. Летели года.
Я не считала, не вела свой "больной" календарь. А зачем?
Это только больше сведет с ума…
Да и с каждым разом, с каждым моим бодрствованием все больше и больше я теряла надежду, что когда-нибудь выберусь из этой чертовой ямы.
