К нам осень не придёт (СИ) - Шелкова Ксения

Дверь за спиной отворилась; Анна едва не вскрикнула от неожиданности.

— Ну, что тебе? — бросила она Любе. — Я же сказала, чтобы никого, кроме доктора Рихтера…

— Да то-то и оно, барышня, что как раз доктор и изволили пожаловать. А с ним ещё какой-то господин — очень о вашем здоровье беспокоился да сказал, мол, вещицу какую-то на балу позабыли. Изволите принять?

— Какой господин? — удивилась Анна, не отрываясь от картины.

— Важный господин, доктор его князем называл, а имя, барышня, хоть убей, не припомню — длинное, сложное.

Ноги у Анны едва не подкосились.

— Проводи их в гостиную, скажи Марфе подать кофею — а сама поскорее возвращайся и помоги мне одеться.

* * *

Облачившись с помощью Любы в скромное домашнее платье и аккуратно заколов косы на затылке, Анна уже направилась было к лестнице, но тут же остановилась. Ведь этот визит — хороший способ убедить князя Полоцкого, что её вчерашние странные слова про детей — всего лишь следствие болезни. Надо дать ему своими глазами увидеть её в роли нормальной, заботливой матери и хозяйки.

Анна зашла в детскую — там находилась близнецы вместе со своей иностранной няней Эрной. Хорошо, что им пока не пора было укладываться на дневной сон. Анна взяла на руки крошечную племянницу Лилечку — с девочкой у неё как-то сразу установились близкие и доверительные отношения, та весьма охотно общалась с ней. А вот второй малыш, Александр, Анну отчего-то не жаловал; впрочем, Елена обожала мальчика и почти всегда занималась им сама.

Анна объявила Эрне, что, так как дождь не позволит сегодня вынести детей в палисадник или пойти гулять на улицу, то можно поиграть с ними в гостиной. Она велела няне взять маленького Александра и следовать за ней; полнотелая, добродушная немка если и удивилась, то виду не подала — мало ли какие у этих русских причуды!

* * *

Доктор Рихтер вскочил навстречу Анне с детьми, следом за ним встал и князь Полоцкий. Сейчас, при дневном свете, хотя и не особенно ярком, лицо Вацлава Брониславовича показалось ей ещё более бледным и худым, с угольно-чёрными, точно прочерченными тушью, полосками бровей и странно светлыми глазами. «А что, если его нарисовать? — отстранённо подумала Анна. — Такой живописный облик! Тёмные кудри до плеч, тонкий нос с горбинкой, а ярко-голубые глаза можно сделать светящимися, как тогда ночью…»

Она спохватилась, когда поняла, что доктор что-то спрашивал— в то время, как она стояла, точно монумент, и мечтала, как нарисует князя Полоцкого.

— Простите, Густав Иоганович?

— Я сказал, вы выглядите сегодня гораздо лучше, Аннушка, дорогая моя, — пробасил доктор. — Рад видеть, что вы уже на ногах. Лихорадки с утра не было?

— Кажется, нет… То есть, я уверена, уже нет, — с запинкой ответила Анна. — Благодарю, что навестили…

— Анет, а где же дети?.. — в гостиную влетела Елена, за появилась ней Катерина Фёдоровна. — О, прошу прощения, не знала, что у тебя гости. Рада вас видеть, доктор!

— Как поживаете, Еленушка, милая? — проговорил доктор Рихтер, попутно улыбаясь Катерине Фёдоровне, однако обе дамы с куда большим вниманием разглядывали князя Полоцкого, который при их появлении встал и изящно поклонился.

— Позвольте представить вам князя Полоцкого, — произнесла Анна, переводя взгляд с мачехи и Элен на князя. — Вы были так добры, Вацлав Брониславович, что решились нас проведать! Наша маменька Катерина Фёдоровна и моя сестрица Елена Алексеевна…

Князь вновь поклонился.

— Я ещё должен извиниться за мою дерзость, я ведь прибыл без приглашения: встретив доктора у друзей, упросил его взять меня к вам. Было бы слишком неловко являться в одиночку, — спокойно заговорил он. — Дело в том, Анна Алексеевна, что вчера, когда вам на балу сделалось нехорошо, вы обронили вот это, — он держал в руках тёмно-синий веер, разрисованный прихотливыми узорами. — Я решил, что вам жаль было бы его потерять.

— Аннушка прекрасная художница, она сама украшает многие свои вещи, — пояснил доктор. — Верно, это ваша собственная работа?

— Да, — это всё, что она смогла из себя выдавить.

Не очень-то любезный ответ для хозяйки, чей долг занимать гостей интересной беседой! Однако присутствие князя Полоцкого в скучной, постылой обстановке их дома делало всё происходящее каким-то нереальным. Анна смотрела на него почти не отрываясь, и никак не могла сосредоточиться.

Повисла неловкая пауза, которую поспешила заполнить Катерина Фёдоровна.

— Анет, ну что же ты? Сейчас подадут чаю, — обратилась она к гостям. — А если вы ещё не завтракали…

— Благодарствую, Катерина Фёдоровна, но мы как раз с завтрака-то и едем! — со смехом воскликнул доктор. — Сидели, представьте себе, у Завадских; там хозяйка с дочерьми в таком волнении обсуждали приезд Марии Антоновны Нарышкиной с дочерью — говорят, ту замуж выдают, причём сам император…

Анна перестала слушать совершенно не нужные ей светские сплетни. Держа ребёнка на руках, она уселась в кресло и принялась забавляться с малышкой, искоса наблюдая за князем Полоцким, который не обращал на неё внимания и, казалось, с живейшим интересом принимал участие в беседе.

«Неужели это всё ему не скучно? Кто бы мог подумать! Или он просто представляется?» — мелькало в голове у Анны.

— …И, как я слышал, Софья Дмитриевна Нарышкина очень долго была нездорова, — продолжал рассказывать доктор Рихтер. — Но теперь она чувствует себя совсем хорошо… Ох, да что же это я! Болтаю, точно заехал на чай, и даже не выслушал вас, Анна Алексеевна!

Доктор ловко взял у неё малышку и пересадил на колени Катерины Фёдоровны, сам же принялся измерять у Анны пульс.

— Ну вот, сегодня вам гораздо лучше, хотя я бы рекомендовал денёк провести в постели! Ну, да я понимаю: заботы о детях, хозяйство — всё это требует внимания.

— Да, дети отнимают много сил, но вот сестрица помогает мне во всём, — непринуждённо сказала Анна и кивнула Елене, которая ответила кислой улыбкой. — Не знаю, что бы я без неё делала!

Доктор начал восхищаться детьми и расспрашивать об их здоровье; Анна честно постаралась собраться с мыслями, чтобы не ответить невпопад. Князь Полоцкий вновь внимательно прислушивался, сохраняя на лица заинтересованное выражение. Зачем же он всё-таки нанёс им визит, неужто только из вежливости?

Или… Или ему что-то нужно от неё, Анны? Ибо его поведение в корне отличалась от манер её обычных кавалеров; как вести себя в этом случае, она по-прежнему не понимала. Вацлав Брониславович вдруг пошевелился и встал; разговор моментально иссяк, и у Анны упало сердце. «Вот и всё: он понял, что я обычная, ничем не примечательная домашняя курица… Сейчас он уйдёт и никогда более не заинтересуется мною!»

И зачем только она завела разговор о детях! Известно же, что для молодых людей нет темы скучнее! Хотя — Вацлав Брониславович сейчас не казался ей таким уж молодым — вот вчера она подумала, что князь, верно, ровесник Левашёву, а сегодня при дневном свете поклялась бы, что он старше…

— Анна Алексеевна, — разомкнул губы князь Полоцкий, — благодарю за гостеприимство, было очень приятно познакомиться с вашим семейством…

— Не хотите ли ещё чаю? — чуть не плача, пролепетала она. — Или, может быть, кларету?..

— Барышня, сегодня ужасно сыро — я сказала Луше сварить глинтвейн из красненького, как господин граф любит. Вот уже почти готово, — подсказала Люба, подошедшая с подносом.

— Ах, в самом деле, спасибо, Любаша, милая! — оживился доктор. — Это, голубушка, отличная идея в такой промозглый день.

Но Полоцкий продолжал стоять; Анна подошла к нему.

— Вы не желаете выпить немного глинтвейну вместе с доктором? Наша Лукерья прекрасно научилась его готовить.

Князь покачал головой.

— Спасибо. Но я был бы ужасно признателен, если бы мне позволили взглянуть на ваши картины, Анна Алексеевна. Признаюсь, доктор — не единственный, кто рассказывал о вашем таланте.

Её буквально бросило в жар — от смущения и счастья одновременно. Анна никогда не считала себя настоящей художницей, не стремилась показывать людям свои творения и не мечтала, что когда-нибудь весь мир узнает её имя. Однако если кто-то всё же смотрел её картины и восхищался — для неё это было каким-то неизъяснимым блаженством, особенно отличным от набивших оскомину комплиментов на балах.