Эпикриз с переводом (СИ) - Каретникова Ксения

— Чаарити ради! — поочередно причитали испуганные самки. Я растерянно оглядела незваных гостей, которые продолжали причитать, превращая слова в хоровой галдеж.

— Так, без паники! — повысила я голос. — Что случилось?

— Все было хорошо, но вдруг Леван проснулся среди ночи и кашляет не переставая, — сказала панта с ребенком на руках, а я подошла ближе и присмотрелась к ребенку. Лицо красное, испуганное. Коснулась рукой его лба — температура нормальная. Но ребенок, действительно, словно задыхался. Кашлял без остановки. Звук его дыхания был похож на петушиный крик на вдохе и лай на выдохе.

Уже поставив диагноз, я выхватила ребенка из рук самки под изумлённый "ох" всех остальных. Панты попытались приблизиться ко мне, но я резво шагнула с мальчиком к кровати и крикнула Эксу:

— Открой ванную!

— Но…

— Открой, тебе говорят!

Эксанкар подбежал к двери ванной комнаты, открыл ее и зашёл. Я тоже зашла и, вслед за мной бросились возмущающиеся самки.

— Оставайтесь здесь, — сказала я им, закрывая дверь, а потом обратилась к Эксу: — Включи горячую воду.

Пант меня послушал и открутил вентиль горячей воды. Она хлынула в ванну потоком, одновременно наполняя помещение паром. Вот он нам как раз и нужен. Я подошла к краю ванны и присела.

Ребенок испуганно смотрел на меня, продолжая кашлять и старательно пытаясь вырваться из моих объятий. Понятное дело — он боялся меня и был сильно напуган тем, что с ним происходит. Я улыбнулась очаровательному малышу и, чтобы успокоить его, обняла, слегка раскачиваясь, наклоняя маленького панта к пару. А потом тихо запела:

— Стоит на кухне недопитый горячий шоколад,

А он уже себе сопит, мой маленький солдат.

Ему приснятся как всегда далекие миры,

Планеты, пальмы, города, воздушные шары.

Ночная фея прилетит как бабочка на свет,

И дверь тихонько отворит в мир сказок и конфет,

Возьмет с собой на карнавал таинственный султан,

И встать позволит за штурвал суровый капитан… — не знаю, почему я вспомнила именно эту песню, да и пела я ее на своем языке. Голос у меня так себе, но вот слух есть. Если верить моей учительнице по музыке в школе. Но мальчику нравилось, он уже не вырывался, слушал внимательно, при этом успокаиваясь, даже пытаясь улыбаться.

Кашель становился реже, а ручки мальчика уже вовсю обнимали меня за шею. Я закончила петь песню, и ребенок попросил:

— Ещё…

И я спела ещё одну песню.

Потом ещё одну.

Мне было жарко, платье липло к вспотевшему телу, над губой испарина, петь трудно от уже густого пара. Но я старалась… И вскоре ребенок задышал нормально, без посторонних звуков.

— Как вы это сделали? — подал голос Экс, который все это время находился вместе с нами в ванной. — Вы напели ему какое-то заклинание?

— Нет. Это просто песни из моего мира, — ответила я. — Ребенку надо было подышать паром и успокоиться. Это обычный круп, ничего страшного. У маленьких детей не совершенные органы дыхания.

Эксанкар непонимающе нахмурился, услышав непонятные ему слова. Но у меня не было ни сил, ни желания что-то ему пояснять. Я молча встала и направилась к выходу.

Как только я вошла в комнату, меня окружили панты. Они смотрели то на ребенка, то на меня с сомнением, но, не услышав кашля, радостно выдохнули и переглянулись, тихо перешептываясь.

Я отдала уже дремлющего ребенка одной из пант. И буквально через минуту все самки покинули мою комнату.

— Вы всё-таки волшебница, — с довольной улыбкой сказал Лакхан и вдруг обнял меня, прижимаясь к животу. — Шанкар!

Объяснять, что тут нет никакого волшебства, я не стала. Проводила Лакхана взглядом до двери и тяжело вздохнула. Экс, наблюдавший за нами, почему-то усмехнулся.

— Я не знаю, как вы это делаете, но обязательно узнаю, — заявил он.

— Что делаю?

— Располагаете к себе. Джите понравились, шер Лакхан от вас без ума. Про суреша я вообще молчу… — пант опять усмехнулся. — Но, запомните, я вижу вас насквозь.

Я фыркнула:

— И что ты видишь?

— Вы не волшебница, вы грязная ману и ведьма, — со злостью бросил он. Но меня этим совсем не обидел. Не может обидеть тот, кто вызывает жалость и кто сам по жизни обижен. Хотя в этом и не виноват.

— Тогда тебе стоит меня бояться, — с усмешкой сказала я. — Вдруг и тебя расположу.

Морду бесполого панта перекосило от ещё большей злобы. Но выплескивать ее Экс не стал. Отвернулся и шагнул к двери.

— Эксанкар, — по слогам позвала я, он обернулся. — Зря ты так. Ревность — плохой советчик.

Пант провел прожигающим взглядом по моему лицу, но, ничего не ответив, вышел, не забыв запереть меня на ключ.

А я дошла до кровати, легла на постель. Зарылась под одеяло и вскоре уснула.

Спала без сновидений, но беспокойно. Тревога накатывала, в груди стоял комок страха. "Безысходность, безысходность. Будущего нет, а прошлое сотрётся", — кричало подсознание.

Но сознание вмешивалось в подсознание и шептало ему в ответ: спи, не просыпайся… Проснувшись, лучше не будет… Вокруг золотая пантерианская клетка, в которой насильно заперли ведьму-медика.

Я вспомнила про Кишана, и воспоминания о нем затмили тревогу. Копна темных волосы, черные пронзительные глаза, нежные руки и трепетные губы… Мне было хорошо с ним… Было… А будет?

Будет что-то между нами ещё?

— Доброе утро, — влез в мои воспоминания посторонний мужской голос.

Я открыла глаза.

На моей постели сидел шер Хиран, по-хозяйский положив свою руку мне на бедро. Нитья волнительно заныла, будто бы напоминая моему телу, что его касается не тот пант. Нелюбимый. Противный. И я резко перевернулась, а потом села на постели, подтянув ноги к животу. Суреш усмехнулся, покрутил пальцами свои усы.

— Что вам нужно? — процедила я.

— Да не пугайся, — хохотнул Хиран. — За твоим телом я приду после Дерги. А сейчас пришел с благодарностью.

Он поднялся, чем открыл мне вид на стол, на котором стояло несколько коробок.

— Лучшие решми, — произнес шер, открыл одну коробку и продемонстрировал мне ткань бежевого цвета в черную полоску. — Лучшее золото, — продолжил Хиран, доставая из другой коробки ожерелье в виде клыков. — Лучшие фрукты, — добавил он, открывая третью коробку, в которой лежали эти самые фрукты. — Все для тебя. В благодарность за сына.

— Не за что, — произнесла я, качая головой. — Я не могла не помочь.

— Могла, — настойчиво ответил суреш. — Но помогла. За это и подарки.

Спорить и отказываться я не стала. Но и показывать радость от даров тоже. И этим, видимо, задела Хирана.

— Не нравится? — нахмурился он.

— Почему, красиво. Просто чуждо это для меня.

— Может, ты хочешь что-то из своего мира? — предложил он. — Только скажи, все будет.

Я покачала головой.

Суреш нахмурился еще больше.

— Не отказывайся, подумай, — предложил он, а потом громко позвал: — Экс! — бесполый пант тут же вошёл в комнату. — Помоги даасе Аллаите переодеться. Сегодня она завтракает с нами.

Хмурость резко перекочевала с лица Хирана на лицо Экса. Но возмущаться верный эксанкар не осмелился. Проводил своего суреша до двери, запер ее и вернулся ко мне.

— Собирайтесь, завтрак через десять минут, — попытался сказать он как можно равнодушней.

И я стала собираться. Умылась, как всегда под присмотром эксанкара, надела первую попавшуюся кападу, и мы покинули спальню.

За дверью дежурил багх, я пока не научилась различать пантов в кошачьем обличии, но мне почему-то показалось, что это не Бейран. Другой тигр, полоски на морде более узкие, что ли.

Мы зашагали по коридору второго этажа, спустились на первый и направлялись, судя по всему, в гостиный зал.

За большим столом сидели Хиран, Лакхан, маленький Леван, рядом с ним панта, принесшая его вчера на руках в мою комнату, и две совсем молодые панты, одной на вид лет восемь, другой — пять. Человеческих лет, разумеется. Я почему-то сразу подумала, что это дочки Хирана.