Поцелуй или жизнь (СИ) - Литвинова Ирина А.

О Боги, ответьте: за что?! Ведь я же не был слаб

И не топил всю жизнь себя в грехе…

Зачем же, о Боги, на земле и в небесах —

Всюду! — этот взгляд прекрасных глаз?!

Зачем же, о Боги, луч солнца в дивных волосах

Затмить мой разум был готов не раз?!

Ужели в том моя вина?

Что страсть губительная Вами внушена?!

И разве в том вина моя,

Что демон, что в душе моей, сильней, чем я?!

Поскольку до запланированной самоволки на местные погосты был практически месяц, я пока вздохнула спокойно и принялась за изучение библиотеки Зеленого Горба. Азизам одобрил мое рвение, наказав проштудировать все фолианты по артефакторике на предмет заметок или записей, сделанных рукой сэра Гвейна. Я добросовестно выполняла поручение, однако уже шла вторая неделя поисков, а результат был по-прежнему отрицательный. Зато я не раз встречала записки, явно давно оставленные лордом Себастьяном в книгах. И странное дело, все они начинались либо "Черт….", либо "Малыш….", а далее шли бытовые просьбы, напоминания, назначение встречи и прочая ничем особо не примечательная информация. И если насчет второго я еще могла предположить, что эти послания адресованы возлюбленной, то вот насчет "черта"… Что-то не замечала я за хозяином Зеленого Горба привычки чертыхаться. Хотя, помнится, в воспоминаниях Франсуа лорд Себастьян дважды помянул черта. Возможно, этот грешок водился за ним в юности и со временем ушел, но чтобы чертыхаться и на бумаге…

В конце концов я решила расспросить Жака по этому поводу, на что получила ошеломляющий ответ:

— Да не чертыхался молодой хозяин никогда, это он так брата своего старшего называл.

— Что?! — не поверила своим ушам я.

— Ну так Черт — прозвище Франциска. Оно и правильно, шальной был с детства, аки бесенок, с малолетства к нему прицепилось, так и братья переняли. Франсуа вот Малышом звали, потому как в нем магия темная с рождения живет, от матушки, гутарили, досталась. А темные же и живут в два раза дольше светлых, а то и больше, да и внешне взрослеют медленнее. Вот лорду Франсуа сейчас, почитай, тридцать восьмой годок идет, а на вид больше двадцати не дашь.

— А Себастьян, слало быть, Змей…

— Вестимо так! Это его Франциск так за манеру боя называл. Уж как старший сын лорда Гвейна был искусен с оружием, а все же, если б случись им с Себастьяном сойтись в нешуточной схватке, так и не скажешь, кто победителем выйдет. А все потому, что младший, хоть по силе уступает, быстрый, верткий, хитрый, и удар у него все четкие, идеально выверенные.

Сразу вспомнились собственные доводы, что Франциск, очень может быть, в прямом смысле был "чертом", раз его с демоном Азизамом перепутал сам Бесноватый…

Бастард Тьмы. С того дня я боялась его еще больше. Стоило мне завидеть поблизости высокую плечистую фигуру начальника охраны, я тут же сбегала куда подальше. А все потому что я помнила, зачем на самом деле приходила в Храм Мрачного и потом увязалась следом за Жаком и Азизамом. Я искала убийцу брата, и, возможно, Боги действительно привели меня к нему. Галахат сгорел дотла в демоническом пламени, и Азизама я заподозрила только из-за случайно подслушанного разговора, ничего в сущности не доказывающего, и его адской сущности. Но вот передо мной брат умершей великой королевы Веридора, имеющий право претендовать на престол. Да, судя по слухам и по моим ведениям, он действительно любил Пенелопу и никогда не помышлял сместить ее с трона… Но как бы Бесноватый ни был привязан к племяннику, родной сын ему, конечно же, дороже. Водрузить корону Веридора на голову единственного наследника рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, этим фактиески объединив королевство и южные земли, — гениальный политический ход. Отсюда вытекает один единственный вопрос: почему тогда лорд Себастьян до сих пор жив? Ответ я предполагала: в память о возлюбленной.

Бастард Тьмы изуродовал собственное лицо до неузнаваемости, чтобы, если Франсуа, повзрослев, стал бы похож на него, никто бы уже не мог заподозрить между ними сходства. В первую очередь его лучший друг. Гарет так и сказал Пенелопе: "Я не хочу калечить ее жизнь еще больше. И никогда не отравлю ядом жизнь Гвейна. Он простит, я знаю. Он не был бы Благородным Сердцем, если бы не простил. Я сам себя не прощу, Пенни! Навек изувеченная морда — малая плата за спокойствие и счастье моих близких. Единственных людей, кто дорог мне, кроме тебя, сестрица".

Боги, и это ему я собиралась мстить! Да мне смотреть на него страшно, и не только из-за своих предположений, которые пугающе походили на правду. Просто каждый раз, стоило нам встретиться друг с другом взглядом, моя змейка замолкала, словно парализованная его силой, а в глубине его чернющих глаз темнее самой Тьмы вспыхивало завораживающее пламя…

6.2

Я наивно полагала, что мне удастся избегать Тринадцатого Принца Веридорского до того счастливого дня, когда наконец уберусь подальше от Зеленого Горба с его тайнами и интригами, а потом и вовсе буду вспоминать о встрече с ним, как о самом страшном в жизни сне. Конечно, Гарет продолжал прожигать меня взглядом на ежедневных трапезах и даже пару раз порывался отловить меня в особняке, но я в самый ответственный момент, укрывшись в каком-нибудь неприметном уголке, оборачивалась змейкой и проворно уползала.

Не знаю, сколько бы мы так играли в догонялки, если бы однажды во время "погони" я не застопорилась, услышав с улицы невероятной красоты мелодию. Не веря своим ушам, я подлетела к окну и во все глаза уставилась на… Франсуа! Нет, конечно, меня насторожило, что так долго никто не поднимает шум из-за пропавшего менесреля, а он, слава Богам, жив… Но у меня же не помутился рассудок! Я собственными глазами видела, как он бросился в омут!

— Нравится? — раздался у меня над ухом жутко знакомый голос, и я, мигом позабыв о невероятном воскрешении Франсуа, рывком обернулась… и только потом осознала, что зря это сделала, потому как исполосованное шрамами лицо Бесноватого оказалось в непозволительной близости от моего лица, что аж дух захватило. И я с ужасом признала, что не от страха.

Боги, как бы я хотела смотреть на него, как в первый день в Зеленом Горбе, чуть ли не кривясь от отвращения при виде урода и едва не падая в обморок от его чудовищной славы. Теперь же я смотрела на глубокие порезы, которые никогда не заживут и даже чуть-чуть не затянутся от времени, и думала не о том, что склонившийся надо мной мужчина безобразен… Я вспоминала о том, что он собственноручно навек заклеймил себя уродством ради любимой женщины и сделал все, чтобы его друг был счастлив со своей любимой. Я хорошо помнила, как Пенелопа предложила брату силой отобрать избранницу у лучшего друга, а тот отказался, потому что в душе девушки не тлела даже малюсенькая искорка нежных чувств к нему, Бесноватому. Так не поступил бы человек без чести и благородства.

— Страшный? — выдернул меня из дум тихий вопрос Гарета.

Я медленно покачала головой, отрываясь от шрамов и, чтобы не смотреть ему в глаза, скользя взглядом по богатырскому развороту плеч, сильным рукам, лежащим на высоком (таким, что на его и не залезть, чтобы потом сигануть в окно!) подоконнике по обе стороны меня, отрезая все пути к бегству, крепкой шее, на которой время от времени судорожно дергался кадык, на распахнутый ворот рубашки, из которого выглядывали короткие черные завитки волос…

— В Хаос! — вдруг зло выдохнул мужчина, а в следующее мгновение мои губы смяли в неистовом поцелуе.

Да, в этом был весь Бесноватый: властный, напористый, с оттенком диковатого безумия. А я даже испугаться не успела! Потому что от меня отстранились так же быстро, как и начали целовать. Единственная мысль, которая все же успела мелькнуть в голове испуганной птицей: почему он не отравился?! Неужели на него не действует яд моего поцелуя?!

— З-зачем… — вот и все, на что я сейчас была способна.

— Затем, чтобы у тебя хоть повод был бегать от меня, — привычно осклабился Бастард Тьмы, только его демонические очи смотрели как-то по-другому, не иронично или насмешливо… что же в них было? Я решила не разбираться, итак не знаю, что теперь делать.