Под черной луной (СИ) - Лоринова Екатерина

— Ты слышала, эта порция моя!

— Черта с два! — я оттолкнула вампиршу, и та впечаталась в решетку спиной.

Это было моей ошибкой.

Коридор заполнил неприятный звук, похожий на сигнализацию, почти сразу на него слетелись охранники.

— Нарушитель здесь! — мужчина, разносивший пакеты для переливания крови, указал в мою сторону. Дверь отомкнулась, и меня вытолкали наружу.

— В одиночную ее!

— Но там же… — кто-то хотел было возразить.

— Ничего, тюрьма и так переполнена, будет знать, как себя вести.

***

Говорят, если человека наказывают, он рано или поздно почувствует себя виновным. То ли покоряясь воле обстоятельств, то ли оттого, что слишком больно признавать несправедливость по отношению к себе. Но я действительно наломала дров. Не доверилась друзьям, не предупредила, не созналась…тысячи непростительных "не". Видя единственным ориентиром стремление выжить, я была слепа ко всему остальному. Меня ослепил страх? Возможно. И, вероятно, это не самая дурная причина — бывает, людям застилает глаза власть, ревность, да мало ли страстей? Но суть одна — когда перестаешь различать границу между добром и злом, ты несомненно оступаешься. И тогда даже хорошо, если что-то тебя встряхивает, развеивает туман заблуждения, заставляя взглянуть на свои поступки трезвым взглядом.

Постойте, я говорила про "встряхивает"? Я выражалась фигурально. Потому как грубые манеры охранников удовольствия не доставляли. За очередными железными дверьми, в конце еще одного коридора обнаружилась моя новая камера, подобных которой я насчитала пять. От обычных они отличались большей изолированностью — сквозь маленькое решетчатое окошечко, вырезанное в двери, практически невозможно разглядеть заключенного, если только подойти вплотную.

Но и этой возможности мне не предоставили, а сразу закрыли в карцере и поспешили уйти. Я осталась наедине с собой…и с жаждой. Да, благодаря Агнессе природная потребность осталась неудовлетворенной. Поначалу все было терпимо, я сидела, подтянув колени к подбородку, и напевала нечто жизнеутверждающее. Успокаивала себя тем, что до следующей раздачи, должно быть, недолго, и продержаться не составит труда. Какое-то время это помогало. Но жжение в горле усиливалось, опускаясь вниз, прожигая горло и легкие, словно я пробежала марафон.

Скоро от жажды впору будет на стену лезть. Но они, как и решетки, тут из какого-то особо прочного металла.

Я потянулась к атре. Сложив ладони лодочкой, грелась ее сиянием, и пусть не физически, но морально становилось легче. На свете есть кто-то, кому я небезразлична. Может, это всего лишь сказка, которую я себе нарисовала в воображении, но камень вполне реален, а значит, есть призрачный шанс, что реальным окажется и все остальное.

Нет, ну почему так больно… Слюна выделялась и обжигала горло раскаленной лавой. Я выла, стиснув зубы и раскачиваясь взад-вперед, а потом уже не могла сдержать крик. Сколько я не питалась? Сутки? При людях в автобусе было не поесть, а потом на меня вышла Верейка. Никогда не интересовалась, что случается с вампиром, если он не получает крови. Долго и мучительно умирает? Мумифицируется? Сходит с ума?

О, я уже начинаю страдать слуховыми галлюцинациями. Моей агонии отчетливо вторил детский плач за дверью. Отчаянный, надрывный крик маленького ребенка. Первым порывом было выломать преграду и насытиться, но внезапный холодок страха словно подрезал сухожилия, и я рухнула на четвереньки. Руки дрожали, пальцы побелели до оттенка алебастровой кости.

Смутное ощущение фальши, почудившееся в зовущем голосе, получило объяснение. Ребенок не вызывал одержимости жаждой, как тогда в клубе…или в лесу. Жажда ничем не отличалась от той, какой была минуту назад, когда тишину разрывали только мои крики.

— Кто ты и зачем меня мучаешь? — просипела я через силу. Частый пульс звучал насмешкой…и в то же время угрозой. Мое проклятие не могло рассосаться, будто синяк, или пройти, как простуда. Было бы слишком хорошо.

Неизвестный зашелся плачем еще сильней.

— Кто ты? Назовись! — я кое-как поднялась на ноги и выглянула через решетку. Никого, — играем в прятки?

Внезапно плач стих, так резко, будто выключили звук. Пульс тоже исчез, как его и не было. Осталась только тишина и боль, но с ней я постепенно научилась справляться — не сглатывать слюну, потому что так ее становилось еще больше, а просто ждать, задерживая дыхание.

— Протяни руку, — донеслось до меня из-за двери, когда я уже не надеялась услышать ответ. Голос звучал совсем рядом, напротив окошка, но в коридоре все также никого не было. Следовать указаниям невидимки? Ну нет. Я не полная дура.

— Я фей, — будто собравшись с духом, сообщил голос, — помоги мне, тебе мое прикосновение не причинит вреда.

Фей? Что за новая хрень на мою голову?! Мало мне исаэля или охотников.

— В тебе кровь фэйри, — настойчиво продолжал невидимка, — будь ты простым вампиром, не смогла бы противиться моему зову. И тебя не обожжет.

— Не обожжет? — повторила я, начиная догадываться, кто творил бесчинства в третьем секторе.

— Ты не превратишься в пепел, — мои предположения подтвердились, — и твоей подзарядки хватит, чтобы я смог вернуться в Лимб.

Ну ничего себе. Я постепенно начинала осознавать происходящее. Один из фэйри, этих злокозненных существ, тоже оказался заключенным. А что, я же не знаю, кого вампиры держат в своих тюрьмах, возможно, даже оборотней.

— Допустим, я могу тебе помочь, — пусть и не совсем понятно как, — но зачем мне это делать? — кто знает, насколько опасен этот фэйри и что натворит, оказавшись на свободе.

— Я просто хочу вернуться домой, — невидимка неизвестно как уловил направление моих мыслей, — и могу отплатить тебе тем же.

— Ты можешь помочь мне сбежать? — звучало неплохо, — но как? Как ты вообще выбрался из своей камеры и запросто разгуливаешь здесь? — что-то в его рассказе не клеилось, и я намеревалась узнать правду.

— Я из четвертого сектора, тебе это вряд ли о чем-то говорит. Там держат представителей моего вида, в энергетических коконах. Руну давно не обновляли, и я смог вырваться, но не дальше определенного радиуса. Думал, подпитки от вампира хватит, чтобы разорвать заклятие…

— Но не получилось, — подвела я итог, — не знала, что вы питаетесь еще и вампирами, — последнее открытие, признаться, не внушало оптимизма.

— Нет, людей нам хватает, — голос усмехнулся, — но я не простой фэйри. Высший. Не только у вас существует иерархия.

— Хорошо, — предположим, он говорит правду, — но откуда мне знать, что ты не вселишься в первого попавшегося смертного и не станешь причинять вред?

— Повторяю. Я хочу домой. За сотню лет мне ваш мир осточертел, тем более почти весь срок я провел в этих стенах.

— А каким образом ты поможешь мне? — если существовал способ выбраться и покончить хотя бы с жаждой, я готова была рискнуть. Хм. Рискнуть, но не бросаться в омут с головой. Требовалось прояснить детали.

— Прости, я не представился, — в возникшей паузе я могла вообразить, как он снимает шляпу, — меня называют Пересмешник.

Что-то в груди дрогнуло и затихло. Непростое имя, хотя что я могла знать об именах фэйри.

— Я могу подражать любому звуку, — пояснил мой новый знакомый изменившимся…постойте, моим голосом! Не думала, что со стороны он звучит так грубо, — могу взломать твою камеру, замок сигнализационный.

— Гладко стелешь, — я с трудом удержалась от порыва прильнуть к окошку. Неплохая способность. Стало понятно, что он имитировал детский плач и стук сердца, — поклянись, что сдержишь слово и не предашь меня.

Прозвучали певучие слова на незнакомом языке. Еще бы знать, что они означают. Но особого выбора у меня не было — или принять на веру, или корячиться от боли до прихода наместника.

Я осторожно приложила ладонь к решетке. Запоздало пришла еще одна мысль — а если я все же не настолько особенная, и меня превратит в пепел, как моего предшественника? А что, если предупреждение шамана — берегись четвертых — относилось не к вампирам с четвертой группой, как я раньше думала, а к фэйри из тюремного блока с таким номером? Но пальцы уже начало покалывать, как бывает по возвращению в тепло после сильного мороза. Энергия собиралась в ладони, концентрировалась, и возникло ощущение, что я держу невидимый шар. Впрочем, через мгновение оно исчезло.