— Ей говори, — хрипло командует император.
— Вы уверены, Ваше Величество? — в голосе Перси сквозит сомнение.
— Как в том, что я император, ты лекарь, а она самая удивительная женщина на свете! Моя жена, чтоб ты знал, в одиночку излечила целую деревню от неведомой зелёной хвори. Так что поставить на ноги одного дракона для нее плевое дело…
Лекарь смотрит на меня по-новому, заинтересованно и с уважением, затем начинает перечислять, чем и как подлатать Эдварда. Заканчивает наставлениями:
— И еще, Ваше Величество. С учетом вашей тяги к смертельным поединкам я бы рекомендовал вам поскорее озаботиться важным государственным вопросом.
60
— Это каким? — устало произносит император.
— Наследниками, Ваше Величество. Наследниками. Мало ли что…
Лекарь обаятельно улыбается, вручает мне мазь и перевязочные материалы и выходит. За ним откланиваются соратники мужа.
Мы остаемся одни, и Эдвард практически сразу засыпает. Его организм ослаблен и вымотан, так что я даже удивлена, что с его ранами он продержался так долго и дошел до спальни на своих двоих.
Вскоре слуги приносят большой серебристый поднос с высоким бортиком, на котором расставлено несколько скляночек с мазями и жидкостями для обработки ран, белые бочонки новых бинтов для перевязок. Рядом лежит записка с инструкциями, заботливо дублирующая слова, которые я услышала от Перси ранее.
Судя по этой инструкции, раны надо проверять каждые четыр часа. Для этого на подносе стоят большие песочные часы.
Я смотрю на этого могучего красивого мужчину, и сердце в груди сжимается от мысли, что он не поправится. Или что его раны не заживут. Кто знает, как это Зеленое пламя действует на драконов в человеческом обличьи. Вздыхаю и усаживаюсь на оттоманку у постели мужа.
Я выхожу его. Он прав, раз мне удалось вылечить целую деревню, с одним драконом я как-нибудь справлюсь. Это наверняка!
* * *
Комната наполнена густым ароматом лекарственных трав, легкой горечью масел и чем-то теплым, почти уютным — запахом человека, которого я упорно выхаживала последние двое суток.
Эдвард почти не двигался с тех пор, как лекарь оставил нас. Он все это время спал. От Перси, который заходил вчера, я узнала, что так работает драконья регенерация — организм, травмированный в бою, бросил все силы на восстановление.
А я все это время почти не отходила от Эдварда. Только чтобы быстро поесть или умыться. Неведомая сила держала меня у его постели, и, наверное, даже если бы хотела, я бы не смогла уйти.
Я осторожно касаюсь повязки на его руке, проверяя, не сбилось ли бинтование. Под тонкими слоями ткани мазь, которую Перси назвал «Огнецвет». Ее готовят из редчайших трав, настояв на магических драконьих артефактах. Она впитывает жар тела, усиливая регенерацию, и, если в темноте приглядеться, излучает мягкое золотистое свечение.
Сейчас в комнате тихо. Только потрескивает огонь в камине, за окном тихо сипит ветер, а где-то далеко, в другой части дворца, слышны глухие шаги стражников.
Я свернулась на оттоманке у ложа Эдварда, позволив себе прикрыть глаза. Совсем на минутку…
Но низкий, охрипший голос вырывает меня из забытья:
— Адель… ты здесь?
Я открываю глаза.
Эдвард смотрит на меня, чуть приподнявшись на подушку. Кажется, ему лучше. Золотисто-карие глаза еще немного мутные после долгого сна. Но в них есть цепкость, от которой в груди разливается тепло.
Я поднимаюсь, стряхивая с себя остатки сна, и невольно улыбаюсь:
— Конечно, — отвечаю и усаживаюсь на край кровати. — Где мне еще быть?
Эдвард медленно моргает, словно не веря своим глазам.
— Я, признаться, думал, что ты не станешь так… — он запинается, будто подбирая слова, а потом хрипло выдыхает. — Уж точно не будешь спать у моей постели.
Я усмехаюсь, но не зло, а скорее с теплотой.
— И что же, по-твоему, я должна была делать?
— Я не знаю, — он отворачивает взгляд, будто смущен. — Я не привык… чтобы кто-то оставался рядом. Моя жена не стала бы, это я знаю точно. Упорхнула бы примерять наряд к портному или в свои покои читать книгу о пламенной любви.
Я чуть склоняю голову, наблюдая за ним.
— Ну как я могла так поступить? — скорее утвердительно спрашиваю я.
— Почему? — Он пристально всматривается в мое лицо, будто ищет там подтверждение моим словам.
Простой вопрос. Но от него у меня сбивается дыхание. Почему? Почему я не ушла? Почему не покинула его, когда могла? Почему мне важно быть рядом?..
— Потому что я не могла иначе, — отвечаю я.
Сердце вдруг сбивается с ритма. Такое впервые я испытывала всего один раз, когда признавалась в любви мужу в другом мире.
Эдвард чуть приподнимается на локтях.
— Тебя тянет ко мне, Адель? — прямой тон, но хриплый голос. И вопрос, бьющий прямо в лоб.
Я сжимаю пальцы на подоле платья. Это важный вопрос. И важный ответ. И он должен быть честным.
— Да, — отвечаю почти шепотом.
Его губы чуть приоткрываются, будто он собирается что-то сказать, но замолкает.
— Любимая… — вдруг произносит Эдвард.
Я замираю. Да ну сколько можно? Зачем тешить себя этими иллюзиями?
— Я не она, ты понимаешь? — вырывается грубее, чем следует, но я уже со счета сбилась, сколько раз сказала ему об этом. А он все свое.
— Ты не она, и ты никогда не будешь ею, — отрезает Эдвард, тоже чуть повышая голос. — У меня нет иллюзий. Я вижу, что ты не она, и… это меня не пугает!
Эти слова — не упрек, не обвинение. Это принятие.
— Именно в этом… твоя сила, — продолжает он с воодушевлением.
Я едва дышу, слушая его.
— Настоящая Аделина была прекрасной женщиной. Доброй. Милой, — Эдвард поднимается ещё выше, хотя ему это не легко, и почти садится, чтобы быть со мной на одном уровне. — Но она была легка, как солнечный луч. Её мысли были заняты нарядами, балами и уроками каллиграфии. Она любила меня, но… — он задерживается, словно подбирая слова, — она никогда не пыталась понять меня.
Эдвард прищуривается, словно погружаясь в воспоминания.
— Я помню, как ей было скучно слушать о делах королевства, — он переводит на меня ясный взгляд. — Она соглашалась с тем, что я говорил, но никогда бы сама не завела разговор о моих делах. Она не видела дальше бального зала и вышитых узоров на своих манжетах. Я… не виню её. Она была тем, кем была. И я даже немного скорблю по ней.
Я сглатываю.
— Но ты — другая, Адель! — его голос становится ещё сильнее, крепнет, будто отражая пламя, которое разгорается у него внутри. — Ты сильная. Ты видишь людей, когда я видел только королевство. Ты одна спасла Зеленую. Не из страха. Не из чувства долга. А потому, что тебе было не все равно.
Его слова обжигают, но не болью — у меня внутри жжется гордость, и момент кажется очень трогательным. Восстанавливая Зеленую, я и не думала, что мои заслуги кто-то признает. Просто делала что должно.
— Я думал, что скучаю по той Аделине. Я скорбел о ней, — Он резко выдыхает, наклоняясь чуть ближе. — Но пообщался с тобой и увидел, что ты больше, чем она когда-либо была.
Я смотрю на него, и в груди что-то разрывается.
— Я… — голос срывается, но я нахожу в себе силы продолжить. — Я думала, ты любишь её. Что тебе важна именно она.
— Я любил образ, который себе нарисовал, — признается он. — Но теперь я хочу не призрак прошлого. Я хочу тебя.
Его пальцы находит мою ладонь и легко накрывают её. Я чувствую его тепло, и по руке взмывают горячие мурашки.
— Если ты позволишь, я не дам тебе усомниться в этом.
Воздух между нами словно наэлектризован.
Я чувствую, как меня тянет к нему — необъяснимо, неудержимо. Но в то же время в глубине души копошится страх.
— А если я не смогу дать тебе то, что ты ждёшь? — выдыхаю я.
Эдвард усмехается, но в его глазах нет насмешки. Он серьезен и совершенно искренен.
— Ты уже даёшь мне больше, чем я когда-либо ожидал.
