Жените нас, ректор! (СИ) - Власова Ксения

— Нужно было сразу это сделать, — тихо сказал Джонатан.

Кончики его пальцев замерли на моей щеке, и я, как завороженная, не смогла ни оттолкнуть его, ни сделать шаг вперед. Мы стояли близко, очень близко друг к другу, укрытые от всего мира зонтом. И казалось, на этом островке спокойствия, за которым шумел ливень, происходило нечто безумно важное.

Сердце пропустило удар, а затем забилось чаще.

— Какой ответ я должна была получить у рина Томаса? — спросила я.

Голос подвел, и получилось едва слышно, почти шепотом.

— Ах, это… — Джонатан смотрел на меня прямо, будто пытался найти что-то в моем лице. — Вы зарядили древние артефакты — семейные реликвии. Это под силу далеко не каждому.

— Да?

Он коротко кивнул, абсолютно серьезный и непроницаемый.

— Я слышал, вы искали подработку. Это может стать изящным решением. Я найду вам клиентов и стану сопровождать. Если хотите.

Хотела ли я?

Я задумалась. Казалось, ответ очевиден, но почему-то он вызывал внутренний протест. Повесить на Джонатана необходимость искать мне артефакты, а потом еще и тратить время на сопровождение? Как будто у него нет других забот! К тому же…

— Простите, но я должна справиться с этим сама, — наконец сказала я. — Это важно, правда.

Джонатан улыбнулся — коротко, едва уловимо и капельку торжествующе.

— Я так и думал, — бросил он. — К слову, это и был ответ на ваш вопрос.

Я нахмурилась, сбитая с толку.

— Какой?

— Почему я не стал вас тренировать. Победа, полученная с моей помощью, потеряет для вас всю прелесть. Я никогда не порчу чужую игру. — Помедлив, он добавил: — Если она не мешает моей, конечно.

Пораженная, я молча смотрела на него, не в силах поверить, что кто-то настолько хорошо знает меня. Даже лучше, чем я сама! А ведь мы знакомы не так давно… Всего…

Я пыталась сосчитать дни, но то и дело сбивалась. Рука Джонатана на моей щеке, его близость и горячее дыхание, щекочущее губы, заставили думать о чем угодно, но не о математике.

— Вы, — медленно проговорила я, — умеете удивлять.

Отблески фонарей, дождь, пустынная улица… Все это вдруг перестало иметь значение. Все, кроме мужчины, замершего напротив меня и смотрящего с голодным вопросом в потемневших глазах.

Я обхватила ладонь Джонатана своей и прижалась к ней щекой. Его взгляд буквально обжег. Забыв о сомнениях, я потянулась к нему.

В этот момент из-за угла резко вынырнула карета и, обдав нас грязью, поспешила дальше. Цокот лошадиных копыт смешался с бранью извозчика и нарушил идиллию.

Запоздало мне пришли на ум все те доводы разума, которые успела не только запомнить, но и возненавидеть.

У нас фиктивный брак. Фиктивный! И в моих интересах, чтобы так оно и оставалось.

Я вздрогнула и отшатнулась от Джонатана. Тот помрачнел, сжал челюсти, но ничего не сказал.

— Нам пора возвращаться, — с нажимом сказала я.

— Конечно, — легко согласился он.

Ночные фонари вспыхнули, а затем растворились в черноте портала.

Глава 21

— То есть вы, рина Эйверли, всерьез считаете, что такому достойному заведению, как наша академия, нужна… газета? Надеюсь, вы не имеете в виду те листки с юмористическими памфлетами, что сейчас так популярны в народе?

Я вздрогнула (новое обращение все еще резало слух), а затем страдальчески вздохнула.

— Не имею ничего против юмора и народного творчества, — с нажимом сказала я, — но вообще-то речь шла о другом.

— Правда? — неискренне удивился Абрамс и протер пенсне, чтобы затем посмотреть через него на меня. — Тогда, боюсь, я не уловил вашу мысль.

Хотелось скрипнуть зубами, но вместо этого я лишь шикнула на ожившего Плющика, улыбнулась и решила начать сначала.

В конце концов я долго готовилась к этому разговору. Речь шла не только о моем желании заработать (будь так, я бы продолжила выгрызать стипендию, шансы на обретение которой заметно выросли за последние пару недель). Если бы дело было только в деньгах, я бы действительно стала заряжать артефакты. Нет, я отчаянно жаждала найти свое место в этом мире. И оно вовсе не за спиной мужа.

— Мы могли бы для начала организовать небольшой стенд в холле, — терпеливо проговорила. — Там, где висит расписание занятий. Не придется вносить глобальных, требующих затрат изменений. Нам потребуется лишь парочка магических досок, на которых мы станем размещать не только информацию, касающуюся учебы, но и более личные вещи.

— Простите, рина, но зачем?

Я сложила руки на коленях и бросилась в атаку.

— Академия — не просто место для получения знаний, рин Абрамс. Все мы здесь — и преподаватели, и студенты — одна большая семья. Еженедельная газета смогла бы подарить чувство сплоченности. Рубрика с историями из жизни преподавателей и студентов сгладит разделяющую их пропасть и позволит взаимодействовать друг с другом более эффективно.

Признаться, это не было моей основной целью, но прозвучало все равно прочувственно. Будь я экранным злодеем, от моей финальной пафосной речи зрители в кинотеатре плакали бы навзрыд.

Но ректор был тем еще кремнем. Когда я, минут десять спустя, все-таки выдохлась, он посмотрел на меня с легкой задумчивостью.

— Даже если вы правы, — медленно протянул он, рассматривая картины за моей спиной, — начинать надо с чего-то более эффектного, чем жизнеописания мэтра Райли.

Абрамс встал и, обогнув стол, задумчиво замер, явно выбирая между двумя портретами.

— То есть теоретически, — уточнила я, не торопясь вскакивать с кресла, — вы не против?

— Как найдете что-то интересное, приходите. Обговорим условия.

Большего я и не ждала. Поднявшись на ноги, я на автомате успокаивающе погладила настороженного Плющика и довольно улыбнулась:

— Непременно. Всего хорошего, рин Абрамс.

— И вам, — рассеянно откликнулся он, уже погруженный в думы о чем-то другом. — Рин Вилкинс или Уинстер?

— Вилкинс, — уже взявшись за дверную ручку, мимоходом сказала я.

Абрамс обернулся. Между его кустистых бровей пролегла глубокая складка.

— Правда? Почему?

Фамилия забавная.

— У него глаза добрые, — невинно пояснила я и выскользнула за порог.

Что ж, первый этап переговоров прошел успешно. Маленький шажок в нужном направлении уже сделан.

Направившись к лестнице, я принялась тихонько насвистывать.

Я начну заниматься тем, чем привыкла. Мне хочется приносить пользу — рассказывать правду, обсуждать важное, потихоньку менять настроение общества. И миру, даже если ему не нравится, придется с этим смириться!

— Ты уверена, что Эйверли не станет злиться?

Я поплотнее запахнулась в плащ, надежно укрывавший меня от посторонних взглядов до самых щиколоток. Конечно, для верхней одежды сегодня было жарковато, но рушить интригу раньше времени было бы кощунством.

Ну а еще я не стремилась получить дисциплинарное взыскание раньше, чем окажусь на полосе препятствий.

— Уверена, — успокоила я Оуэна. — В крайней случае скажу, что ты сопротивлялся до последнего и пал героем.

Он протяжно вздохнул и замолчал. Последние пару дней мальчишка был непривычно тих, и я никак не могла отделаться от мысли, что это связано с его видением. Но, как я ни старалась узнать побольше, Оуэн предпочитал увиливать от ответа.

— Присмотришь за Плющиком? — спросила я и осторожно сняла зеленый браслет с руки. — Мне нельзя взять его с собой. Могу спровоцировать.

— Хорошо. — Оуэн протянул запястье.

Браслет перекочевал к нему. Плющик сонно приподнялся, зашипел, но, получив от меня недвусмысленный приказ, недовольно затих. Оуэна он знал, но расставаться со мной не любил.

Мы вынырнули из коридоров академии и, пройдя тропинку, ведущую к полю, замерли. Нас оглушил шум голосов.

— Что это там? — удивился Оуэн.

Патрик приостановился и, поправив толстые очки, вгляделся в трибуну перед полосой препятствий. Сердце пропустило удар. Я знала, что соберутся зеваки (еще бы, такое бесплатное представление!), но не думала, что их будет так много….