Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго

Родерих сцепил пальцы и устремил на него сосредоточенный взгляд.

— Я вас внимательно слушаю.

И следующий час Эржебет стала свидетелем жаркого, непримиримого спора, который был тщательно укутан в кружева вежливости. «Ах, мой милый, зачем же вам это герцогство…», «Ах, любезный, но ведь оно ближе к моим территориям…», «Ох, но оно такое отсталое, давайте я избавлю вас от необходимости заботы он нем и заберу себе, а вы лучше возьмите Померанию…», «Ах, но дрогой…».

Эржебет мысленно морщилась, выслушивая все эти насквозь лживые заверения: все-таки не смотря на то, что она много столетий была государством, и ей самой часто приходилось плести интриги, она в душе всегда сохраняла презрение к грязной, пусть и необходимой для блага страны, игре. К тому же за время пребывания под чужой властью, когда все решали за нее, она отвыкла от политики, и теперь европейские свары казались ей еще отвратительнее, чем во времена Средневековья. А вот Родерих и Франциск явно чувствовали себя совершенно комфортно в этом мире заговоров и фальши. Похоже, в деле интриг Родерих был не меньшим виртуозом, чем в музыке. Наконец, они с Франциск пришли к согласию. Родерих окунул перо в стоящую тут же на столе чернильницу, внес правки в свои бумаги.

— Что ж, тогда позже мы официально заключим этот договор, как положено, в присутствии наших министров иностранных дел и сановников, — подвел итог он.

— О да, я предлагаю сделать это у меня в Версале. — Франциск мечтательно улыбнулся. — Тебе там понравится, мон амур. Скульптуры, картины — у меня есть все, чтобы порадовать твое тонкое чувство прекрасного. Хотя ты, кончено же, затмишь своей красотой любое произведение искусства.

— Благодарю за приглашение, — выдавил Родерих, которого пробрала мелкая дрожь.

— Кстати. — Франциск задумчиво потер подбородок. — Я тут много думал… Как ты смотришь на то, чтобы привлечь к нашему союзу Брагинского? Конечно же, я буду безмерно счастлив, когда мы будем с тобой только вдвоем… Но этот северный варвар может нам пригодиться. Используя его, мы возьмем Гилбо в клещи: мы с тобой будем наступать с запада, а Жан — с востока.

— Звучит заманчиво, — протянул Родерих. — Но не уверен, что удастся уговорить Брагинского, у него ведь нет никаких особых счетов к Байльшмидту…

— О, не волнуйся, дорогой. — Франциск беззаботно махнул рукой. — Этот медведь так прост и наивен. Думаю, мы сможем подкупить нескольких его сановников, и они заговорят ему зубы. Люди же так падки на деньги, хоть русские, хоть нет…

— Тогда стоит активно поработать в этом направлении. — Родерих кивнул. — Кстати, как насчет фройляйн Вильгельмины?

— Хм, а кто эта наверняка очаровательная мадемуазель?

— Воплощение Саксонии. Ее границы примыкают прямо к территории Байльшмидта, у них всегда были скверные отношения. Думаю, мы сможем использовать ее земли как плацдарм для наступления…

— Хорошая мысль! Ты так умен, мон амур!

«Родерих, Франциск, а теперь еще и Брагинский! Это не считая Саксонии… О Боже, Гил, ты даже не знаешь, что тебя ждет… Черт, да они же втроем его расколошматят только так… Две сильнейшие европейские державы, Россия, от которого неизвестно чего можно ожидать… Ведь он побил в свое время Монгола, перед которым все трепетали!»

Эржебет стоило огромных трудов сидеть молча и сохранять на лице вежливую заинтересованность. Наконец, эта пытка для нее закончилась, Родерих и Франциск поставили свои подписи под новым тайным договором, обменялись последними любезностями.

— Я приказал приготовить для вас лучшую комнату. — На этот раз улыбка Родериха выглядела вполне искренней, похоже, он не меньше Эржебет радовался, что разговор закончился. — Вы наверняка устали с дороги, друг мой, а тут еще все эти утомительные политические дела…

— Ох, зачем же так беспокоиться из-за меня… готовить комнаты… Я мог бы поспать с тобой. — Франциск игриво подмигнул.

На мгновение Эржебет показалось, что Родерих все же взорвется и, нарушив все правила вежливости. Пошлет Франциска нецензурной бранью далеко и надолго, но Родерих сдержался и на сей раз. Он проигнорировал фривольный намек Франциска, выглянув в коридор, позвал слугу и с непроницаемым лицом велел ему «проводить гостя в опочивальню».

— Холоден, как же ты холоден со мною, мон амур. — Франциск театрально вздохнул. — Но эта аристократическая надменность и недоступность делает тебя еще прекраснее!

Он встал с кресла, поклонился Эржебет.

— Мое почтение, прелестная Элиза. Доброй ночи, мон амур. — Последнее было адресовано уже Родериху и сопровождалось воздушным поцелуем.

— Приятных снов, Франциск. — Эржебет через силу улыбнулась, Родерих же хранил гробовое молчание.

Как только за гостем закрылась дверь, с лица Родерих мгновенно спала вежливая маска. Теперь он выглядел так, словно раскусил лимон.

— Это было самым тяжелым испытанием в моей жизни. — Он буквально рухнул на диван, потер руки друг о друга, словно пытался избавиться от ощущения после прикосновения Франциска.

— Если вам так противен Бонфуа, почему же вы заключили с ним союз? — как бы невзначай осведомилась Эржебет.

— А что еще остается? Мне нужен союзник, чтобы вернуть Силезию и поставить Байльшмидта на место. — Родерих неожиданно не состроил брезгливую мину, которая всегда появлялась, когда он говорил о Гилберте, а лишь устало вздохнул. — Глупый выскочка, он сам виноват — нарушил европейское равновесие и теперь поплатится за свою дерзость…

Он взглянул на Эржебет.

— Теперь ты понимаешь, почему я попросил тебя остаться сегодня в особняке? В предстоящей компании мне нужно будет твое ополчение. Поэтому, когда прибудешь к себе, начни сбор войск. Но старайся держать все приготовления в строжайшей тайне. Наше нападение должно быть неожиданным. Отплатим Байльшмидту той же монетой: он внезапно вторгся в мою Силезию, а теперь я внезапным маневром верну ее назад…

«Боюсь, мне придется тебя разочаровать…»

Эржебет твердо встретила взгляд Родериха, собираясь высказать решение, которое она приняла, едва новоявленные союзники заговорили о разгроме Гилберта.

— Не рассчитывайте на мое ополчение, герр Родерих. У вас в этот раз есть сильные помощники, не думаю, что мои люди так уж сильно вам нужны. Я не хочу, чтобы они опять устлали своими трупами поля сражений, вместо того, чтобы обрабатывать землю, пасти скот и мирно жить, в конце концов!

На лице Родериха отразилось изумление, но он быстро взял себя в руки.

— То есть ты отказываешься воевать?

— Да. Мне ведь не стоит вам напоминать, что по новому договору…

— Я не могу заставить тебя сражаться, — закончил он. — Спасибо, я не страдаю провалами в памяти.

— Вот и отлично. Я надеюсь, мы договорились? С моих людей хватит крови и смерти! — бросила Эржебет. — Мне, если честно, плевать и на вашу Силезию, и на пресловутое европейское равновесие. Разбирайтесь с этим сами.

— Эржебет, ты ведь не хочешь воевать вовсе не поэтому. — Родерих пытливо посмотрел ей в глаза. — Ты просто не хочешь сражаться с ним…

— Думайте, как хотите, — процедила она сквозь зубы.

— Ты дала мне клятву…

— И, отказываясь воевать, я ее не нарушаю… Я буду исправно поставлять вашей армии провиант, лошадей для кавалерии и все необходимое. К тому же у вас и так служат много моих людей.

Родерих долго молчал, изучая ее лицо, и Эржебет, не дрогнув, выдержала его тяжелый, внимательный взгляд.

— Что ж, отлично, я рассчитываю на твою верность слову, — наконец произнес он и вышел из комнаты.

— Зря рассчитываете, — едва слышно шепнула Эржебет, как только за ним закрылась дверь.

Да, она дала Родериху обещание. И она собиралась его сдержать. До сегодняшнего вечера…

Она думала о Гилберте. Гилберте, который не знает о нападении. Ее любимом Гилберте, смело бросившем вызов сильным мира сего и теперь оказавшимся в опасности. Гилберте, которого возможно даже уничтожат, просто сотрут с карты Европы, если она не нарушит слово и не предупредит его готовящемся наступлении союзников… Эржебет чувствовала себя просто ужасно, но понимала, что не сможет поступить иначе. Что ради него она забудет о верности слову, о своих рыцарских принципах. Обо всем. Ради него…