Кто суккуба? Я суккуба?! (СИ) - Клименкова Антонина

Эльф предложил Клаве в воспитательных целях высосать из мальчишки магическую энергию, так чтобы тот неделю не смог устраивать фокусы.

— Почему я? — изумилась Клава, имея в виду, что мелкий хулиган еще не достиг разрешенного законом возраста, чтобы общаться с суккубой.

— Не к инкубу же мне обращаться за этим, — пожал плечами эльф. — Никакое другое наказание не окажет на него столь же сильного эффекта.

Мальчишка, внимательно слушавший препирательства взрослых, состроил жалобную мордашку, захлопал в сторону Клавы своим херувимскими ресницами и заранее приготовился хныкать на тему «Пощадите, я больше не буду!».

Клава оброненные эльфом слова восприняла по-своему: мол, мера наказания избрана, а исполнение лучше доверить именно суккубе не только как обиженной стороне, но как девушке, ведь обращение к инкубу может быть расценено как пропаганда однополых отношений среди несовершеннолетних, что нанесет непоправимый вред неокрепшей психике наказуемого.

— И как вы себе представляете, что я должна с ним делать? — недовольно уточнила Клава, кивнув на затихшего мальчишку. — Он же ребенок!

— Не волнуйтесь, в его годы все прячут под матрасами журналы фривольного содержания, — пренебрежительно фыркнул эльф.

— Будет достаточно разрешить мальчику потрогать грудь, — хихикнула медсестра. — Через одежду, разумеется.

Клава заметила, как у херувимчика вытаращились глаза в предвкушении. Ради такого наказания он, видимо, готов был перетерпеть неделю без занятий магией. А если она покажет ему лифчик, то хоть месяц? Суккуба нахмурилась:

— Вам не кажется, что для него это станет отнюдь не наказанием?

Эльф задумчиво глянул на подопечного, оценил всю гамму эмоций, отразившихся на ангельски-невинной мордашке.

— Простите, об этом я не подумал, — с ледяным безразличием повинился эльф.

— Куда уж тебе-то, — хихикнула медсестра. — Чтобы ты — и думал о женской груди?

Эльф наградил медсестру взглядом испепеляющего холода, однако это не пресекло сдавленные смешки, наоборот подстегнуло к веселью, непонятному для Клавы. Впрочем, суккуба и не собиралась вникать в деликатные подробности.

Клаву осенило! Она поняла, что же для двенадцатилетних отроков бывает настоящим наказанием.

— Не найдется губной помады? — спросила она у медсестры. Та с понимающей улыбочкой охотно одолжила свой блеск в миниатюрной баночке.

Клава жирно намазала блеском губы, вернула баночку медсестре. И обернулась к мальчишке, с обманчивой ласковостью поманила:

— Иди-ка сюда!

Тот повелся, подошел и горящими глазами уставился на ее бюст.

А Клава неожиданно накинулась на него с объятиями, да принялась осыпать липкими поцелуями: в обе щеки, в лоб, в зажмуренные глаза, в ухо — куда придется, ибо тот тотчас стал вертеть головой, безуспешно пытаясь уклониться от «телячьих нежностей». Для подростка нет ничего более унизительно, чем «сюси-пуси» от взрослых тетушек, которые продолжают считать их детишками! Для пущего эффекта Клава между поцелуями в наигранном восторге противнейшим голосом приговаривала:

— Ах, какие у нас кудряшки! Ах, как мы выросли, совсем мужчина! Скоро придет время невесту искать! Или уже присмотрел себе кого из девочек? На свадьбу пригласишь? А в школе хорошо учишься? Оценки какие получаешь? Учителей слушаешься? Домашние задания вовремя делаешь? На контрольных шпаргалки не прячешь? Ни у кого не списываешь? Девочек-одноклассниц не задираешь? А за косички их не дергаешь? В женскую раздевалку не подглядываешь? А руки перед едой моешь? Спать вовремя ложишься? В постель не писашься?

Мальчишка, обслюнявленный по всему лицу, измазанный ароматным блеском для губ, красный, как вареный рак, с великим трудом вырвался из ее цепких рук. Отбежал и спрятался за учителем, сгорая от стыда — и противоречивого возбуждения, ведь, пока крутился в тесных объятиях, успел поневоле ощутить упругость грудей суккубы, мягкость ее губ, запах и тепло спелого женского тела.

— Отлично, всё получилось. Неделю без магии, пока резерв снова не пополнится, — констатировала успешность эксперимента медсестра, сверившись с показателями на каком-то своем специальном приборчике-сканере.

Клавдия с чувством собственного превосходства взглянула на эльфа. Тот, наблюдая за наказанием, заметно развеселился. Губы уже не сжимались в презрительную полоску, а кривились, едва сдерживая ухмылку, в прищуренных глазах искрились смешинки. Привычная маска ледяного безразличия явно дала трещины. «До чего ж красив, паразит!» — невольно подумалось Клаве.

Поймав на себе ее взгляд, эльф долю секунды не отводил глаз, чем вогнал в краску уже саму суккубу. Затем, вновь вернув на лицо холодное спокойствие, еще раз повторил извинения, почти ласково взял приунывшего мальчишку за шиворот и с чисто эльфячьим достоинством покинул лазарет. Клава поймала себя на недостойной мысли: хотела бы она получить этого красавчика в свою постель, вот уж тогда она согнала бы с его мраморного личика эту ледяную маску! Вот бы отомстила за несчастный случай с Персиком, случившийся исключительно из-за его профессиональной небрежности! Уж она бы ему припомнила все свои переживания!..

Клава побыла в лазарете еще полчаса. Помогла медсестре напоить котика успокаивающей микстурой с запахом валерьянки, посидела с ним, пока он не заснул. А потом медсестра ее выгнала, объявив, что Клаве нет надобности здесь торчать и мешать оздоровительному сну ее пациента. За Персиком она и сама присмотрит, всё равно других больных в учреждении не наблюдается. А когда тот выспится и пройдет необходимые исследования и процедуры, они Клаву вызовут по коммуникатору на вечернее свидание.

С тяжелым сердцем, но относительно успокоенная, суккуба отправилась в коттедж некромантки. В голове роились мысли и подозрения, выстраивались хаотические цепочки предположений, строились теории всемирного заговора в пределах одной конкретной Академии… Но никаких путных идей, понятное дело, в гудящем от стресса разуме не родилось. Единственное, что она признала себе по силам — наблюдать и беспокоиться. Ни на что иное Клава не была способна. Причем, как ни горько это было признавать, беспомощной и бесполезной она оставалась в любой жизни, в любом мире…

Пока голова была занята нерадужными размышлениями, ноги принесли Клавдию к центральной площади. Подняв глаза на возвышающуюся, как упертый в небо перст, башню, суккуба поймала себя на иррациональном ощущении отвращения. Почему-то ужасно не хотелось подходить к башне, просто до урчания в животе. Кстати, на циферблатах часов, насколько она сумела разглядеть из промежутка между домами, стрелки снова показывали разное время. Клава, заинтересовавшись, торопливо обошла «задворками» четверть площади — и опять выглянула из-за угла следующего дома. И на третьем циферблате несинхронность! Что же это? Опять случайность или…

Пока Клава стояла в сомнении и смятении, стрелки на часах сами собой подтянулись к одному значению — прямо у нее на глазах. И что странно, при этом пропало ощущение опасности, исходящее от башни. Живот суккубы перестало крутить, убегать отсюда подальше расхотелось. Чертовщина.

И всё-таки не зря Клава не спешила выйти из тени здания! Оставаясь незамеченной, она увидела, как из башни вышел человек… Флавиан! Уж кого, а инкуба Клава издалека без ошибки признает. В голове вспыхнула идея спросить, что же он здесь потерял? Неужели по совместительству заделался часовщиком и починил привирающий на все четыре стороны механизм?

Однако вместо того, чтобы просто окликнуть куда-то спешившего инкуба, Клава сочла разумным вызвать его по коммуникатору.

— Привет, ты где? — спросила она, когда тот отнюдь не сразу ответил.

Флавиан успел отойти от башни и развернулся к ней так, чтобы ее не было видно на картинке голограммы.

— Привет, — кивнул Флаф. — Я в западной части города, иду к клиентке.

Клава бровью не повела на его ложь, она уже достаточно освоилась в Академгородке, чтобы не путать центр с заречными кварталами. Вместо обличительных упреков она коротко рассказала о злоключениях Персика, но в конце добавила, что уже всё разрешилось. Ее приятно порадовало, что, несмотря на вранье о своем местоположении, весть о проблемах кота Флавиан воспринял с искренним беспокойством, вдобавок он довольно неуклюже попытался успокоить саму Клаву. Именно эта косноязычная неуклюжесть ее и подкупила, ведь со своими клиентками инкуб профессионально болтлив и всегда находит нужные слова. Видимо, с нею настоящие эмоции выбивали его из привычной колеи благожелательной галантности.