Рапсодия (ЛП) - Таласса Лаура

— Калли, — говорит Дес, возвращая меня к реальности. Он растянулся на кровати, от чего край футболки задрался, позволяя мне взглянуть на пресс.

— М-м-м? — тяну я, крутясь на компьютерном кресле назад и вперед.

Он колеблется.

— Если бы я прямо сейчас спросил тебя что-то, ответила бы ты честно?

До сих пор разговор был беззаботным и веселым, поэтому я, не задумываясь, произношу:

— Конечно.

Дес медлит, затем продолжает:

— Что действительно произошло той ночью?

Я замираю, кресло медленно останавливается.

Десу даже не нужно уточнять какой ночью. Мы оба знаем, что именно тогда он встретил меня. Именно тогда я убила человека.

Я качаю головой.

— Тебе нужно об этом поговорить, — утверждает он, убирая руки за голову.

— А ты внезапно заделался в мозгоправы? — я говорю немного злее необходимого, но не могу вернуться к той ночи.

Дес тянется ко мне и сжимает мою руку. Трюк с прикосновением, который я использовала десятки раз на нём, он использует сейчас против меня. Я смотрю на наши сплетенные руки, и, чёрт, тепло его ладони дарит чувство безопасности.

— Ангелочек, я не собираюсь судить тебя.

Я смотрю в глаза Деса и уже хочу умолять не давить на меня. Внутренние демоны норовят вырваться из клеток. Он просит меня высвободить их, и я не знаю, смогу ли. Но тут я замечаю в его взгляде теплоту и терпение, и произношу совсем другое.

— Он пришёл ко мне, как всегда, пьяный в стельку. — Я с трудом проглатываю ком в горле. — Дерьмо. Я и вправду это рассказываю! Хоть и не готова, но продолжаю говорить; ума не приложу, зачем, но сердце управляет языком, и не уверена, что разум может что-то изменить. Я скрывала этот секрет годами. И теперь должна излить душу. Вновь я смотрю на наши сплетенные пальцы, и эта непосредственная близость дает мне некую решимость. — Тот вечер тянулся очень долго. Но началось всё задолго до него. — Задолго до того, как сирена могла защитить меня. Чтобы понять историю, нужно вернуться к истокам. Дес попросил рассказать лишь об одной ночи, но это невозможно, не узнав все те сотни ночей, что предшествовали этой. — Отчим… насиловал меня… годами.

Я мысленно возвращаюсь в то ужасное время и делаю самое тяжелое из того, что когда-либо совершала: рассказываю Десу всё, в кровавых деталях. Потому что нельзя коснуться данной темы, не прощупав почву под ногами.

Я рассказываю, с каким страхом таращилась на дверь в свою комнату; как кровать пропитывалась моими слезами лишь от вида поворачивающейся ручки; как до сих пор чувствую едкий запах одеколона отчима, смешанный с перегаром. О том, как плакала и иногда умоляла. И что, несмотря на мои старания, ничего не менялось. В конце концов, я сдалась, и, вероятно, это больнее всего. Уйдет ли когда-нибудь страх с отвращением? Или стыд? Разумом я понимаю, что не виновна. Но эмоциями, никогда не смогу поверить в это. Бог свидетель, я старалась изо всех сил.

Костяшки белеют от того, как сильно я сжимаю руку Деса. В этот момент, он — мой якорь, и боюсь, что когда отпущу его, он ускользнет. Я — грязная, испорченная, и если Дес не видел этого ранее, то сейчас рассмотрит.

— В ночь, когда он умер, я больше не могла терпеть. — 　Дело было не во мне или нём, и, честно говоря, уже было всё равно в чём. — Его убийство не было преднамеренным. Он пришел ко мне на кухню, поставил бутылку на стол. Когда у меня появился шанс, я схватила её и держала как оружие. — «И что ты собираешься с этим делать? Ударить своего папочку?» — Я разбила её о стену, — я смотрю куда-то в даль, вспоминая произошедшее. — А он рассмеялся. — Противный смех, предвещающий боль. Много боли. — И ринулся ко мне. Я не думала. Просто замахнулась на него «розочкой». — Было приятно сопротивляться отчиму. Ощущение схожее с безумием, но я сразу себя пересилила. — Должно быть, я задела артерию. — Я начинаю дрожать, и Торговец сильнее сжимает мне руку. — Он так быстро истёк кровью, — шепчу я. А в момент, когда отчим понял, что умирает, в его взгляде был в основном, шок, но ещё осознание предательства. После всего случившегося, он полагал, что я никогда не наврежу. Я подавляю нахлынувшие воспоминания. — Остальное ты знаешь.

Я ожидаю миллион ужасных реакций, но ни одной не последовало. Торговец отпускает мою руку, только чтобы обнять меня и притянуть к себе на колени. Я ужасно благодарна ему за то, что дарит физический комфорт именно тогда, когда думаю, что утешение не придёт. Я полностью заползаю на крошечную двуспальную кровать и плачу в объятиях Деса под светом луны, позволяя себе быть слабой, потому что, возможно, делаю это в последний раз. Тяжесть уходит с груди. Боль ещё есть, но плотина разрушена, и всё давление, осевшее во мне, выплескивается наружу. Наконец-то, я понимаю, почему так тянусь к Торговцу. Он видел Калли-жертву, Калли-убийцу, Калли-сломленную, которая едва может наладить свою жизнь. Он всё это видел и всё ещё здесь, гладит меня по волосам и мягко шепчет:

— Всё хорошо, ангелочек. Его нет, ты в безопасности.

Так я и уснула, заключённая в крепкие объятия Десмонда Флинна, одного из самых страшных, опасных людей в сверхъестественном мире. И он прав. В его руках, я чувствую себя в полной безопасности.

Наши дни

Вернувшись в комнату Деса в Потустороннем мире, я принимаюсь ходить взад-вперёд; юбка развивается позади меня.

«Он идёт за тобой».

«Похититель душ».

Дес предупреждал, что ситуация ухудшится, но я не понимала насколько.

— Эти спящие женщины делали так прежде? — спрашиваю я, оглядываясь на Деса.

Король фейри, сидящий на боковом кресле, сложив руки домиком у губ, смотрит на меня.

— Нет.

Он даже не пытается увильнуть от вопроса, как обычно любит делать.

— И ты слышал всё, что они сказали?

— Ты имеешь в виду их экспромт в поэзии? — произносит он. — Да, слышал.

Дес был нехарактерно мрачным с тех пор, как мы покинули комнату со спящими воинами. Крылья исчезли только несколько минут назад, но я-то его слишком хорошо знаю, чтобы верить в безразличие к услышанному.

Просто он лучше меня прячет эмоции.

— Сначала дети, а потом это, — произносит он, подаваясь вперёд, отчего скрипит кресло. — Видимо, враг проникся симпатией к тебе.　Вспышка ярости касается серебристых глаз. А мной вновь овладевает паника. Торговец встаёт, мрак вьётся вокруг него, придавая грозный вид. Кованая корона и воинские браслеты лишь добавляют страха. Он подходит ко мне и проводит пальцем по моему подбородку. — Скажи, ангелочек, — говорит он, приподнимая мою голову, чтобы я посмотрела прямо в серебристые глаза, взгляд которых почти одичавший, — ты знаешь, что я делаю с врагами, которые угрожают всему, что принадлежит мне? — Он имеет в виду меня? Не могу ни понять, ни сказать, к чему ведет Дес. Он наклоняется ближе к моему уху. — Убиваю их, — Десмонд отстраняется, чтобы вновь взглянуть мне в глаза. — Не церемонясь. — От таких слов руки начинают дрожать. — Иногда я скармливаю врагов существам, чья помощь мне необходима, — продолжает он. — Иногда, даю королевским убийцам оттачивать навыки на них. Или же позволяю врагам думать, что они избежали моего наказания только, чтобы заново поймать их и заставить страдать… и как они страдают. Темнота скрывает многое. — Меня пугает, когда Дес становится таким. Когда проявляется его потусторонняя жестокость.

— Зачем ты мне говоришь об этом? — спрашиваю я тихо.

Он всё ещё пристально смотрит мне в глаза.　

— Я — самое страшное существо в этом мире. И если что-то или кто-то попытается хоть коснуться тебя, будет иметь дело со мной.

Последующие несколько дней Дес проводит в Потустороннем мире, занимаясь королевскими делами, пока я пребываю в его доме на острове Каталины. Он звал меня с собой, но, эм, да, мне пока что лучше быть по эту сторону лей-линий. Я прочитала некоторые заметки Деса, которые во многом повторяют то, что он уже сказал мне. В них упоминаются человеческие слуги с синяками и испуганными глазами, феи, которые погружаются в глубокий сон после того, как понянчатся со странными детьми, и люди, которые предпочли смерть, а не ответить на вопросы Деса. Все тайны ведут по одной тропе печали, погрязшей в разрушениях. Когда я не читаю заметки, то исследую остров или же рассматриваю дом Деса. Прямо сейчас, занимаюсь последним.