Грешник (ЛП) - Стивотер Мэгги

— Что здесь самое лучше? — спросил я ее. — Не просто лучшее. Самое-самое лучшее. То, что заставляет вас надевать этот фартук каждое утро и думать «Вот почему я собираюсь сегодня работать — чтобы приносить эту штуку клиентам, которые еще никогда ее не пробовали, ох, какой незабываемый день будет у этих новоинициированных!». Вот что я хочу заказать. Чем бы это ни было.

Она просто моргнула на меня. Она моргала на меня так долго, что я забрал у нее блокнот и карандаш. Я написал «ПОТРЯСАЮЩАЯ ШТУКА» на нашем чеке и вернул ей его обратно.

— Я вам доверяю, — добавил я.

Она заморгала чаще.

— Что насчет твоих приятелей?

— Они тоже вам доверяют, — сказал я. — Подождите. Я забрал блокнот и дописал «НО БЕЗ ШОКОЛАДА». Я бросил 55 долларов в банку с чаевыми.

Я вернул блокнот и карандаш обратно.

Мои родители уставились на меня. Работница уставилась на меня. Я уставился в ответ. Мне больше нечего было сказать, так что я изобразил улыбку Коула Сен-Клера.

Она резко усмехнулась, как будто ничего не могла поделать.

— Окей, — сказала она совершенно не тем голосом, что раньше. — Ладно, молодой человек. Принято.

Когда она ушла, я повернулся к своим родителям.

И произошло кое-что странное. Я не был уверен, то ли работница была очарованной, то ли совет Грейс сработал как заклинание, то ли я каким-то образом наконец-то провел логическую линию между Леоном, работницей, моими родителями и всеми остальными в мире.

Потому что за тот промежуток времени, который ушел на то, чтобы сделать заказ, мои родители преобразовались. Неожиданно вместо моих родителей я увидел двоих людей в их пятьдесят с лишним, туристов в сверкающем, странном месте, уставших ото сна в незнакомой комнате отеля, стремящихся вернуться обратно к рутине. В их глазах был тот же отпечаток усталости, что и у работницы. Жизнь пошла не по плану, но они выкарабкались.

В них не было ничего ужасного. У них не было никакой фактической власти надо мной. Не больше, чем у кого-либо другого.

Дело никогда не было в них. Всегда во мне.

Это осознание было как слово, которое мне должны были объяснять каждый раз, когда я слышал его. Его предназначение никогда не усваивалось

Они были просто обычными людьми.

Я спросил:

— Как доехали?

Казалось, они ждали целую неделю, пока я спрошу их. История полилась из их уст. Она заняла много времени, была действительно скучной и не включала в себя ни одну из тех деталей, которые я сам бы добавил, но зато включала множество тех, которые я бы не стал. В середине истории работница принесла нам всем холодный чай из маракуйи, моей матери она принесла какие-то необычные блинчики, моему отцу — омлет с авокадо, а мне — вафлю с улыбкой Коула Сен-Клера, нарисованной на ней взбитыми сливками.

Ничего из этого не было сенсационным; мы не говорили об одной важной вещи. Но ничего из этого не было ужасным или вроде того. В конце-концов, этот прием пищи ничего не дал, мы разойдемся своими отдельными путями: я — в одну сторону, мои родители — в другую, работница — в третью.

Раньше это было важно. Раньше это было борьбой с превращением в моего отца. Но сейчас, сидя здесь, казалось невозможным, что это вообще могло бы когда-то произойти. Я потратил столько времени на это зря. Я продолжал осознавать, что монстром, с которым я боролся, был всего лишь я.

Когда мы доели, я расплатился у кассы наличкой.

Работница спросила:

— Ну как вам еда?

— Это было потрясающе, — сказал я. — Ваш выбор был превосходен. Завтра вы должны держать этот блокнот с одобрением от ментального гиганта.

Она прикрыла улыбку рукой. Я хотел поблагодарить ее за мрачное осознание того, что, в конце концов, я был своим худшим врагом, но не знал, как лучше это сделать. Так что я просто подарил ей еще одну улыбку Коула Сен-Клера и вернулся к столу.

— Было довольно мило, — сказала моя мать. — Хорошая находка.

Они не собирались спрашивать, пытался ли я убить себя. Они не собирались спрашивать о Викторе. Они не собирались спрашивать о чем-то неприятном. Не знаю, почему это меня удивило. Они никогда этого не делали.

Мой отец сложил свою салфетку в двенадцать разных геометрический фигур.

— Нам следует вызвать такси, если хотим прибыть в аэропорт вовремя. Коул, не знаешь, здесь ездят такси?

— Оу, — сказал я, вынимая ключи от мустанга. — Я могу вас подбросить. Кажется, у меня есть спортивная машина.

Глава 39

 ИЗАБЕЛ •

коул: я пережил своих родителей, твоя очередь писать мне

я:

коул: вот мой номер, на случай, если ты забыла его

я:

коул: пожалуйста

я:

коул: изабел, прошу тебя

я:

коул:

Глава 40

 КОУЛ •

После моих безуспешных попыток заняться чем-то более увлекательным, чем надевать штаны, уже который день подряд, мне позвонила Бейби.

— Время вышло, Коул. Что сегодня делаешь?

Желания творить вообще не было. Я пролистал небольшой блокнотик до ее первоначального списка дел.

— Квартальная вечеринка^[35].

— Круто.

Да. Круто. Квартальная вечеринка. Отлично. Я смог собрать все это в кучу только после того, как убрал из ванной то дерьмо, которое оставил за собой после многочисленных превращений несколько ночей тому назад.

Я должен буду сообщить об этом миру через Виртуального Коула. Я отчаянно старался не писать Изабел, пока она сама этого не сделает, но больше не мог ждать.

«Можешь привлечь коулбота чтобы разыграть сегодня вечеринку»

Я переписал сообщение десять раз прежде, чем отправить его. Не лучший вариант, но в нем не должна была прозвучать ни горечь, ни нужда. Все знаки препинания, что я добавлял, указывали либо на то, либо на другое, так что в итоге я решил использовать старое доброе отсутствие грамматики, чтобы обозначить свое равнодушие.

Изабел тут же ответила:

«Дай мне полчаса.».

Ее пунктуация означала, что я не должен думать, будто мы не в ссоре. Двадцать девять минут спустя она прислала мне имя и адрес победителя.

Ох уж этот конфетно-букетный период.

Через семь минут после этого я закончил с уборкой в ванной, через девять минут прибыл Ти с камерами, а через пятнадцать минут — Джереми со своим пикапом.

Будучи в группе, ты тратишь первые четыреста тысяч лет своей карьеры таская свое дерьмо туда-сюда. Твои колонки, стойки для колонок, экран, микрофоны, звукосниматели, кабели, провода от микрофонов, провода от колонок, инструменты, все подряд. Забыл что-то — облажался. Сломал что-то — облажался. Провод оказался слишком коротким? Облажался.

Но, не смотря на это, однажды тебя ждет успех…

Ты соберешь все это дерьмо в мустанг последней модели и пикап, надеясь, что ничего не забыл.

Размечтался, как же.

— Я бы мог взять что-нибудь, — сказал Ти извиняющимся голосом с камерой на плече, — но я должен нести, ну, ты знаешь.

— Записывающее устройство, — ответил я, кладя свой синтезатор Лейле на колени. Она не возмутилась, потому что нормально относилась ко всему, что привели нити судьбы и все такое. Вот что я думал: Судьба — отстой, и я превыше ее.

Я сказал Ти:

— Ага. Круто. Снимай с этого ракурса. Нет, с этого. Это мой знаменитый ракурс.

А затем мы с Джереми в тандеме направились в Вест-Адамс^[36].

Все дома в этом районе были старыми, того же возраста, что и в моем районе в Фениксе, Нью-Йорк. Но в Вест-Адамсе дома казались экзотическими из-за их розового и лаймового цвета, лепных и черепичных крыш, филигранных металлических оградок. Я представил, насколько другим человеком я бы стал, если бы вырос в одном из них.

Шейла, фанатка из Л.А., которая выиграла (очевидно, Изабел попросила фанатов узнать, на буклете которого альбома изображен мой затылок), была как Супер Соник от волнения к тому времени, как мы добрались до ее дома.