Отступники (СИ) - "Schell"

— сполнится четырнадцать лет, она станет совершеннолетней, — знакомый Эвелин голос принадлежал старому колдуну Сильджертольду, — Придёт пора платить.

Принцесса заглянула в дверной проём, её отец, Король Аарогуст фон Краун, он выглядел сейчас так измученно, он нервно тёр переносицу и что-то бормотал про себя.

— Но почему четыре сотни? — обеспокоено спрашивал он, — Неужели красная нить настолько… Запретная?

— Это вмешательство в судьбу, — прохрипел колдун, — Любое такое вмешательство просит большую цену.

— Я-я… Понимаю, — Аарогуст положил руки на стол, — К четырнадцатому году я выполню это, но, как же… Как плата засчитывается? Как твоё заклинание поглотит душу?

Тут Сильджертольд склонил голову, Эвелин недоумевающе смотрела на своего учителя. Тот сел на колени и, кажется, плакал.

— Простите меня, Ваше Величество, простите, — в слезах молил он, — Принцесса должна быть рядом с «платой», чтобы поглотить её.

Часть 2.1

Часть 2.1

Замок. Королевские покои

В этой длинной комнате висели картины, описывающие сражения прошлых лет, такие как «Осада на остров Сапфир» или «Освобождение острова Золота». Король Аарогуст вспоминал те времена с улыбкой, ведь… Тогда он познакомился с любовью всей своей жизни — Элеонорой. Она была военным стратегом, даже в бою показывала себя с лучшей стороны. А после она стала королевой, Его королевой.

На стенах висели мечи и щиты, повидавшие не один бой, трофеи с Королевской охоты. Сверкающие доспехи из прочного материала, зачарованного чародеями Аметиста, — броня Аарогуста фон Крауна. А рядом красовалась изящные золотые доспехи Её Величества — Элеоноры фон Краун.

В конце комнаты стояла широкая кровать с занавесками. На ней отдыхали Его и Её Величества. Пусть днём они и строгие, рассудительные и прагматичные повелители огромного королевства, но под вечер, ночью, они становятся самыми обычными людьми, не имеющими никаких обязанностей — так им нравится думать.

— Слышал, что у Иосифа родилась дочка, — потянулся в постели Аарогуст.

Элеонора, находящаяся в полулежащем состоянии и читающая толстую книгу про запретную любовь простолюдинки и короля, отложила чтиво и повернулась к мужу, усмехнувшись:

— Видимо, патриархальному правлению Рубина придёт конец.

— Хвала богам, что у них не будет повода свататься с нашей Эвелин, — вздохнул он.

Королева лишь посмеялась, вспоминая, как Аарогуст нервничал из-за рождения дочери, считал, что… Не сможет воспитать ребенка после произошедшего. Но сейчас он показывает себя ответственным родителем, отцом, заботящимся о дочери. В эти времена ничего особенного, если принцесса выйдет замуж за какого-нибудь принца, но, словно услышав желания Аарогуста и Элеоноры, у короля Рубина, — Иосифа де Рада, родилась вот уже третья дочь, а про Изумруд и речи не может быть — отношения между Аметистом и Изумрудом с древних времен… Очень шаткие.

— Ты справился, Густ, — улыбнулась Элеонора.

— Я король, если ты забыла, — надулся он.

— Только не со мной наедине, — лишь посмеялась женщина.

Часть 3

Часть 3

349 год после Распада

— Тёмное отродье! — камень попал Абелю прямо в щёку, оставляя на ней ровную линию из крови, — Катись отсюда!

Абель тихо плакал свернувшись в клубок, пока дети Вериго и те, кто за ними всецело следует, кидали в него камни. Булыжники, ржавые наконечники от стрел. И хотя не все поддерживали идею избивать Абеля до крови, стоило Джозефу Вериго строго взглянуть на них, как все тут же начинали «веселье».

— Остановись! — говорила сестра Вериго, кажется, она плакала.

Но старший сын Вериго, Джозеф Вериго, лишь посмеялся и, замахнувшись, ударил свою сестру булыжником. Та, обмякнув, упала на землю, а дети и подростки отошли от неё, кто-то с криком, кто-то скривившись, а кто-то и вовсе убежав молча домой.

Когда Джим попытался с ним поговорить, то тот молча выбил челюсть брату Джиму. Теперь между их семьями ещё большая пропасть.

— Ты не заслуживаешь Сестры Габриэль! — говорил Джозеф про мать Абеля.

Абель всегда молча принимал всё, что они делают. Пусть он и был импульсивным, всегда хотел дать сдачи, встать и надрать зад своим обидчикам, но… Он лишь плакал, когда ему было больно, и молча принимал всё.

Но когда он поднял голову и увидел летящего Джима, и то, как кулак его старшего брата соприкасается с грязным лицом Джозефа Вериго, как тот недоумевающе смотрит, чувствуя, что из его носа хлещет кровь, то Абель радовался искренне, от всей души.

— Ах-ха-ха, две никчемности тут! — говорил Вериго.

Джим и Джозеф были почти одного возраста, с погрешность в год — старше был Вериго. Но их сила различалась. Джим не силён в рукопашном бою, но очень умел во владении одноручным мечем. С другой стороны, Джозеф, он очень хорош в кулачном бою, но полный ноль в бою на мечах, что довольно странно при отце-мечнике.

Абель, когда попытался встать с колен, то понял, что в этот раз урон был гораздо больше, и боль заставила его согнуться, полностью распластавшись по земле.

Джим, видя эту картину: младший брат, весь в порезах и пятнах, что в будущем станут страшными и большими синяками, толпа детей с камнями в руках, — разозлился не на шутку. Костяшки на его левой руке болели от того удара. Он сжал правую руку, в которой была палка какого-то дерева, которое при проверке на прочность показало себя лучше всех остальных.

— Готовь свой зад, дружище, — бросился в атаку Джим.

Джозеф правда не ожидал, что такой слабак, как Джим Бинтермо, решится на такой рисковый шаг — избить сына капитана стражи. Он не ожидал такого, и не успел нормально уклониться. Джим целился в его левый бок и Джозеф встал в защитную стойку, получив урон в виде пары синяков, но тогда и перенял инициативу.

Вериго держал руки на кулаки на уровне лица, он бросился вперёд, перенося свой вес вперёд и собираясь вмазать жалкому, как он думал, слабаку.

Он не ожидал, что Джим с легкостью увернется от такого удара и контратакует кулаком в солнечное сплетение. Джозеф еле держался на ногах, когда его оппонент обхватил его голову и ударил об своё колено, окончательно выведя старшего Вериго из игры.

Джим бросил взгляд на толпу детей, и те рванули прочь, побросав кучи камней. Тогда он подскочил к своему младшему брату. Он достал из-за пазухи серебряный крестик и начал читать заклинание. Впервые в своей жизни. Но раны, вместо того, чтобы затягиваться, начали лишь более сильно кровоточить.

— Нет-нет-нет! — проговорил Джим.

Он подумал, что прочитал что-то не так. Тогда он бросил свои потуги, обхватил Абеля и понёс его к матери. Мчался по тропинкам, игнорируя все вопросы крестьян, ровесников и даже старосту, что пригрозил сообщить матери о неподобающем поведении.

Джим ворвался в церковь во время песнопения его матери, и показал на брата лежащего на его спине. Та лишь попросила отнести его домой и положить в подсобку, сказала, мол, там нужная аура и что обычные заклинания света Абелю не помогают.

И только когда он отнёс его в тёмную подсобку, где обнаружил лежачее место, то обнаружил, как будто бы тьма сконцентрировалась на ранах его младшего брата. Он наблюдал как раны затягивались с тихим шипением.

Когда Джим вернулся к своей матери, то у него было достаточно вопросов, ни на один из которых у неё не было ответов.

— Неужели… Свет отвергает его? — спрашивал он, — Людям свойственен Свет, неужтоему так не повезло?

Габриэль рассмеялась, кладя руку на плечо сына, что уже давно стал выше своей матери.

— О нет, ему повезло гораздо больше, чем нам в отношениях со Светом, — ответила она, уходя и оставляя Джима недоумевать.

В замке

«Дорогой дневник, отец с каждым днём всё мрачнее, он больше не приходит поздравлять меня с днём рождения, слуги шепчутся, что он хочет от меня избавиться!

Сильджертольд говорит, чтобы я не паниковала и мой папа наоборот, помогает мне, только скрытно, и говорит, что так продолжится вплоть до моего четырнадцатилетия.