Единственная (СИ) - Гусейнова Ольга

Меня подвели к углу и приложили ладонь. Я чуть не хихикнула от неожиданности: в полу открылось небольшое отверстие, видимо унитаз, а сверху вылез душ.

— Опустошение, потом душ. Будет чисто, — по-прежнему лаконично пояснил инопланетянин.

Шагнул к кровати и приложил мою ладонь рядом — в переборке медленно скрылись едва заметные створки, открыв узкую нишу от пола до потолка. Заглянув в «шкафчик», я увидела свои вещи из прежней каюты.

— Спасибо огромное, — улыбнулась я глазами, помня, что многие гуманоиды улыбок землян не понимали.

— Без сопровождения не выходить, — предупредил Первый, когда я хотела спросить о встрече с «Дим Резом», и вышел.

Я осталась одна и с множеством вопросов. Главный из которых: мы тут пленники или гости? Придется смириться. Пока. Осторожно попробовала чужую пищу — и съела почти все. В тот момент, когда полка-поднос начала увлекаться обратно в «бар», схватила с нее пакет с жидкостью и последний брикетик. Я не жадная, а запасливая: после голода к еде относишься бережно. Открутила крышку у пакета и попробовала. Вода! С едва ощутимой кислинкой, чистая и вкусная. Надеюсь, спасатели проверили нас на совместимость и я не умру после их пищи.

Затем я успешно воспользовалась иномирным туалетом и легла на кровать-полку, принявшую форму моего тела. Вполне удобно. И наконец-то расслабилась, впервые за долгие месяцы ощущая сытый, полный желудок и не испытывая постоянной жажды. Я осознала, что выжила.

Я выжила!

Накатила эйфория такой силы, что я расплакалась навзрыд. Хотелось прыгать, орать, смеяться, но пришлось взять себя в руки. Свернувшись калачиком, я радостно ощущала свое тело, кажется, каждую свою косточку чувствовала.

Я жива!

А ведь могла вколоть себе яд сразу по возвращении в каюту в тот злополучный день, когда покончила с собой Анна. Хойт Кроу все-таки воспользовался ядом, пусть не сразу, но решился. А мы с Резниковым — нет, предпочли умереть от голода и жажды.

Еще есть удивительная, явно живая планета, от которой захватывает дух. Только открытая, хоть и опасная, но пригодная к жизни.

С мыслью о ней я заснула.

Глава 3

— Зачем тебе это? — недоумевал Хойт, наблюдая, как я упаковку с едой прятала в шкаф. Заглянул туда и, увидев под одеждой залежи питания и воды, вовсе удивился: — Ты как мышь закрома делаешь?

Я смутилась, потом, поморщившись, призналась:

— Недавно проверила первые отложенные пакеты. Еда свежая, вода тоже. А запас карман не тянет. Мало ли что наши непредсказуемые спасатели завтра придумают.

Дмитрий Резников сидел прямо на полу, облокотившись о дверь спиной. И словно внутрь себя смотрел, наверняка задумавшись о чем-то важном. Наконец, он поделился, но не на всеобщем, теперь известном и дронам, а на русском:

— Таяна права, Хойт. Нам в самое ближайшее время придется вновь задуматься о спасении.

— Ты считаешь, все настолько плохо? — удрученно вздохнул Кроу. — А я только-только поверил, что выжил.

Я провела пальцами по едва заметным зарубкам, которые зачем-то процарапала на переборке над кроватью. Согласно земному времени, мы прожили у дронов двадцать восемь дней: хронометр мне вернули вместе с вещами.

— По-моему, они выжали из нас максимум информации и взяли все возможные образцы. Заметили, как кардинально изменилось их отношение к нам в последнее время? — Резников озвучил то же самое, о чем догадалась сама, но думать боялась.

Мне осталось только горько добавить:

— Да, недолго они в космических спасателей играли. Быстро им благодушие и расположение изменило.

— На последнем осмотре меня назвали странно — дубликат ранта, — задумчиво отозвался Хойт.

Резников напрягся и сел прямо.

— Вы видели данные, которые они скрупулезно изучают? Благодаря нам. — Мы с Хойтом кивнули, и помощник командора продолжил: — Так вот, дотошные акулы сравнивают наши показатели с приведенными в соседней колонке, подписанной «рант». И разница между нами, как показывает та длинная-предлинная табличка, — очень небольшая.

— Ты хочешь сказать, земляне практически идентичны каким-то рантам? — заинтересовался Хойт.

— Ну не идентичны, различия есть, но минимальные. Вероятно, мы вполне совместимы. И главное, можем дышать одним воздухом и жить в одной среде!

Внезапно мне в голову пришла идея:

— Друзья, а может ранты живут на той планете? Рядом с которой мы висим? Может голубые акулы открыли новый мир, новый вид, может даже нас вначале приняли за рантов? Поэтому осторожничали первое время. А теперь выяснили, что мы чужаки из дальних далей, вот и не считают нужным быть с нами вежливыми, а в перспективе — гуманными?

Мы обменялись задумчивыми, озабоченными взглядами.

— Может быть, может быть, — кивнул Резников. — В любом случае я недавно прогуливался в шестой зоне…

— …нам показывали, знаем где, — поторопили мы с Хойтом.

— Так вот, там расположен один из четырех эвакуационных отсеков со спасательными капсулами. Они выглядят необычно, конечно, но если будет хоть пять минут, чтобы разобраться, думаю, я смогу их вскрыть…

У меня ноги ослабели. Я опустилась на край кровати, положила руки на колени и тоскливо посмотрела на Дмитрия:

— Ты хочешь… ты думаешь, нам придется…

— Тай, это очевидно даже такому завзятому оптимисту как я, — печально усмехнулся Хойт. — Эх, жестока с нами судьба. То бросает в объятия смерти, то снова дарит жизнь, а потом вновь пускает по лезвию ножа.

— Да ты романтик, я смотрю, — весело улыбнулся Резников, сняв напряжение в каюте.

И тем не менее, я тяжело вздохнула:

— Кажется, я слишком привыкла к смерти: постоянно кто-то рядом со мной умирает.

Хойт пересел ближе ко мне, неожиданно обнял за плечи и по-дружески тепло посоветовал:

— Детка, ты просто прими как данность: тела — смертны, а душа — вечна. Поэтому, пока есть возможность, борись за жизнь бренного тела и береги бессмертную душу.

Дмитрий добавил:

— Не трать и так короткое время, оплакивая погибших, все равно придет срок, когда мы встретимся где-нибудь…

— …когда-нибудь, — усмехнулся Хойт.

Помощник командора решительно заявил:

— В общем, если из нас троих кто-то не выживет, всякое бывает, совершенно серьезно предупреждаю: я категорически против, чтобы меня оплакивали! Вспомните при случае добрым словом — и достаточно.

— Братцы, если выживу, оторвусь по полной, — пообещал Хойт с прежним задором. — Ни в чем себе не буду отказывать. Есть — от пуза, спать — всласть, любить — от всего сердца. За всех!

И протянул нам руку. Мы поняли его сразу и, положив свои ладони сверху его, кивнули. Дали молчаливое обещание: кто выживет, тот будет жить за остальных.

— Когда собираемся уйти, не прощаясь? — вернулся к насущной теме Хойт, посмотрев на нашего командира.

— Надо собрать еще провизии, воды. Может быть, медикаменты…

— Мне вернули аптечку, — похвалилась я. — Пробы взяли и все. Правда там ничего особенного, так, первую помощь оказать.

— Хорошо, что одежду оставили, — Хойт одобрительно посмотрел на свою синюю форму с пилотскими нашивками, а потом поморщился: — А то на их дырявые костюмчики без слез не взглянешь.

Я передернулась, поправив форменную серую куртку, наконец-то больше не висевшую на мне как на вешалке.

— Уже месяц здесь и свой прежний вес почти набрала, но мерзну постоянно.

Хойт ухмыльнулся, протянув мне флакончик:

— Я тоже теплолюбивый. На, мне от насморка выдали, могу поделиться.

Я подозрительно посмотрела на зеленую жидкость:

— Они на тебе уже много чего испытывали. Не боишься, если, как неделю назад, опять кровью захлебываться будешь?

— Глазастые умники сказали, тогда дозировку не рассчитали, а так хорошее средство от кашля, — с присущей ему иронией отозвался Хойт. — Но ты права, Тай, меня используют в качестве подопытной крысы и пробуют все подряд.

— А на мне проверяют физические нагрузки, — мрачно поделился Резников. — Позавчера чуть глаза не лопнули от напряжения. Уроды.