Игра со Смертью (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

Рино вышел за мной на веранду, обнял сзади, зарывшись лицом в мои волосы.

— Что не так, Девочка? — прошептал на ухо и развернул к себе лицом.

— Все не так, — тихо сказала я и отвела взгляд, но он заставил посмотреть себе в глаза снова.

— Что именно?

— Ты любишь меня, Рино?

Усмехнулся уголком чувственного рта и привлек к себе.

— Типично женские вопросы? Сомнения?

Я не сопротивлялась, склонила голову ему на грудь, чувствуя, как он гладит мои волосы.

— Нет, Девочка, не люблю.

Резко посмотрела в глаза, ожидая увидеть улыбку, как подтверждение того, что это несерьезно, но наткнулась на потемневший взгляд.

— Болен тобой, заражен, отравлен. Подыхаю по тебе. Хочу разорвать на части, на кусочки…и чтоб каждый их них был моим. Хочу посадить на цепь, сковать по рукам и ногам, связать и любоваться, как веревки впиваются в твою плоть, обозначая твою принадлежность мне. Это любовь?

— Нет, — ответила так же серьезно, — разорви на кусочки и каждый из них твой. Там, под кожей, выбито твоё имя, — залюбовалась своим отражением в его разных глазах, провела по векам кончиками пальцев, а он даже не моргнул, — на мне и так цепь, веревки, кандалы…а ключи от них, — скользнула по шее ладонью, к груди, к распахнутому вороту рубашки, — а ключи здесь, — положила руку туда, где его сердце. Перехватил мою ладонь и сжал сильнее.

— Значит, ты навечно в неволе — их теперь невозможно достать, только если вырезать его.

Несколько секунд смотрели друг другу в глаза.

— Но дело не в этом, да?

Я кивнула.

— А в чем?

— Ты мне все равно не доверяешь, Рино.

Он прищурился, но руку мою не выпустил.

— Моя мать. Она в твоем доме, да?

Хотела забрать руку, но он прижал ее сильнее.

— Кто сказал тебе?

Внутри все напряглось, натянулось пружиной. Только не нервничать…постараться.

— Зачем говорить…я почувствовала…ее запах. Я чувствовала с самого начала…но сейчас намного сильнее. Ты дал мне свободу перемещения.

Она здесь?

Затаилась, ожидая ответа Рино, долго, испытующе смотрел мне в глаза и наконец — то ответил:

— Да.

— Ты не сказал мне.

Воцарилась тишина…пугающая ожиданием ответа, реакции.

— И не только она, это что — то меняет?

Я медленно выдохнула.

— Только то, что мать женщины, которую ты любишь, сидит в подвале и страдает в тот момент, когда ты ласкаешь ее дочь и признаешься ей в своих чувствах.

— Я спросил: это что — то меняет, Викки?

Тон стал холоднее, но он так и не освободил мои пальцы, прижимая их к своей груди до боли. Насколько я выдержу эту игру, насколько буду правдоподобна…насколько смогу заставить его поверить мне?

— Как я могу быть счастлива с тобой, зная, что моя мать томиться в клетке? Она ни в чем не виновата, Рино. И в том, что ее муж так поступал с тобой, тоже.

— Между нами это что — то меняет? — вопрос прозвучал как выстрел в упор.

— Да, меняет…как я могу улыбаться тебе, Рино? Как я могу прикасаться к тебе, если каждый раз я буду думать о том, что предаю ее и не пытаюсь ничем помочь.

— Ты выбрала меня, Викки, прекрасно зная о том, что никому из твоей семьи я не прощу того, что они делали со мной. Никому…кроме тебя. И я не скрывал этого никогда.

Я все же вырвала руку и отошла к окну, услышала, как он сделал несколько шагов и остановился сзади.

— Значит, ты накажешь и меня, Рино. Значит, ты равнодушно закроешь глаза на то, что я страдаю и тоскую по ней, на то, что я люблю ее, и она вырастила меня. Значит, в какой — то мере ты мстишь и мне тоже, даже теперь, и это будет между нами всегда.

Я провела пальцем по запотевшему стеклу. Даже не заметив, как вывела на нем «Мой Рино». Увидела его отражение.

— Долгие годы, Девочка, — он вдруг сжал меня сильно за талию, — долгие годы, столетие, это было целью моей жизни. Ты приняла это, когда осталась здесь со мной. Я не давал тебе обещаний, что все изменится ради тебя.

Рука сильно сдавила меня, мешая дышать.

— Это моя мать. Я знаю, что, если отец попадется в твои руки, ты покараешь его, ты покарал так же Армана, Рино, — пальцы впились в мою кожу причиняя боль, но я не замолчала, — ты тоже должен был понимать, что я не смогу закрыть глаза на все.

— Жалеешь его?

Прорычал мне в ухо.

— Да, жалею. Но я не просила тебя о нем, я спросила о маме.

— Почему о нем не спросила?

Ладонь поползла по моему бедру, поднимая материю платья верх. Я дернулась, но он сжал сильнее, как в тиски, задирая подол на поясницу.

— А вдруг он уже мертв, Викки?

Я вырвалась из его объятий.

— А моя мать, Рино? Она жива?

Он привлек меня к себе снова, сжимая так сильно, что у меня потемнело в глазах.

— Жива.

— И что ты сделаешь с ней?

Я все еще пыталась вырваться, и он посадил меня на подоконник, удерживая за талию, лихорадочно поднимая подол платья, сжимая мои волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову, но я дернула головой, впиваясь в его плечи ногтями.

— Что ты сделаешь с ней, Рино?

Он не слушал меня, рванул корсаж платья вниз, обнажая грудь.

— Я не могу так, — всхлипнула и впилась ему в волосы, — не могу так, Рино!

— Я ее отпущу, Девочка…, — жадно прижался губами к моим губам, — отпущу ее…ну же…ответь мне…я хочу тебя. Сейчас.

Он лихорадочно целовал меня, сминая ладонями мое тело, раздвинув мои ноги коленом, притягивая к себе за бедра, и я застонала, почувствовав его пальцы в себе, запрокинула голову, закатывая глаза от наслаждения, забывая обо всем, отдаваясь ему, покоряясь голоду, который не утихал между нами, а становился все яростнее. Голоду, к которому теперь примешивалась лихорадочная пульсация времени…отсчета…сколько раз он еще обнимет меня, поцелует, возьмет мое тело, прежде чем…Прежде чем убьет меня. Потому что бежать я не собиралась — мое место рядом с ним. Эту клятву я не нарушу.

Рино сдержал слово. Как только мы вернулись домой, он отдал мне ключи от железной двери, ведущей в подвал. Сказал, что я могу выпустить ее сама, охрана отвезет Дороти туда, куда она пожелает. Он уехал, пообещав вернуться через сутки. Боже. Как мне не хотелось его отпускать, я прижималась к нему всем телом, я шептала ему о любви, я не могла им насытится… я понимала, что больше у меня не будет возможности сказать ему об этом…больше он мне не поверит. А сейчас Рино целовал меня, зарывался в мои волосы, слизывал слезы с моих щек.

— Что ты, девочка…что с тобой? Я ненадолго. Обещаю. Ненадолго. Если задержусь, пришлю за тобой машину и привезу к себе. Ты мне веришь?

«Ты мне веришь…веришь…веришь…»

Я всматривалась в лица охранников, пытаясь угадать, кто из них помогает отцу. Мне нужно было передать ключи, после того, как мать будет на свободе, чтобы тот сделал дубликат и вернул их мне.

Когда я поняла, кто это, мне стало не по себе…этот молчаливый тип сопровождал меня круглосуточно. И у меня не возникло ни одного подозрения…и он так близок к Рино. Он часто был моим водителем в поездках по Асфентусу и не выдал себя ни одним словом или взглядом. Как только Рино передал мне ключи, Леон пришел ко мне в комнату и жестом показал, что ему нужен ключ. Я отрицательно качнула головой… у меня тоже были свои условия. Те, которые мы с отцом не обсуждали.

— В правом крыле…через полчаса.

Он молча вышел из моей комнаты, а я закрыла лицо руками. Меня колотило крупной дрожью. Сейчас все могло пойти не так…все могло перевернуться, и мне стало так страшно. Я позвонила Рино… он ответил не сразу. Перезвонил через несколько минут. Я хотела еще раз сказать ему, что люблю его. Мне это было необходимо. Услышать его тихий смех и такое родное: «Девочка…Моя Девочка… я скоро». Вытерла слезы и, резко выдохнув, вышла из комнаты. Вот и всё. Я больше не услышу от него «Моя Девочка»…это было в последний раз.

Леон ждал меня в назначенном месте, переминаясь с ноги на ногу. Я увлекла его за собой к лестнице, где не было камер.