Подмена (СИ) - Чередий Галина

Споткнувшись, я просто рухнула лицом вниз и так и осталась, понимая, что не могу больше шевелиться. Чувствовала, что мужчины встали надо мной, наверняка награждая презрительными и раздраженными взглядами, но только мне было плевать.

— Скоро сумерки, — констатировал Алево.

— Очень плохое место для ночлега, — узнала я голос рыжего, и на этот раз никакого гонора и недовольства в нем не ощущалось, скорее уж беспокойство.

— Ты прав, Сандалф! — согласился с ними Грегордиан. — Голем, поднимайся.

— Не могу, — тихо пробубнила, не поднимая головы. — Можете меня хоть за ноги волочь, если вам так нужно, но больше я и шагу не в состоянии сделать. И никакие угрозы и приказы тут не помогут.

— Не можем, — раздраженно рыкнул деспот. — Весь этот путь тебе следует пройти своими ногами!

— В таком случае вам придется дождаться, пока я на них хотя бы смогу стоять.

Около минуты царила тишина, и я стремительно проваливалась в сон.

— Разбивайте лагерь, — наконец, недовольно сказал Грегордиан, и я услышала удаляющиеся шаги, но по-прежнему ощущала сквозь наваливающуюся сонливость чье-то присутствие.

— Она должна спать, чтобы восстановиться, — очень тихо произнес Алево. — Прямо как ты в детстве. Почему так?

— Не знаю. Но собираюсь это выяснить, — отрывисто ответил деспот, и это были последние слова, что я услышала перед тем, как провалиться в сон.

Проснулась я от того, что кто-то громко и отчетливо позвал меня по имени. Из-за последних событий мне уже казалось, что прошла вечность с того момента, когда кто-то делал нечто подобное — произносил вслух мое имя. С минуту пялилась в темноту широко раскрытыми глазами, напряженно прислушиваясь. Судя по полному безмолвию и ощущению мягкости, окружающей тело, я опять лежала на магически созданном ложе в шатре, из которого нет выхода. Осторожно, наощупь обследовала подушки и покрывала, задаваясь вопросом одна ли здесь. Ничьего дыхания не было слышно, но я уже не особо доверяю своим органам чувств. Как там сказал Алево? Ничто здесь на самом деле не такое, каким кажется? Что-то вроде того, так что лучше точно убедиться. Хотя… могу ли я доверять осязанию, если слуху и зрению не готова? О, просто прекрасно! Здравствуй, паранойя?

Никого не обнаружилось, и покрывала были совершенно холодными. Похоже, мне просто приснилось или почудилось. Никто в этом мире не стал бы звать меня по имени. Для всех тут я просто голем. Существо, собственного имени даже не достойное. Даже куклам в детстве я давала имена, а вот сама спустя годы оказалась недостойна… Стоп, Аня! Эта дорога никуда кроме отчаяния не приведет. Оказаться там на время, когда силы иссякли, — нормально. Это как дать себе поблажку, отсрочку, время на ориентирование и аккумуляцию сил. Вот только встать на нее навсегда — неприемлемо.

— Аня, выходи! — голос Грегордиана прозвучал громко и отчетливо в полной тишине, но при этом как-то странно, будто прямо у меня в голове.

Часто заморгав, я завертела головой и наткнулась взглядом на некое пятно поодаль, которое выделялось на фоне непроглядной тьмы и выглядело действительно как овальный проем. Пошарив, так и не нашла свою одежду и просто завернулась в одно из покрывал, надеясь, что оно не испарится, как только я выйду из шатра. Крадучись, ступая по толстым коврам, подошла к проходу. Это явно был не поднятый полог, а скорее обычная дыра, вырезанная прямо в плотной ткани палатки. Ага, той самой ткани, которой как бы не существовало. Ничему не удивляемся. Захотели для глупой Ани сделали палатку без выхода, а захотели — на тебе дыра в никуда! Снаружи, похоже, вот-вот должен был начаться рассвет. Темнота еще не отступила, но выглядела разбавленной достаточно для того, чтобы я начала различать силуэты. Деревья, кусты и громадная фигура Грегордиана в десятке метров от меня.

— Аня, иди за мной, — снова его повелительный голос прямиком в моем мозгу.

Было что-то неправильное, странное и в том, как он звучал и как выглядел, и я уже открыла рот спросить, какого черта происходит.

— Молчи! — властно оборвал он меня. — Просто иди!

И стал удаляться, стремительно растворяясь в предутренней серости. Ладно, раз он говорит молчать и идти, то так и сделаю, мне новые припадки его ярости ни к чему. Подхватив края покрывала, почти помчалась вперед, боясь упустить из виду его широченную спину и этим снова вызвать какие-нибудь репрессии. Противно от того, что вынуждена вести себя, как дрессированная собачка, выбирающая между добрым хозяином и его палкой, но что же пока поделаешь? Когда-то ведь наступают времена, когда и самая смирная собака пускает кровь жестокому хозяину, перешедшему все границы.

Мы все шли и шли, я спотыкалась, путалась в ткани и счесывала до крови босые ноги. И все больше меня накрывало ощущение неправильности всего происходящего. Что-то определенно было не так. То есть сам факт моего пробуждения в чужом мире и все последующие события были в корне чужеродными, но все же они были более естественными по общим ощущениям, чем это бездумное следование неизвестно куда за моим бывшим любовником. И в какой-то момент это чувство стало настолько сильным, что я все же рискнула остановиться. Грегордиан тоже замер впереди настолько синхронно со мной, будто мы были связаны невидимой веревкой.

— Куда мы идем? — прищурившись, громко спросила я и тут, наконец, осознала основную странность.

Грегордиан был одет в костюм. Самый обычный, какие носят в моем мире, и среди этих чертовых зарослей он смотрелся абсолютно нелепо. Присмотревшись получше, я ощутила противный холодок, скользнувший вдоль позвоночника. Это был не просто костюм, а тот самый, в котором я впервые увидела Грегордиана. Он был в нем, когда мы столкнулись тогда на улице, и Гриша прошел, даже не заметив обмеревшую идиотку, оставшуюся пялиться ему вслед.

— Куда мы идем? — повторила я, позволив себе требовательные нотки.

— Я осознал свои ошибки и готов освободить тебя. — Я ожидала раздраженного рычания, но вместо этого голос мужчины был скорее уж вкрадчивым, и отчего-то это было противно. Будто противоестественно для него. — Идем со мной, Аня. Я верну тебя в твой мир!

Это было все равно, что слышать свои собственные мысли или фантазии об избавлении от нынешнего положения. Как бы ни хотелось услышать именно это, слух царапало откровенной фальшью и невозможностью такого в принципе.

Я потрясла головой и попятилась.

— Это что, очередное издевательство? Проверка на вшивость? — Может, я еще и не начинала понимать, но мне уже надоело догадываться об истиной природе вещей и событий вокруг. — В чем только она состоит? Какой реакции от меня ты ожидаешь?

Грегордиан стал приближаться, но не так, как раньше — стремительно и прямолинейно, а медленно, будто подкрадываясь, и у меня внутри опять от этой манеры движения нарастала паника на самом примитивном уровне, и я пятилась, даже не осознавая, что делаю это.

— Аня-Аня-Аня-а-а, — напевая, почти убаюкивая, произнес Грегордиан. — Зачем ты бежишь? Я готов дать тебе все, что ты только пожелаешь, и даже то, о чем ты лишь осмеливалась мечтать.

Я наткнулась на дерево, и расстояние между нами стало быстро сокращаться. Секунда, и вот лицо Грегордиана прямо напротив моего, и тело его вжимает в твердость ствола. Вот только… Даже когда раньше он терся об меня в образе зверя, или когда в ярости наседал, заставляя буквально плеваться ненавистью, я не оставалась безучастной. А сейчас на его близость не отзывался ни единый нерв в теле, и все, чего хотела — это брезгливо отодвинуться подальше. И еще запах… его просто не было. Словно мне в нос вставили заглушки.

— Что-то не так, — нахмурившись, пробормотала я, силясь понять происходящее.

— А вот тут ты права, голем! — грубый, на грани рыка голос Грегордиана позади меня хлестнул, подобно плети.

Оглянувшись, увидела еще одного Грегордиана, точную копию того, что стоял передо мной, за исключением того, что он был одет, как я и помнила в последнее время — лишь в кожаные штаны. Но главное было не в этом. От него исходили те самые вибрации гнева и неоспоримой властности, которые мне сейчас казались идеально дополняющими его верный облик. Рванулась к нему, но тут жесткие, как арматура, пальцы впились в мое плечо, почти размалывая ключицу, и я чуть не рухнула на колени от боли, вопя, как умалишенная.