Птицеферма (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна

Стою возле входа в шахту. Это металлическая плоская дверь в земле. На ней нет замка, но ее приваливают на ночь тяжелым камнем на случай штормового ветра. Камень на месте. Если поднять эту дверь, то откроется широкое круглое отверстие с тонкими скобами вместо лестницы. Говорят, не один человек сломал шею, поскальзываясь на них и падая по шахтному столбу вниз. Сама я ни разу не бывала в шахте — «не бабское это дело», говорит Филин.

— Э-эй! — повторяю громче, крутясь вокруг собственной оси.

Неужели пришла слишком поздно?

— Хе-хе, детка, пунктуальность никогда не была твоей сильной стороной.

Вздрагиваю. На этот раз рискую — включаю фонарь и свечу им вокруг, пытаясь определить, откуда исходит голос.

Не слишком высокая худощавая фигура выбирается из главного шахтного столба, по которому поднимают руду в специальных грузовых люльках. Лестницы там нет, и одному богу известно, как незнакомец умудрился прятаться там и не свалиться вниз.

Мужчина решительно направляется ко мне, а я автоматически отступаю, но при этом продолжаю, как дура, светить ему в лицо.

Незнакомец останавливается в паре шагов от меня. Он примерно одного со мной роста («Точно не Ник», — тут же проносится в голове), черноволосый и черноглазый, смуглый. Одет в черный комбинезон, настолько грязный и засаленный, что это заметно даже в темноте. Правый рукав разодран по всей длине: неровный лоскут ткани свисает вниз, когда мужчина вскидывает руку, защищая глаза от света моего фонаря.

— Пожрать принесла?

— Что? — совершенно теряюсь от этого вопроса и делаю ещё один шаг назад.

— Что-что, — передразнивает незнакомец. — Я уже ошалел от вашей морковки и редиски. Думал, хоть сухарь какой прихватишь, — часто моргаю. Он это серьезно? — Да убери ты фонарь! Хочешь меня инвалидом сделать? Уже слезы из глаз.

Поспешно отвожу луч света от его лица, но и гасить не спешу. Оказаться один на один с незнакомцем и в темноте меня не прельщает совершенно.

— Ну, чего стоим? — кажется, мужчина начинает злиться. — Сейчас привлечем внимание твоим светильником — и хана обоим. Совсем страх, что ли, потеряла?

Привлечем, как пить дать. Здесь большое открытое пространство — свет видно издалека.

С внутренним протестом выключаю фонарь. Крепко сжимаю его в руке — он металлический, в случае чего можно использовать для самообороны.

— Пошли хоть морковку пожую, — ворчит мужчина, едва мы оказываемся в темноте; глухо закашливается. — Совсем с вами, огородниками, помрешь.

Положение абсурднее не придумаешь: ночь, сижу на окраине огорода в компании незнакомца, с хрустом жующего морковь с наших грядок.

Сначала мы шли к огороду молча, вертя головами по сторонам и прислушиваясь. Затем мужчина, уверенно и явно будучи здесь не впервые, направился к одной из грядок, нарвал себе добычи, и мы удобно расположились прямо на земле в относительной безопасности от чужих глаз — под прикрытием зарослей кустов.

— Что, серьезно, меня не помнишь? — темно, но привыкшие к темноте глаза различают поворот головы в мою сторону.

Крепче обхватываю колени руками.

— Нет.

— Вот дерьмо, — высказывается с чувством. — Я, когда тебя увидел, решил, что ты тут под прикрытием, что ли. Думал, у тебя есть подвязки, способы свалить отсюда. А ты… это… местная зомби. Тьфу!

Местная зомби, значит?

— Слушай ты, — возмущенно заговариваю. — Я второй год ращу эту гребаную морковь не для того, чтобы ты ей плевался. А из нас двоих на зомби ты похож куда больше…

Гневная тирада обрывается, потому что мой огородный спутник начинает хрипло смеяться.

— Кто ты? — требую злым шепотом.

— Меня зовут Дэвин. Что, серьезно, не помнишь?

Игнорирую вопрос, на который уже ответила отрицательно пару минут назад.

— Это тебя вторую неделю ищут люди, которые появляются из люка возле реки?

— Они, чтоб их…

— Не плюйся!

— Да я не морковкой. А слюна — это даже удобрение.

— Не слышала о таком удобрении.

— Ха, да что ты знаешь… Хотя-я-я… Если ты два года орудуешь тут серпом и тяпкой… Два же, говоришь?

— Зачем они тебя ищут? — не собираюсь отвечать на вопросы этого Дэвина до тех пор, пока не получу ответы на свои. Впрочем, и потом не собираюсь. Он мне не нравится и у меня нет ни единого повода ему доверять. — Ты один из них?

В ответ — печальный вздох.

— Я жертва нечестной сделки.

— Подробнее.

— Ты мне еще нож к шее приставь, — молча достаю складной нож, тот раскрывается с тихим, но прекрасно идентифицируемым щелчком для любого, кто имел хотя бы отдаленное отношение к оружию. Дэвин имел. — О, — комментирует он звук. — Угрожаешь?

— Предупреждаю. А еще я могу закричать. И если нас не услышат твои сообщники, то услышат местные зомби, как ты их называешь, и тогда тебе точно не поздоровится.

В этот момент моего нового — или старого? — знакомого сгибает надвое, и он закашливается.

— Ты болен?

— Тос… тос… тоской, — удается ему выговорить с третьего раза.

— Я серьезно.

— Да шут его знает, — наконец, у него получается восстановить дыхание. — Это местные тут привиты ото всякой заразы и для улучшения иммунитета, чтобы побольше впахивали на благо властей за пару кусков синтетического мяса в год. А меня ничем не тыкали. Мог и воспаление легких подцепить. Ночи в шахте холодные.

— Ты ночевал в шахте?

— А где же еще?

— Я знаю, те люди искали тебя там.

— Хе. Пусть ищут.

Молчание. Хруст моркови.

— Так ты расскажешь мне, кто эти люди и чем занимаются? — заговариваю первой, понимая, что съедено уже не меньше пяти морковок, скоро рассвет, а я не узнала ничего, кроме имени этого человека.

Хруст прекращается. Он снова поворачивается ко мне. В темноте блестят глаза.

— Слушай, Эмбер, детка, ты только подумай, если ты не решила меня разыграть, а правда ничего не помнишь, то это супер-мега-нереальное совпадение. Я-то считал, ты как коп ведешь тут расследование, а ты…

— Значит, ты знаешь, что я коп? — перебиваю.

— Эге! — радостно сияет белоснежными зубами. — Значит, и ты знаешь, что ты коп!

Да что ты будешь делать? Мне нужна информация, и у меня категорически мало времени.

— Кто. Эти. Люди? — уже шиплю.

— Кто-кто, — Дэвин обиженно ворчит и с хрустом надкусывает морковь, — наркоторговцы. Ты что, правда не в курсе, что тут происходит?

Качаю головой, но потом спохватываюсь, что темно, и отвечаю вслух:

— Нет.

— Детка, тогда дело — дрянь. Пандора — это же главное место по добыче синерила.

Синерил, синерил… Что-то до боли знакомое. Так и вертится на языке, но… Нет, не помню.

— Синерил, «синий туман», — подсказывает Дэвин, чувствуя заминку. — Ну же. Величайший наркотик современности. Огромные деньги.

Закусываю губу. Все сходится. Меня могли отправить на Пандору, чтобы выяснить, что здесь происходит, если сумели до этого засечь нечто подозрительное, но нуждались в доказательствах.

Молчание затягивается. Я пытаюсь что-нибудь вспомнить, но тщетно. Дэвин же, кажется, воспринимает мое молчание как осуждающее.

— Да знаю, знаю, — будто оправдывается. — Я бы и сам в это дерьмо не полез. Ты же знаешь, я по мелочи: легкая наркота, галлюциногены, травки всякие… А, точно, не знаешь… Короче, пообещали денег. Думал, подзаработаю. А как срок подошел, говорю: ну все, я помчал. А они мне «пушку» в нос. Нечестно.

Издевательски хмыкаю.

— Да уж, нечестно, когда один наркоторговец направляет ствол на другого наркоторговца.

— Я не наркоторговец, я курьер, — возмущается Дэвин.

— Да хоть бабка Санта Клауса, — вспыхиваю.

— Гы, узнаю мою детку.

Ему хорошо, он узнает. Чего не скажешь обо мне.

— Зато я ничего не узнаю, — бормочу.

— Точно, я и забыл. Ты же зомбячка, — сначала собеседник начинает ржать, потом закашливается. — Вот как… Вот как… судьба поворачивается.

— Еще раз назовешь меня зомбячкой, воткну тебе нож в колено, — предупреждаю на полном серьезе. Смех обрывается. — А теперь подробнее: кто ты, кто я, откуда ты меня знаешь?