По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С.

Мою тираду встречает тишина, и этого достаточно, чтобы моя совесть укорила меня за то, что я не была манерной, чтобы хотя бы поблагодарить его за обед.

Глубоко вдыхаю, а затем резко выдыхаю.

— Несмотря ни на что, хочу поблагодарить тебя за то, что прислал мне обед. Это было… очень заботливо с твоей стороны.

В его голосе присутствуют нотки хрипотцы, отчего дрожь пляшет по коже.

— Тебе нравится?

— Я еще не начинала есть. Но спасибо тебе. — Мои слова прозвучали так напыщенно, что я вздрагиваю и опускаю голову. Можно ли стать еще страннее?

Его тон приглушен, а слова кажутся неестественными.

— Я не пытался быть надменным в том сообщение. — Он ненадолго замолкает. — Я просто… хочу, чтобы ты была в безопасности.

Подозрение овладевает мной, и я хмурюсь. Почему я вдруг стала ему небезразлична?

— Ты хочешь, чтобы я была в безопасности. — Повторяю я медленно, а в голосе отчетливо слышится сомнение. — Извини, если я не верю в это после нашего предыдущего общения. — Не считая того, что произошло на моем кухонном столе, конечно.

«Не начинай, Джорджия».

Он тяжело вздыхает и бормочет «Блядь!» под нос.

— Послушай, рыжая. Я не силен в таких речах. Я не чертов джентльмен…

— Чего-чего? — перебиваю его, драматично выдыхая. — Да ты что-о-о-о. Какая неожиданность!

— Джорджия. — Он практически рычит имя, но не по этой причине я замираю.

— Прежде ты меня никогда не называл по имени.

Он сердито вздыхает.

— Конечно, называл.

— Точно не называл. Ты все время называешь меня рыжей.

Он прочищает горло после секундного молчания.

— Хочешь перестану тебя так называть?

Удивленный смешок вырывается из моих легких.

— Столько времени прошло… — Почему я не отвечаю согласием? Я становлюсь добрее к чертовому главарю банды. Это нехорошо. — Нет. Называй меня рыжей.

Черт. Я выпаливаю:

— Все это странно.

Его тон становится резче.

— Что странного?

— Ты не пришел и даже не позвонил после того, как мы… — Я захлопываю рот, чтобы остановить словесный понос, пока сокрушаюсь о том, как много я нечаянно ляпнула.

Мои слова встречаются тишиной.

— После чего? — его голос становится глубже, тон мягче. — После того как мы трахнулись?

Если бы это прозвучало как-то иначе, то я бы отправилась на самый верх спектра гнева и защиты. Но сейчас он говорит так, что его слова обволакивают меня, словно любовная ласка.

Не могу позволить ему или его вкрадчивому голосу отвлечь меня, поэтому просто отвечаю:

— Да.

Наступает небольшая пауза.

— Ты хотела, чтобы я добивался тебя. — Эти слова прозвучали как констатация факта, а не как вопрос.

— Ничего подобного, — огрызаюсь я. — Я так не говорила.

— Но это то, чего ты желала. — Тон Бронсона спокойный. — Ты хотела, чтобы я вернулся за большим. — Прежде чем я успеваю возразить, он добавляет: — После того как ты сбежала от меня с моей спермой, все еще капающей из твоей прекрасной киски.

Я резко вдыхаю из-за его грубой лексики. Но он просто продолжает.

— Ты хотела, чтобы я гонялся за тобой.

Внутри меня нарастает возмущение.

— Не хотела.

Отчаяние сменить тему удушает, и я задаю свой вопрос с резким, ледяным вызовом:

— Пытаешься подкупить меня или что-то в этом роде? Так вот зачем этот обед? Чтобы… не знаю… отстать от тебя, раз уж мы… ну, понимаешь. Или чтобы перестала тебя беспокоить, если попадутся другие трупы, которые как-то связаны с твоей бандой?

— Нет. — Огорчение осязаемо даже через телефон. — Блядь, нет же.

Меня охватывает сомнение, особенно после того, как тело заговорило со мной ранее.

— Сегодня на вскрытии было тело и… — При одной мысли об этом я вздрагиваю от беспокойства. Я напрягаю спину и заставляю себя продолжать: — Хосе Каламанка. В отчете говорилось, что он покончил с собой.

Мои слова встречаются мертвой тишиной, и холод словно проникает сквозь телефон, разливаясь по каждому сантиметру тела.

Я продолжаю:

— Он… он сказал, что ты его убил. — Я с трудом сглатываю сковывающий ком в горле. — Что ты был тем, кто выстрелил ему в голову.

На заднем плане внезапно раздаются звуки автомобильного движения, смешиваясь с быстрыми, тяжелыми шагами. Интересно, где он и что делает? Что, если он отправился убивать кого-то еще?

— Да, рыжая, я был тем, кто прикончил его. — Леденящий. Единственное слово, которым можно описать его голос. — И ни секунды не жалею об этом.

Он что-то бормочет кому-то, прежде чем раздаются быстрые шаги, как будто он поднимается по лестнице.

Вонзаю вилку в торрихас с большей силой, чем нужно, и молвлю:

— Ага, все предельно ясно, старина.

Запихивая в рот больше, чем положено, я почти стону, когда еда обволакивает вкусовые рецепторы. Это так вкусно, что я практически могу притвориться, будто не убийца отправил мне обед.

Бронсон издает разочарованное ворчание и бурчит: «Рыжая…», за мгновение до того, как слышится звук открывающаяся морговской двери.

Подскакиваю на стуле, слегка поперхнувшись, когда проглатываю еду, и гадаю, кто, черт возьми, вошел. Пол ушел на обед, Роуэн не придет, и сегодня не пятница, так что это не доктор Дженсен.

Однако этот человек не представляется. Тяжелые, уверенные шаги быстро приближаются.

Быть того не может…

Когда его высокая фигура появляется в дверном проеме кабинета, я резко вдыхаю. Как он вообще здесь оказался?

Пройдя внутрь, он теснит меня, положив одну руку на стол, а другую — на спинку стула.

— Я-то думал, ты другая, рыжая. Что ты не такая, как все. Но я ошибся, верно? — губы слегка кривятся в усмешке. — Ты дожидаешься треклятого рыцаря в сияющих доспехах.

Он наклоняется ближе, зловещая атмосфера сгущается и одурманивает.

— Дело в том, что рыцарь в сияющих доспехах абсолютно никому не всрался. Знаешь почему?

В этот миг он одновременно завораживает и вселяет ужас. Мне удается лишь покачать головой в ответ.

— Они никогда не знавали, что такое война. Вот почему их доспехи незапятнанные и сияющие. — Темные брови сурово сдвигаются, и складка между ними становится более заметной. — Они не знают, каково это — оказаться в самой геенне войны. Пожертвовать собою. Рискнуть всем.

— Что он сделал? — сглатываю, пытаясь хоть как-то успокоить пересохшее горло. — Что сделал Хосе?

Злобная бронсоновская ухмылка вызывает дрожь по всему телу.

— Он пытался подставить меня. Пытался наебать моих людей, потому что был продажным.

— Ты не мог просто предупредить его? — как только озвучиваю вопрос, я внутренне содрогаюсь о том, как по-детски он звучит.

Ухмылка исчезает в мгновение ока. Когда его глаза сужаются и смотрят на меня с таким пристальным вниманием, кажется, будто они пробирают меня до костей.

— Я не управляю долбанными бойскаутами, рыжая. Я не могу позволить себе раздавать второй шанс предателям. Слишком многое на кону.

Пытаюсь свести все стороны этого человека воедино, однако это все равно что угодить под оползень. Я пробую вырваться наружу и спастись, вновь скатываясь вниз.

Бронсон убивал людей. Недавно он убил Хосе.

Мужчина попросил людей присмотреть за моим домом и починить машину, когда я была до смерти перепугана.

Он несколько раз разрешал мне ступать на территорию его банды и даже показал рынок.

Он целовал меня и заставлял чувствовать себя более живой, чем когда-либо. Когда его тело сливалось с моим, он словно ставил на плоти свое клеймо.

А сегодня он узнал, что я без обеда, и позаботился о том, чтобы я не голодала.

Вздрагиваю, закрыв глаза, когда в моем мозгу проносятся все, что известно и что я пережила, связанное с Бронсоном.

Был ли у меня когда-нибудь рыцарь в сияющих доспехах? Даже Рой не был таким. Он был грубоват, не приукрашивал ни одного слова, но при этом спасал меня во многих смыслах.