Единственная для Барса (СИ) - Караюз Алина

Он уловил в его словах странную неуверенность. Словно Мастер Химнесса нервничал, но умело это скрывал под напускным хладнокровием.

Да и сам Кир оказался немного обескуражен. Совсем не это он ожидал услышать от давнего врага.

Анжелика? Андрулеску притащил его сюда, чтобы поговорить о своей дочери?

А что насчет гибели Стромовых? Неужели он забыл об этой трагедии?

– Давай оставим мою личную жизнь на потом, – парировал он его же словами. – Твоя дочь сама сделала выбор. Я ее ни к чему не принуждал.

– Не важно. Я хочу, чтобы ты уехал.

– А она? Чего хочет она, ты не думал? – при мысли о том, что его разлучат с Анжеликой, внутри зародилась глухая боль. Кир и не знал, что так привязался к этой девчонке, что его Зверь помешан на ней. – Или тебе наплевать?

– Ерунда, – Андрулеску со скучающим видом махнул рукой. – Она забудет тебя, едва альфа-ген проснется. Ее Внутренний зверь будет требовать пару, а ты останешься лишь приятным воспоминанием. Уж кому, как не нам, это знать.

– А с чего ты взял, что не я ее пара? – рот Кирилла скривился в саркастичной усмешке. – Или это тоже ты будешь решать?

Андрулеску опасно прищурился.

– Осторожнее, мальчик. Ты до сих пор жив лишь потому, что я хорошо относился к твоему отцу.

А вот это было уже кощунством. Последняя фраза заставила Стромова побледнеть и сжать кулаки. Его глаза потемнели, на скулах выступили желваки. Ненависть вскипела в нем огненной лавой, рванула наружу, круша все на своем пути…

Но в последний момент он ее сдержал усилием воли. Проглотил опасные слова, готовые сорваться с губ.

Вместо них прозвучали другие.

Глава 26

– Думаю, у нас найдется тема поинтересней. Например, – Кирилл сознательно сделал паузу, привлекая внимание, – «Медикал Корпорейшн».

Ему больше не нужно было ничего говорить.

Всего одна фраза – и в глазах Андрулеску вспыхнуло понимание.

Всего один тонкий намек – и мастер Химнесса словно сорвался с цепи.

Андрулеску шагнул к пленнику, бросил ему в лицо взгляд, полный холодной ярости.

– Значит, скупка акций – это твоих рук дело? – процедил, уже зная, что услышит в ответ. – Мразь!

Короткий жест – и конвой швырнул Кирилла на палубу, выворачивая ему руки до хруста в суставах.

Стромов зашипел сквозь зубы, когда ударился коленями о твердый настил. Но эта боль того стоила.

Сколько лет он ждал этот миг! Сколько лет жил его ожиданием. И вот он настал.

Тонкая улыбка зазмеилась по его губам, и он нагнул голову, пряча от всех триумфальный огонь в глазах.

Чья-то рука немилосердно вцепилась ему в волосы, дернула вверх, заставляя задрать голову к небу. Шейные позвонки опасно хрустнули, по позвоночнику разлилась острая боль. Но даже она не смогла стереть с его лица выражение удовлетворения.

О, да, в эту секунду Кир испытывал куда больше удовлетворения, чем даже в постели с любимой женщиной!

– Удивлен? Скоро весь Химнесс будет в моих руках. А твоя дочь – подо мной. Знаешь, она весьма неплоха в постели, хоть и тощая, как селедка.

Эти слова ужалили Антуана в самое нутро, выжигая на его самолюбии огненное клеймо, подвергая сомнению его силу и репутацию.

А такого Антуан позволить не мог! Не при подданных, для которых он должен быть безупречным главой. Не сейчас, когда все, что он создал, катится в тартары.

Над палубой прогремел его раскатистый рык:

– Ах ты, щ-щенок! Тягаться со мной задумал?

Ладонь главы взлетела вверх, со свистом рассекая воздух, превратилась в когтистую лапу, поросшую шерстью, и обрушилась вниз, мощным ударом сбивая с ног наглеца.

Кирилл упал лицом вниз. От удара голова взорвалась острой болью. Заныла скула, рассеченная о палубу, во рту появился медный вкус крови.

– Поднимите его, – прозвучал над ним ледяной голос Мастера.

Пленника вздернули вверх, придерживая за плечи. Поставили на колени. Кто-то поднял ему голову.

Андрулеску холодно взглянул на его искаженное болью лицо, на стремительно заплывающий глаз, на разбитую скулу, из которой хлестала кровь, заливая воротник рубашки.

– Что, великий и ужасный Мастер не ожидал, что его обыграет какой-то щенок? – прохрипел Кирилл, растягивая разбитые губы в кривой усмешке. – Твое время прошло. Химнесс обречен на банкротство. Его единственный источник дохода теперь принадлежит мне. И знаешь, что я сделаю первым делом? Объявлю себя собственником резервации, а потом потребую твоего изгнания.

– Хочешь занять мое место?

– Оно принадлежит мне по праву рождения!

Во рту собралась кровь, и Кир сплюнул ее едва ли не на ботинок Андрулеску – до блеска начищенный, из белой лакированной кожи, такой же пижонский, как и белый брючный костюм, который глава Химнесса носил с видом плантатора.

– Сукин сын, ты не знаешь еще, с кем связался. Я сотру тебя в порошок.

Андрулеску цедил слова, не разжимая губ, превратившихся в две тонкие полоски. Его лицо потемнело от бешенства, на нем отражалась внутренняя борьба, которая шла между Зверем и разумом.

Зверь Антуана хотел разорвать наглеца, почувствовать вкус его крови, увидеть, как тот будет корчиться в муках, а потом вышвырнуть за борт бесполезное тело. Но рассудок Мастера оставался бесстрастным. И сейчас он просчитывал варианты.

– Я могу убить тебя прямо здесь, – голос Андрулеску понизился до свистящего шепота, – твой труп отправится в океан, и никто никогда не догадается, что случилось. Но ведь это не решит нашей проблемы, не так ли?

В глазах Кирилла сверкнуло удовлетворение.

– Правильно. Моя смерть ничего не изменит.

Поддернув брюки, Мастер присел на корточки напротив него. Пару секунд молча смотрел, как затягивается рана на скуле, потом совсем другим тоном спросил:

– Зачем ты все это делаешь? Что тебе нужно?

Голос Андрулеску звучал тихо, обманчиво мягко, словно Мастер испытывал сожаление. Но Кир знал – это лишь маска, чтобы заставить его расслабиться и потерять бдительность.

– Мастер Андрулеску, – протянул он, с особым удовлетворением смакуя слова, – неужели ваша память так коротка? Так я могу и напомнить. Восемьдесят девятый год тебе о чем-нибудь говорит?

– Восемьдесят девятый? – в глазах Мастера мелькнуло легкое недоумение, тут же сменившееся пониманием. – Ах, вот оно что, – Андрулеску снисходительно хмыкнул и встал. – Ты считаешь меня виноватым в смерти твоих родных? И что, весь этот фарс ради мести?

На его губах заиграла усмешка, когда он взглянул на пленника сверху вниз. Тот, сам не зная, загнал себя в ловушку, из которой для вера нет выхода.

– А моя дочь? – произнес Антуан небрежным тоном, глядя, как с каждым словом меняется лицо Стромова, как сползает с него выражение триумфа и обнажаются скрытые раны. – С ней ты спал тоже из мести? Она это знает?

– Прикрываешься дочерью? – прошипел Стромов, бросая на Андрулеску взгляд, полный ненависти.

– Даже не думал. Но ты прав, я считаю тебя лишним в жизни Анжелики. Она не для тебя. Поэтому мы заключим с тобой сделку. Поднимите его!

Последняя фраза касалась конвойных. Они вздернули Кира на ноги, и Антуан, приблизившись к нему, произнес:

– Я тебя отпущу. Даже больше. Я дам тебе возможность убраться с Тайры и закрою глаза на то, что ты спал с моей дочерью. А взамен ты вернешь мне все акции, которые присвоил обманным путем.

Пару секунд Стромов смотрел на него, пытаясь понять, шутит он или нет, а потом громко расхохотался:

– И с чего бы мне это делать?

По губам Андрулеску скользнула улыбка. Все еще улыбаясь, он щелкнул пальцами, и тут же где-то на юте хлопнула дверь.

В нос Кириллу ударил знакомый человеческий запах.

Запах, который он не хотел бы услышать здесь.

И тут же слуха коснулся голос, от которого натянулись все жилы, а Зверь тоскливо завыл.

По палубе в сторону носа двигалась пара высоких, широкоплечих мужчин с карабинами наперевес, а между ними, опустив голову так, что виднелась только стриженая макушка, шел… Борис Тихомиров.