Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Мечтательная Ксенольетта

– В Обители точно нельзя подкупить уважаемую стражу, – донесся голос Елрех из полутени. Как только в нашей компании прибавилось васовергов, она сразу же вернулась к старой практике – есть чуть вдали ото всех. – Каждый в гильдиях защитников старается честной жизнью доказать свою ценность.

Стрекоза фыркнула, но отрицать не стала. В лагере вдруг наступило безмолвие. Потрескивал костер, стучали ложки, чавкали васоверги. Наевшийся Норкор рыгнул и, вздохнув тяжело, потянулся за кружкой. Я вновь увлеклась Кейелом: накрутила русую прядь волос, собранных в низкий хвост, на палец и легонько потянула. Он мигом отклонился и обернулся с вопросительным взглядом. Улыбнулся мне и плечом толкнул колени.

– Елрех, – обратился Роми.

Дружный стук ложек мигом зазвучал тише. Я напряглась, Кейел нахмурился и повернул голову к шан’ниэрду.

– Что тебе, уважаемый исследователь?

Последние дни между этими двумя были весьма теплые отношения, но всегда официального тона и характера. Роми и вправду готов был помогать Елрех с чем угодно: от сортировки трав до уборки в лагере или чистки рыбы от чешуи. Они вели себя вежливо друг с другом, где‑то порой тянулись поговорить на общие темы, но скованность в поведении присутствовала у обоих.

– Ты не могла бы поужинать с нами? – выдавил из себя Роми, хмурясь.

Поежился, поморщился и замер. На сером лице появилось ошеломление, желтые глаза медленно открывались все шире и шире. Роми сглотнул и побледнел. Понял, что в очередной раз показал влюбленность к полукровке перед всеми? Устыдился?

Зелье не спасло от рвоты. Миска с остатками каши опрокинулась в траву. Сам Роми быстро оказался на коленях и опорожнял желудок. Я кое‑как дожевала и проглотила то, что успела набрать в рот, и посмотрела на кашу уже без аппетита. Мысленно сделала зарубку, что доесть порцию обязательно надо, но можно и позже.

Как только Роми поднялся с трудом и побрел в сторону реки, Кейел спохватился следом. Положив руку ему на плечо, я остановила его.

– Я сама, – пояснила, отставляя миску.

За Роми не спешила, давая ему время привести себя в порядок. Нашла его на берегу. Он сидел под раскидистым деревом, прислонившись к стволу, и мял травинку. На мое приближение никак не отреагировал. Я устроилась на валуне, тоже сорвала травинку и стала крутить в пальцах. Вода журчала и, мерцая, отражала осколки луны. Ветер спал.

– В той жизни ты убил свою семью, – сказала я. В душе расползалась горечь. У меня было мало опыта в сочувствии мужчинам, но я точно знала, что даже этот Роми – не Вольный – не простит мне жалость. Однако выразить поддержку необходимо. Нужно, чтобы он знал, что мы понимаем его, а если и не понимаем, то принимаем таким, какой он есть – никто не способен быть совершенным во всем. Я сглотнула и продолжила равнодушно рассказывать: – Сестру уже во взрослом возрасте. Она хотела отомстить за родителей.

Роми разглядывал реку и продолжал мять травинку. Хвост неподвижно лежал на земле.

– В нашу первую встречу тебе почти удалось убить и меня.

– Я был Вольным, – тихо ответил он.

– К тебе вернется память. – Я опустила голову и уставилась на носы сапог. – Вернутся и все чувства с ней.

– Думаешь, у Вольных они сильнее?

Я не ответила. Думаю, что на этот вопрос Ромиар сам найдет ответ. И он принялся размышлять, будто нашел за что зацепиться и отвлечься:

– Их всегда считали бесчувственными. Многие знают, что способность чувствовать к ним возвращается, но мало кто верит, что они способны на полноценность.

– Звери?

– Звери. – Откинул травинку. – Звери, животные, бесчувственные твари. Ты говорила, – покосился на меня, – что я не сходил с ума. Предполагаю, что я либо любил сильнее, чем способен любить сейчас. Когда я не Вольный. Либо я, наоборот, был подвержен чувствам меньше.

Половинка луны выглядывала из‑за тонкого облачка. Хотелось напомнить Роми, что он обручился с Елрех. Их ритуал Связи сердец я запомнила хорошо. Однако был риск, что это только усилит его недуг.

– И как ты думаешь: какая вероятность больше?

– Вторая, – неуверенно ответил Роми. – Раз я убил семью и потом жил с этим – вторая.

Тогда, возможно, и Кейел не любил меня сильнее в той жизни, чем теперь просто испытывал влечение. Я почесала морщинку между бровей.

– Благодаря зельям я еще держусь, – произнес Роми. – Пытаюсь бороться со своими мыслями, но ничего не могу поделать. Елрех не заслуживает такого отношения к себе. Меня тошнит от ее вида. Я смотрю на нее и представляю, как ее зачали… Наверное, ее отец тоже сошел с ума из‑за фангры.

Я качнула головой, но тайну Елрех не выдала. Это ее право, делиться с Роми или нет.

– Мне хочется узнать, как она взрослела. Ведь она добрая. Я никогда еще не встречал существ великодушнее. И при этом меня тошнит, когда я представляю беловолосую фангру подростка. Мне жаль ее, и я хочу помочь ей. Наверное, Елрех пришлось терпеть гонения отовсюду до тех пор, пока ее не приняли в Пламя Аспида. И ты не представляешь, как я хочу показать ей, что существа не плохие. Что она, несмотря на цвет волос, кожи и просто происхождение, прекрасна во всем. Но это… Это безумие. Меня воротит. Иногда я представляю, как мы могли бы… – Его передернуло. – Отвратительно.

– Как будто переспать с животным, – подсказала я и поморщилась.

Роми кивнул и, нахмурившись, посмотрел на меня. Я повела плечом, сбрасывая прикосновения, ожившие воспоминанием.

– Я ведь была любовницей темноволосого шан’ниэрда. Понимаю, о чем ты говоришь. Передо мной было разумное существо, а я почти всегда содрогалась, прежде всего видя рога и хвост. Легко было представить вместо его головы голову буйвола. Или когда он говорил о влюбленности ко мне, трудно было отвести глаза от нечеловеческих клыков или глаз. Из‑за них складывалось впечатление, что и язык у него раздвоенный, а на ужин он поедает мышей и ящериц. Противно. Трудно было избавиться от наваждений: представленных образов, привкусов. Они даже не осознавались, но всегда были во мне.

– Как ты справлялась?

Голова вжалась в плечи непроизвольно, а в горле запершило от воспоминаний.

– Видимо, было достаточно любовного зелья из рубиновой сладости. Ну и знаешь… – Речная вода с отражением луны напомнила о глубоком озере, о прыжке, о бесконечных самообманах. – Пришлось поработать над собой.

Роми вздернул бровь.

– Не заметил, что у тебя хорошая сила контроля.

– Зато я целеустремленная, – я усмехнулась. – Что, не самый лучший повод для гордости?

Он улыбнулся тоже. Застучал легонько хвостом по земле. Взбодрился.

– Я боюсь, Асфи, что даже если ты приведешь меня к артефакту, то будет уже поздно. Наверное, к тому времени Елрех успеет возненавидеть меня за мое отношение к ней.

Хотелось опровергнуть его опасения, но вновь появлялись риски навредить ему. Разговором бы вселить в него надежду на лучшее, но при этом без упоминания о Елрех. Роми сам подсказал вариант:

– Я подробно описываю все, что чувствую и что со мной происходит. Все в моем дневнике. Когда я сойду с ума, ты или Кейел должны отдать его моей гильдии. Только сразу отдавайте кому‑то из моей гильдии, а не моим родным. Им нельзя давать возможность скрыть позор, которым моя история покроет всю семью. Они воспользуются любой малостью, чтобы утаить мою влюбленность в грязную полукровку.

– Ты торопишь события.

– Я знаю, от чего предостерегаю, – нахмурившись, произнес резче и потер губы. – Мы можем успеть вернуть мне память Вольного, но она может не уберечь от сумасшествия, которое уже убивает меня. Ты ведь видишь: я не могу есть, и от этого слабеет мое здоровье – я немощен, моя кожа зудит, и от ее разрушения спасают только мази, у меня часто болит живот; я растерян и не могу сосредоточиться на чем‑либо. Я привык наблюдать и обдумывать увиденное, но теперь ничего не замечаю перед собственным носом, кроме нее. А от того, что вижу ее постоянно у меня пропадает желание жить. Я погиб, человечка. У меня был один единственный шанс на долгую и счастливую жизнь, а я упустил его. При этом я обрек себя на худший из всех возможных вариантов. Я разглядел в грязной полукровке, позоре своей расе, самую прекрасную женщину во всем Фадрагосе.