Шанс для дознавателя (СИ) - Ветрова Варвара

Мне откровенно паршиво. Даже вкусные бутерброды и горячее молоко больше не кажутся такими прекрасными в эту зимнюю ночь. А ведь могла догадаться и раньше…

— Мейд, ты ничего не знаешь.

— Разумеется, — мой стул жалобно скрипит по полу и, резко встав, я собираю со стола посуду, — ничего не знаю и знать не должна. Отлично. Договорились!

Сказать, что я зла, это не сказать ничего. Я в ярости. Первозданной, темной, как сама ночь и дикой, как все темные века вместе взятые. Запоздавшее понимание того, что мной играли, как пешкой, накатывает волной. Я даже посуду не могу помыть — руки трясутся и, неловко дернувшись, я ссаживаю себе кожу на пальце. Шипя, тянусь к шкафчику, где Адель держит заживляющее зелье и изо всех сил стараюсь не расплакаться.

И Джо все понимает. Потому что не говоря ни слова, выезжает из кухни и возвращается спустя несколько минут, с небольшим тубусом на коленях.

— Мейд, я не вправе тебе ничего рассказывать, поэтому рассчитывай на свою сообразительность, — с этими словами он кладет тубус на стол и, помешкав, добавляет, — интересно, Максвелл понимает уровень твоей эрудиции?

— Не уверена, — завязав палец непромокаемой повязкой, я все же домываю тарелку, — судя по всему, он думает, что нашел себе очередное увлечение.

Ответа на эту реплику я не жду — его и не следует. Джо за моей спиной молчит, а по кухне плывет едва заметная волна иронии и веселости.

— Мы же договаривались не пользоваться даром в доме, — напоминает он.

— Да, прости, — я быстро схлопываю сканирование и все-таки поворачиваюсь.

Мужчина иронично улыбается, глядя на меня, а глаза его сверкают весельем. Интересно, что я такого смешного сказала?

Возмутиться не успеваю — Джо играет на опережение:

— Ладно, поеду я, — зевает он, — до утра ещё несколько часов, можно попытаться вздремнуть. В твоей комнате убрали, поэтому располагайся. С утра, как ты слышала, Максвелл пришлет транспорт. Тут уж прости, — разводит мужчина руками, — но я ему мешать не буду.

Оказавшись в комнате, я не спешу укладываться — день получился длинным, но короткая передышка в кресле сыграла мне на руку. Поэтому, игнорируя кровать, прохожу к столу и, усевшись, достаю перо и бумагу. Мне нужно привести все к единой системе — стройной и, по возможности, логичной. А там, глядишь, и заполнятся все темные пятна.

Итак, Моррис. Центральная фигура всея ситуации. Выходит, что, если инквизиторы — причем все трое — как-то были связаны с Моррисом, то должны быть какие-то зацепки. И интересно, каким боком здесь архивариус?

Я кручу лист бумаги перед собой, поворачивая то одним, то другим боком, пытаясь выжать из имеющейся информации максимум. Не выходит — и стройный ряд нарисованных прямоугольников с фамилиями инквизиторов тому явное подтверждение. Должно быть что-то еще — что-то, объединяющее всех четырех людей. Вряд ли это Терра.

Кстати, о Терре. Вскинув голову, я некоторое время гипнотизирую взглядом противоположную стену, украшенную рисунком Лоя двухлетней давности. То, что изображено на листе бумаги, мною уж никак не назовешь — но, глядя на странного вида чудище, я почему-то каждый раз радуюсь, что у него хотя бы два глаза.

C горничной все просто и одновременно все сложно. Будь она каким-то боком причастна к инквизитором, в центральную тюрьму её забрали бы вместе с Моррисом. За что? Да нашли бы. Но нет — о девушке будто… забыли. Исправно кормили, выводили на прогулки, при этом не упоминая нигде. Ведь, кроме первого допроса других и не было. И, если бы не я, сидеть бы ей до бесконечности.

А ведь сейчас…

Перо замирает в застывших пальцах, а я остекленевшим взглядом упираюсь в столешницу, с кристальной четкостью понимая свою ошибку: Терра Уилсон, бывшая служанка Гордона Морриса в данный момент спит в одной из комнат моего дома.

Интересно, когда это мне отшибло мозги?

Халат висит на спинке стула. Набросив его, я прямо босиком сбегаю по лестнице на первый этаж. Общий передатчик виден в слабом свете ночника — иногда дети спускаются попить воды. Но мне свет не особо нужен — свой домашний номер я наберу даже вслепую. Правда, ответа приходится ждать долго — я выслушиваю одну серию гудков, другую и лишь на третьей мне улыбается удача.

— Терра… — договорить я не успеваю — на меня обрушивается волна радости и облегчения.

— Ой, мисс Локуэл! Вас тут…

— Искали, знаю, — прерываю девушку я, — нашли уже. Я по делу.

Работает сразу — восторг на той стороне трубки утихает и я досадливо морщусь, понимая, что опять неосознанно сканирую.

— Твой предыдущий работодатель, — аккуратно подбираю слова, — он чем занимался?

Мне не стыдно за свое незнание — ситуация с архивом и дальнейший перевод Морриса в центральную тюрьму не оставили никаких шансов. Поверхностное нащупывание рода его деятельности тоже принесло слабые плоды — в городе он слыл торговцем антикварной мебелью, что уже само по себе вызывает вопросы — ну какие в Лаерже антиквары?

Горничная долго молчит и я уж думаю продолжить разговор завтра, как она все же тихо откликается:

— Ничем особым. У него антикварная лавка в центре — несколько раз в неделю выезжал туда. В остальное же время… да нет, мисс Локуэл, ничего особенного.

Но я не сдаюсь:

— Может, было что-то необычное? Может, привлекающее внимание?

Тишина в трубке в этот раз царит долго. А затем Терра вновь оживает:

— Не могу назвать это необычным…

— Говори.

— Он играл.

Я киваю, глядя свое растрепанное отражение в темном прямоугольнике окна:

— Кости? Карты? Или…

— Карты. И чем дальше, тем чаще. В последний месяц компания у него собиралась каждый вторник и четверг.

— Они только играли?

Кажется, вопрос необычен и горничная долго молчит, прежде чем ответить.

— Мисс Локуэл, я не знаю.

Удивила. И я некоторое время перебираю пальцами провод, прежде чем вынырнуть из странного оцепенения.

— В смысле?

— Мистер Моррис, — упоминание работодателя Терре, судя по всему, дается непосильным трудом, — он давал всем выходной на эти дни. Я обычно впускала гостей и уходила до утра к себе.

— А как же ужин?

— Повар подавал закуски и тоже отдыхал.

Вот, значит, как…

— Скажи, а гостей много было?

— Не очень.

— Сколько? — и, услышав тишину в трубке, я тихо прошу, — Терра, пожалуйста. Постарайся вспомнить.

И она вспоминает.

— Трое.

Трое. Какое совпадение!

Больше не сомневаясь, я кратко описываю Терре внешность инквизиторов. Упоминаю всё, вплоть до деталей — даже расписываю толстую оправу очков Хилла. И спустя полминуты ловлю ответ:

— Да, очень похоже. Правда, я не знаю, те ли это люди.

— Это уже неважно, — улыбаюсь в трубку, — спасибо. Ты очень помогла.

— Мисс Локуэл, когда вы вернетесь?

— Завтра. Возможно, — уточняю я и, попрощавшись, кладу трубку.

Ну что ж. Связь четверых теперь уж точно установлена. Правда, чем они занимались, все ещё предстоит выяснить. Но это уже так, мелочи.

Вернувшись в комнату, первым делом я комкаю текущие записи. После того, как тугой шарик бумаги улетает под стол, я беру новый лист и записываю ещё раз.

Ну что же, у меня теперь есть хотя бы примерная цепь событий.

Прикрыв глаза, я восстанавливаю в голове разговор Джо с Ринданом. Мне почему-то тревожно — и о причине долго догадываться не приходится: поимка неизвестного преступника запланирована Максвеллом на сегодня, а значит, у меня есть повод к волнению.

Размышления о контактах Морриса больше не кажутся такими притягательными и, отодвинув от себя бумаги, я встаю и прохожу к окну, в очередной раз изучая покрытый разноцветными пятнами света сад. Гирлянды во дворе сестры обычно горят всю зиму — и даже когда соседи снимают свои праздничные украшения, здесь, в этом доме, сохраняется частичка волшебства.

Когда совсем рассветает, начинается снегопад — и, забравшись на широкий подоконник, я согреваю стекло своим дыханием и бездумно вожу по нему пальцем, вырисовывая странные символы. Тревога отходит куда-то на второй план, уступая место беспричинной тоске. Я почему-то вспоминаю странный сон и потерянный взгляд Риндана — там, на пустошах. Ощущение потери внутри было тогда настолько сильным, что я и сейчас начинаю чувствовать посасывание под ложечкой. И почему я только не проснулась сегодня ночью! Ведь стоило мне открыть глаза и…