Карат. Чёрное сердце (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)"

А вот голос Урана я была не готова услышать, распахнув глаза и теперь понимая, что Палач оказался здесь не просто так, а, видимо, по просьбе Карата, о чем не знал даже Марс.

Как не знал и того, что в этот момент его брат был в отеле, хотя оставил нас на улицах возле пруда, несмотря на свои габариты и рост мастерски скрываясь в улочках Парижа, в тот момент, когда мы загружались в такси.

— Совсем ничего?

— Только имя. Габриэль.

— Я благодарен тебе за помощь, Уран.

Эти слова Карат произнес учтиво и совершенно искренне, на что Палач только отозвался, как всегда, максимально сдержанно и сухо:

— В этой войне мы на одной стороне.

Казалось, словно Уран не способен чувствовать совершенно ничего, если бы не эта ситуация с Марией сегодня, которая открыла в грозном беспощадном Палаче то, что не ожидал увидеть никто из нас. Кажется, даже Марс.

Когда стало тихо, я поняла, что их разговор окончен и, вероятнее всего, Уран растворился в ночи, что умел делать подобно призраку, не оставляя после себя никаких следов, и осторожно пошла вперед, останавливаясь у двери, за которой ощутила Карата.

Ощутила настолько остро, что на коже выступила дрожь.

— Входи, детка. Дверь открыта.

Кажется, меня уже перестало удивлять и то, что он тоже всегда знал, что я рядом.

Поэтому я вошла без стука и попыток оправдать свое появление у него.

— Подозреваю, что Марс ничего не знает о тайном задании своего брата, — вместо приветствия проговорила я, увидев Карата сидящим на полу возле кровати, к которой никто не прикасался, судя по тому, что она была идеально заправлена.

— И будет хорошо, если он ничего не будет знать впредь.

Он успел снять все вещи, за исключением брюк, сидя теперь босым и с обнаженным торсом, поставив возле себя в небольшом ведерке со льдом бутылку с чем-то прозрачным, но явно спиртным и пепельницу.

То, что Карат снова курил ту самую дурь, о которой предупреждал Райли в клубе, я поняла, стоило только открыть дверь и ступить в комнату. И если это был способ Карата расслабиться или забыться, то его душевное состояние не было спокойным, как бы он ни показывал полный покой всем своим видом.

Я уже знала, как он умеет играть. Как умеет пудрить мозги.

Но сейчас меня волновало другое: ему было больно.

Карат протянул руку ко мне в приглашающем жесте, и я шагнула вперед, закрывая за собой дверь и вкладывая свою ладонь, чтобы ощутить его силу и тепло до дрожи.

Странно, но я больше не боялась быть рядом с ним. Один на один.

Я боялась остаться без него.

— Не можешь уснуть, детка?

Несмотря на ночь за окном и наше уединение вдали от всей семьи, Карат вел себя галантно и очень нежно, даже когда усадил меня не рядом с собой на пол, а прямо на себя, обхватывая горячими ладонями за ягодицы, но не стремясь зажать или попытаться возбудить.

Хотя этого и не нужно было.

Достаточно было его присутствия рядом, чтобы возбуждение проснулось во мне мелкими кусающими разрядами.

— Слишком насыщенный был день, — пробормотала я, всё-таки замирая, когда Карат скользнул пальцами под край моих свободных штанов, неожиданно касаясь мелкой ранки от прилетевшего днем во время потасовки дротика. — Всё в порядке. Ничего не болит. Никаких странных ощущений в течение дня тоже не было. Сапфир предупредил меня, что может быть в случае неясности.

Я не лгала. Не говорила так, чтобы успокоить его. Я действительно чувствовала себя более чем хорошо. Но Карат всё равно нахмурился, словно прислушиваясь к моему телу и пытаясь отыскать признаки того, что могут происходить какие-то изменения.

— В нас не стреляют этими штуками просто так, детка. Я позвонил Алексу, чтобы он приехал к нам. Он выезжает этой ночью и к нашему приезду уже будет дома.

— Не стоило беспокоить Алекса ради такой мелочи.

— Это не мелочь.

Карат убрал руку, явно многое недоговаривая из того, что было в его голове. Что он знал наверняка, но пока не хотел делиться этим со мной, а я не могла найти в себе смелость, чтобы спросить его.

Хотя было то, что не давало мне покоя, даже несмотря на то что весь рассказ Марианны Карат был сдержан, холоден и спокоен.

— Ведь вы знали того человека?.. Сына Марианны…

И снова ничего не выдало в нем эмоций, когда Карат откровенно и коротко кивнул в ответ:

— Да.

— Это вы мучили его?..

— Не я лично, но это происходило с моего молчаливого согласия.

По тому, как поджал губы Карат, я поняла, что есть то, что в этой ситуации действительно мучает его. Настолько, что в эту секунду он не смог сдержать эмоций и тело выдало его.

— Что мучает вас?.. — прошептала я, даже если не была уверена в том, что он ответит.

— Аметист.

Я быстро заморгала, тут же вспомнив Кадьяка, чьи глаза были почти сиреневыми, а манеры так напоминали Карата, что их можно было бы принять за родных братьев.

Таких мужчин сложно забыть.

— С ним что-то не так?

— Он пропал. И я не могу отыскать его ни дома в каменном жилище Кадьяков, ни в городе.

Когда Карат нахмурился, хотелось потянуться вперед и коснуться осторожно его лица, чтобы приласкать и показать, что больше он не один.

Но решиться на это я не смогла, только тихо выдохнула:

— Он был как-то причастен к мучениям того человека?

— Габриэля. Да. Сколько помню себя, Амит всегда был рядом. Мы были похожи в своих стремлениях и позициях, а потому понимали друг друга без слов. Во время войны мы вгоняли в вены кровь друг друга, чтобы была возможность отыскать в случае непредвиденных ситуаций, но эта связь пропала в тот момент, когда я испортил свою кровь.

Карат замолчал, глядя куда-то в прострации, и пусть он по-прежнему держал меня за бедра, касаясь обнаженной кожи, и дышал ровно, я понимала, что его душа горела и превращалась в пепел от мыслей о том, что друг мог пострадать.

— Габриэль должен был умереть еще много лет назад, — в конце концов выдохнул Карат мрачно и тяжело, не продолжая больше этой темы, но и без того было ясно, что Кадьяки сами создали зверя, с которым теперь боролись так жестоко и долго.

Карат убрал руку, поправив на мне пояс штанов и чуть улыбаясь на мой разочарованный вздох, который я сдержала в себе, но не слишком убедительно.

Тема с врагом была закрыта.

Кажется, он и без того сказал гораздо больше, чем знали все остальные.

— Выпьешь со мной? — его глаза были словно омут, но теперь светили не хитростью, а теплом.

И всё теми же пороками, в которые меня затягивало с головой.

Я в сомнении посмотрела на запотевшую бутылку, пытаясь по ее виду определить, что это, даже если совершенно не разбиралась в спиртном.

Карат наблюдал за мной с явным интересом, но таким пониманием, с каким смотрят на детей, отчего я смутилась.

— Так забавно, — проговорил он приглушенно, притягивая меня ближе к себе и касаясь ладонью моего лица, — в тот момент, когда я сделал шаг от тебя, чтобы дать больше личного пространства, ты сделала два шага ко мне.

Я смущенно опустила ресницы, потому что ответить было нечего.

Он был прав. Как всегда.

Больше я не хотела бежать от него. Не хотела бороться.

Теперь я знала, что его жгучая удушливая страсть может не только обжигать и убивать, но и греть вот так же нежно и трепетно, как сейчас.

Как каждый день с того момента, как я сказала ему на озере, что хочу покоя и своей прошлой спокойной жизни.

Но хотела ли?..

— Я был первым мужчиной, который прикоснулся к тебе. Первым, кто поцеловал. И стану первым, с кем ты будешь пить, — его голос пленял и заставлял в теле пробудиться той неге, которая пленяла и опьяняла куда сильнее любого алкоголя.

— Не станете, — улыбнулась я в ответ. — Первой стала бабушка Мишки, с которой я попробовала вино.

Карат рассмеялся, а я сидела на его бедрах, положив так смело ладони на его горячий мощный торс, и не могла на него налюбоваться.

Он был моим запретным плодом, которым так отчаянно хотелось владеть. Но было так страшно, потому что он был слишком шикарен. Слишком изменчив.