Когда Захар говорил, что им "еще многое нужно", я подозревал, что парой книжек мне не отделаться… Но когда он развернул список на полстола… у меня задергался глаз! Писали явно всей академией!
— Здесь только необходимое! — с честным видом заверил лекарь.
Я хотел возразить… но дверь вдруг приоткрыли. В каморку просунулось крайне негодующее лицо.
— Господин Готи, неужели! Я вас ищу! — Прошествовав к нам, дама вооружила острый нос пенсе. — Объясните-ка, чему вы учите адептов? Только что один из них оскорбил меня!
— Позвольте узнать, как? — Я удивленно изогнул бровь.
— Несся за мной по всей академии с криком "Горбатая Ганна Петровна"! Как не стыдно! — Преподавательница притопнула каблучком. — Да у меня прекрасная осанка!
С этим я бы поспорил: женщина, которая уже присутствовала на злополучном новоселье, была не самой приятной наружности. Костлявая, скрюченная, во всем черном, с жиденькой косичкой за спиной… Издалека бы сошла за родственницу моего гоблина!
— Вас никто не оскорблял. Напротив, обратились очень вежливо! — усмехнулся я, понимая, о чем речь. — "Garbata" по-итальянски значит "любезная".
— Какой обидный язык! — сердито фыркнула Ганна и отвернулась от меня. — Бублики к чаю остались?
— Конечно! — Захар вдруг засуетился: галантно отодвинул ей стул и даже налил чай. — Ганночка, я ж варенье ваше любимое принес! Из груш! — Он вынул из ближайшего шкафчика банку.
— Захар, вы меня балуете! — переменилась в лице дама.
Решив никого не смущать своим присутствием, я двинул в сторону двери. Лекарь, пряча улыбку за усами, очнулся, когда я был уже на пороге.
— Стой! Ты ж не только на языках своих лялякаешь? Говорил, еще арифметику знаешь! — припомнил мне Захар. — Пускай адепты цифирью писать учатся. Не надо им каждый день языки читать, а то скоро речь родную забудут. Вон, как Ганну Петровну запугали! — При взгляде на особу он вновь улыбнулся. — Завтра с утра приходи, я тебе кабинет выделю. И про учебники, будь добр, не забудь!
Когда "напоминание" волочится у самых ног, при всем желании не забудешь!
Вернувшись в дом, я застал любопытную картину. Без меня тут никто не скучал! Особенно рогатая особь, придерживающая у лба полотенце.
— Я ж вас, хлопцы, послушал, прихожу и говорю ей "Ти амо, Солоха"… А она как с печки грохнется, как погонит меня веником с хаты! Ох и долго я кубарем катился… — расстроенно хрюкнул черт.
— Не робкого десятка женщина, — сделал вывод Тильбо, подливая ему чай.
Дядька уже не мог сдержать слез от смеха. Я тенью прошел в столовую и, положив перед троицей "маленькую" просьбу Захара, опустился на стул.
— Это че? — Черт одной левой развернул сверток.
— Учебники, которые я должен достать для академии! — испустил вздох я. — Придется писать в столицу! И после всего случившегося я даже не знаю кому… Тадеушу не до меня: уверен, он еще не все мои запасы прикончил. Остается лишь один вариант…
Три пары глаз впились в меня в ожидании.
— Писать деду.
Черт аж чаем поперхнулся.
— По-вашему, у меня есть выбор? — задумчиво подпер рукой подбородок. — Это довольно нагло с моей стороны, но я подумал… что, если рассказать ему обо всем, что я здесь сделал? Конечно, не без вашей помощи! — не стал обижать товарищей. — Да и сама просьба пожертвовать в провинцию книги звучит благородно! Может, он сжалится и пришлет за мной экипаж?
— Тю! — вскочил из-за стола черт. — Та кому ты мешаешь? Сиди у нас, скока влезет!
— Вообще-то, там мое наследство к рукам прибирают! — С тоской вспомнил свой особняк и с содроганием — поместье в Трансильвании. — К тому же в деревне я стал забывать, как выглядит нормальная жизнь!
— Глянь, какие мы нежные! — наморщил пятак рогатый.
— Пускай пишет, его право. Когда-то же он должен нас покинуть? — сказал Николя со странной грустью в голосе.
— Только у меня ни пера, ни бумаги…
— Мое перо тебе, увы, не поможет, — передернул плечами дядька.
Я выразительно посмотрел на черта.
— А че сразу я? Сам бы пошел поискал! — Нечистый поупирался пару секунд для виду. — Ладно! У Василя там че-то лежало…
Уже через несколько минут я с дымящейся чашкой ломал над письмом голову. Со стола на меня смотрел громоздкий список учебников. Из-за правого плеча выглядывал Гоголь, из-за левого — недовольно сопящий черт. Даже Тильбо одним глазком подсматривал.
— Многопочтенный? Нет, слишком официально… Дорогой? Слишком просто… Любезнейший? Тоже не то… — перебирал я. — Милостивейший дедушка…
Глава 29. Оксана, Оксана…
Глава 29. Оксана, Оксана…
Спустя несколько часов письмо наконец-то было написано. Сколько бумаги я перемарал… Мало того, что обращение к всемогущему дедуле и мои "слезные раскаяния" беспощадно правились (нужна была лучшая версия!), я ошибался в бесконечном перечислении гримуаров. Название многих заставляло задуматься, не надает ли мне по шее пан Корней. "Ключ царя Соломона" и "Книгу Черного Братства" Николя так вообще запретил произносить вслух, не то что в письме упоминать. А в списке они значились чуть ли не первыми…
Перечень сократился вдвое: что-то было под запретом, что-то Гоголь заменял на свой вкус. Добавив уже известную мне итальянскую классику и пару книжек Дюма, я заверил деда, что судьба сельских ребятишек мне небезразлична, и поставил жирную точку.
— Я уж думал, не разродишься! От чаёв на задний двор устал бегать! — обрадовался чертяка, прихлебывая которую чашку.
— Как можно отправить письмо? — поинтересовался я, не припоминая почтовой конторы поблизости.
— Только в Балдейкино чесать! Недельки через две дойдет… — прикинул рогатый.
— А ответ мне когда ждать? Через месяц?! — ужаснулся я. — Нет, так дело не пойдет! Может, тебе, черт, до деда моего слетать? Ты здесь самый быстрый!
— Не видишь, че ли? Не выездной я! — Нечистый убрал со лба полотенце, демонстрируя вскочивший третий "рог". — Да и не бывал я там никогда, места незнакомые…
Я окинул задумчивым взглядом троицу. Гоголю края наши были известны, но на роль почтальона ввиду своей призрачности он не тянул. Посылать Тильбо? Старый гоблин триста раз потеряется, пока доедет, а письмо требовалось доставить как можно скорее… И тут меня осенило — кое-кого ведь не хватало в моей "команде"!
— Стефан! Вот кому нечем заняться! — хлопнул себя по лбу. — Правда, я давно его не видел…
— Этот тот, что у вдовы Настасьи прописался? — смекнул черт. — Поди, про него все бабы судачили…
— Что успел натворить мой кучер? — насторожился я.
— Та ниче… — Рогатый потупил взгляд, и пятак его слегка покраснел. — Просто они из хаты носа не высовывают…
— Избавь меня от подробностей! — поморщился я. — Где эта Настасья живет?
***
Исколошматив всю дверь, я стал заглядывать в окна низенькой хаты, что стояла неподалеку от дома Чуба. Внутри было подозрительно тихо, словно там действительно кто-то прятался. Передние окошки оказались занавешены, и только через заднее, не задернутое до конца, я разглядел два силуэта.
— Давай в трубу залезу? — донеслось с крыши. — Работает без нареканий!
— Подожди ты, шорох наводить, — отмахнулся я, озираясь на дом Кузьмича.
— Та за этого не переживай, я ж ему бутылочку уже подсунул! Только вместо курочки вобла была. Курочка мне самому сгодилась… — довольно облизнувшись, черт потер руки.
— Сте-е-ефа-а-ан! — предпринял последнюю попытку, забарабанив в окно. — Я же знаю, ты там! Выходи, иначе…
— Да не кричите так, господин! — вынырнул из-за угла раскрасневшийся кучер, застегивая рубашку. — Что случилось?
— Ты должен доставить это письмо моему деду. Немедленно! — протянул ему самодельный конверт, запечатанный каплей воска. — Скакуна возьмешь в конюшне, если спросят — завхоз тебе во временное пользование выделил. Без ответного письма даже не возвращайся.
