Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла

На лбу у меня выступил пот; губа, кажется, была уже искусана до крови. «Играй… играй!..» — зло шептала я себе, пытаясь стряхнуть наваждение, растормошить коченеющие пальцы и вытащить из слабеющей памяти последние нотные строки.

Тишина в зале чуть нарушилась. Это была уже не та, не великая объединяющая тишина, которая с восторгом взирает, как красота спасает мир, а обычная, рядовая тишина.

Окончание вывалилось из памяти, и пальцы задвигались быстрее, потом вдруг неудержимо поскакали, разрушая нужный темп. Теперь я еле поспевала за ними. Наконец, они резво, как эфиопские бегуны, примчались к концу.

«Ужас…» — подумала я, бряцая последнюю ноту и вставая.

Раздался шквал аплодисментов.

Со сцены меня занесло куда-то вбок, и, если бы не осторожные подталкивания ведущей, я свалилась бы прямо в зал. В голове все кружилось, и, очутившись за кулисами, я чуть ли не замертво рухнула на стул.

Надо мной испуганно склонилась темная голова Лоренцо.

— Dasha! Tutto e OK con voi? (Даша! С тобой все в порядке?..) — взволнованно спросил он.

— Да… — прошептала я, чувствуя, что одурь спадает, злобные чары, наконец, рассеиваются, и я становлюсь прежней нормальной Дашей — но уже поздно, поздно, поздно… И никому не нужно.

— Veracini Lorenzo… — раздалось из зала, и он легкой походкой устремился навстречу своей победе.

Я медленно встала, не говоря ни слова облепившим меня и жужжащим, как рой пчел, конкурсантам, сбросила с ног шлепанцы…

Они не мои… они другие, просто похожие…

Босиком прошла в гримерную, где почему-то стояли в углу мои концертные туфли…

Скинула обрезанное платье. Устало взглянула в зеркало.

Теперь со мной действительно все было в порядке. Но предательская слеза выглянула из краешка глаза, и, сколько я ни шмыгала носом, она вытекла-таки из своего убежища и побежала по поцелованной Лоренцо щеке.

Его любовь, его цветок… Наверно, именно это помогло мне немного продержаться на плаву, но все же ОНИ оказались сильнее.

Так же медленно, как пишут в партитурах — «l’istesso tempo» («не меняя темпа»), я облачилась в джинсы, майку и бандану, взяла гитару и спокойно вышла из здания.

Мне больше нечего здесь делать. Моя миссия окончена.

ГЛАВА 66

Ровно через два с половиной часа я вышла из гостиницы с чемоданом в руке.

И сразу увидела, что у входа стоит черный «Фиат» с номером 662.

«Карета подана…» — подумала я.

Из машины уверенной походкой вышел Чекнецкий и предупредительно открыл передо мной переднюю дверцу.

— Садись, Даша. Я отвезу тебя в аэропорт, — голос у него был скорбный.

Я безропотно села.

Машина тронулась. Замелькали южные деревья, фонари, вывески миланских кафешек…

Прощай, Италия! Страна с необыкновенным ароматом…

— Ты заняла третье место. На один балл тебя обошел Винсент Дюбуа, студент Парижской консерватории, — притворно горестно поведал Олег Вадимович по пути в аэропорт.

— А кто на первом месте? — спросила я спокойно, пытаясь удержать бешеный стук сердца.

— А что ты волнуешься? — удивился внезапный персональный водитель, взглянув на меня. — Волноваться поздно! Все свершилось.

И он захохотал.

— Так кто же на первом месте? — повторила я свой вопрос.

— Лоренцо Верачини, кто же еще? — поднял брови Чекнецкий, уверенно петляя по миланским улочкам. — Ты можешь порадоваться за него! Хотя тебе от этого, должно быть, не легче.

Я резко повернулась к нему, и мы оказались лицом к лицу.

— Вы так думаете? Поверьте, вы ошибаетесь. От этой новости мне гораздо легче!

Мой радостный тон насторожил его.

— Ты что, настолько влюблена, что не понимаешь, что натворила?! Из-за твоей ошибки Залевский никогда не будет знать покоя, даже на том свете! А Степа…

В ответ на это я безудержно расхохоталась.

Чекнецкий, ничего не понимая, уставился на меня.

— Осторожно, дорога! — напомнила я.

— Тебе уже пора успокоиться, — пробурчал он. — Действие моей микстуры от кашля и заодно от излишнего рвения, по моим подсчетам, как раз должно заканчиваться.

— Оно закончилось, — уверила я. — И так хорошо, как сегодня, мне не было еще никогда!

Чекнецкий улыбнулся.

— Это похвально, что ты держишься, зная, что обрекла на погибель четыре души, если считать Горячева и его престарелую несостоявшуюся невесту. ЧЕТЫРЕ души, которым была необходима твоя победа…

— Им была необходима не моя победа, — перебила я.

Мой собеседник подозрительно взглянул на меня. Наверно, он подумал, что переборщил с дозой.

— Не твоя? А чья? — спросил он, усмехаясь.

— Победа Лоренцо!

— Победа Лоренцо? А при чем тут Лоренцо? — не понял Чекнецкий.

— Разрешите закурить? — потянулась я к красивой пачке с синей полосой на боку.

— Ты же вроде не куришь?

— Когда езжу в машине, иногда курю! — задорно заявила я.

К тому моменту, когда я начала свою речь, Олег Вадимович уже опять уверенно и ровно вел машину. От радости, что все так хорошо для него сложилось, он начал насвистывать какой-то бойкий мотивчик.

— Когда Стас Ревицкий принес мне брошенный на пороге дома шлепанец, что-то в нем показалось мне странным, — сообщила я с загадочной улыбкой.

— Стас Ревицкий? Кто это? — беспечно спросил развеселившийся водитель.

— Мой сосед сверху. Между прочим, живет как раз напротив Бориса Тимофеевича Залевского!

— Ну и что? — насторожился он.

— А то, что три дня назад я поняла, что казалось мне странным.

Чекнецкий нахмурился и сбавил скорость.

— Ну, и что же тебе казалось странным? — в его тон просочилась скрытая тревога.

— А то, что это был не тот шлепанец. Возле урны я выбросила правый! А Стас принес мне — левый! Тот, что я потеряла в кафе!

Чекнецкий остановил машину и посмотрел мне в глаза. Из беззаботного спутника он снова превратился в опасного врага.

— И что же это значит?.. — медленно и глухо произнес он.

— А это значит, что Стас тоже был в кафе «Лабиринт» в это же время. И шлепанец он мне вернул с той целью, чтобы я это поняла… А зачем ему там быть? И, подумав, я сделала вывод, что Борис Тимофеевич подстраховался. И все эти двенадцать лет он учил играть в карты не только меня, но и Стаса! И именно Стас сыграл с вами в ту ночь игру на закрытие пари. И, полагаю, выиграл!

Щека Чекнецкого задрожала, но он продолжал неотрывно смотреть мне в глаза.

— Стас? Я, кажется, припоминаю его. Но ведь он изрядный раздолбай и любитель покутить… Зачем Борису такой ненадежный помощник? Вряд ли он выбрал бы его для такого серьезного дела!

— Уверяю, вы его недооцениваете, Олег Вадимович. У Стаса Ревицкого хорошее образование, острый ум и весьма незаурядная фантазия. А кроме того… — я затянулась, — пластичные руки, длинные пальцы… Помню, в детстве он показал мне какой-то карточный фокус, и знаете — проделал это с поразительной ловкостью!

— Ну, допустим… — произнес он после долгой паузы. — Стас Ревицкий играл с нами. Но с чего ты взяла, что он выиграл?

— Иначе не было бы никакого смысла в вашей поездке сюда. И ваше предложение сыграть на пари, якобы для моей уверенной победы… С какой стати вам мне помогать? С чего? Вы просто хотели заманить меня в свою ловушку, так же, как заманивали других. Борис ускользал от вас, и его место должна была занять я. Как вы выразились — все по кругу.

Чекнецкий пронзил меня острым, ненавидящим взглядом.

— Но ты все равно не победила! Ты оказалась слаба — перед обстоятельствами, перед нами, перед этим парнем! — мстительно заключил он.

— Но не перед тем человеком, ради которого я прилетела сюда! Борис Тимофеевич отныне будет чувствовать себя на небесах совершенно спокойно.

— Но ведь ты не победила!.. — злорадно закричал Олег Вадимович прямо мне в лицо. Зрачки змеиных глаз как будто жаждали проколоть меня насквозь.