Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго

— Слушаюсь. — Слуга быстро поклонился, исчезая за дверью.

Эржебет стояла в холодном коридоре опустевшего дворца, нервно теребила в руках край плаща и вспоминала, как попала сюда…

Согнувшись в три погибели, Эржебет приникла ухом к стене, старательно ловя каждый звук. Здесь, из-за недобросовестности строителей усадьбы или еще по какой причине, кладка была чуть тоньше и можно было услышать, что происходит в соседней комнате, где Родерих любил проводить совещания. Подслушивать таким образом было унизительно, но выхода не было. С тех пор, как Эржебет отказалась помогать Родериху советом, он перестал делиться с ней информацией о ходе боевых действий. Теперь ей приходилось довольствоваться слухами, которые были один другого хуже. И вчера она с содроганием узнала о разгроме Гилберта под Кунерсдорфом. Последние два года, в отличие от начала войны, складывались для него неудачно, во многом благодаря стараниям Ивана — как Эржебет и ожидала, среди противников Гилберта, он оказался самым опасным. Эржебет с тревогой следила за вестями с полей сражения, узнавала о поражениях Гилберта и все больше переживала. Страх за него был настолько силен, что Эржебет не могла заниматься обычными делами, цифры отчетов чиновников расплывались у нее перед глазами, она с трудом заставляла себя слушать доклады министров.

И вот сейчас Гилберт оказался на краю гибели, его войска были уничтожены, путь на столицу — свободен, а она ничего не могла сделать. Страшнее пытки сложно придумать. Эржебет так хотелось хоть чем-то помочь ему, но она не могла, не вызвав при этом гнева Родериха. Она даже не сомневалась, что любая попытка подержать Гилберта — оружием, припасами — тут же будет обнаружена. Несмотря на заверения Родериха, что он верит ее слову, он наверняка наводнил ее земли шпионами. Один неверный шаг — и австрийские полки со свирепыми русскими союзниками укажут зарвавшейся провинции ее место.

Эржебет оставалось лишь беспомощно наблюдать, как добивают того, кто был ей дороже всего. Но случилось невероятное: союзники не воспользовались удобной возможностью уничтожить надоедливого выскочку раз и навсегда, а отступили. И сейчас Эржебет пыталась выяснить, почему.

В комнате за стеной проходил военный совет, больше похожий на драку стервятников над трупом мертвого льва.

— Герр Брагинский, вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? Извольте объясниться! — В голосе Родериха, обычно таком спокойном, звенел гнев. — Вы не желаете согласовывать действия со мной, отступаете, когда я прошу нападать, не поддерживаете мои войска. Затем предпринимаете самостоятельный победный марш. Ваши действия заставляют меня подозревать, что вы собираетесь единолично разгромить Байльшмидта и захватить все его земли, не учитывая наши с Франциском интересы!

— Милый Родерих, ты ошибаешься. — Эржебет была готова поклясться, что говоря это, Иван улыбнулся своей обычной благостной улыбкой, за которой могло скрываться все, что угодно.

— Я же не виноват, что ты слишком медлительный. Иногда, мне кажется, что я единственный, кто эффективно сражается с Байльшмидтом. И кстати, это ведь не я просил твоей помощи, а ты моей — так что не жалуйся. Если бы я не угрожал ему с востока, ты бы уже давно расстался не только со своей дорогой Силезий, но и с половиной империи…

Эржебет явственно представила, как при этих словах побагровел Родерих, как едва сдерживается, чтобы не закричать.

— А вы, Франциск? — Видимо он решил направить гнев в другое русло. — Почему вы не поддерживаете нас своими действиями? Как же наш план ударить с трех сторон? Если бы не ваша пассивность, мы бы уже давно покончили с Байльшмидтом, и война не затянулась бы так надолго…

— А он не может воевать без попугаев и цирюльника. — Иван обидно хохотнул.

Эржебет невольно фыркнула: история о богатом обозе Франциска, не без стараний Гилберта, облетела всю Европу, сделав его предметом насмешек.

— Попридержи язык! — В интонациях Франциска больше не было обычной мягкости, он хлестал словами, точно бичом. — Вы тоже не поддержали мое прошлое наступление! А я не собираюсь посылать своих людей на смерть, пока вы с Родерихом беспрепятственно захватываете земли Байльшмидта и спокойной делите между собой. Вы хоть раз видели, как сражаются его солдаты? Это просто монстры! Не знаю, что сделал с ними этот ненормальный, но они наступают и наступают, как загипнотизированные. Палишь по ним из всех орудий, а они всю прут и прут! Настоящие живые стены. Мурашки по коже…

— Да видел я пруссаков, — небрежно бросил Иван. — Обычные солдаты, ничего особенного…

— Кто бы говорил! — ярился Франциск. — Сам-то… Вы с Байльшмидтом одного поля ягоды — да сумасшедших. Только тебе с ним и драться!

— Успокойтесь, господа! — Родерих поспешил вмешаться. — Нам необходимо выработать новую стратегию, спорами делу не поможешь…

Но, противореча сам себе, он вновь принялся предъявлять претензии союзникам…

Эржебет распрямилась и отошла от стены, услышав достаточно.

Как и следовало ожидать: союз врагов Гилберта был непрочным. Родерих не доверял Ивану, всегда с интересом поглядывавшему на Балканы, которые австрийцы привыкли считать своими, а Франциску — тем более. Из-за своей подозрительности они и не смогли развить успех. Эржебет облегченно вздохнула — пока что Гилберт был в относительной безопасности. Удача наконец-то улыбнулась ему, но все же его положение оставалось тяжелым, а столько поражений подряд наверняка подорвали его дух. Эржебет понимала, как ему сейчас тяжело, ведь несмотря на всю свою самоуверенность и браваду, Гилберт был не железным.

«Я должна увидеть его, — твердо решила Эржебет. — Поддержать, помочь. У него ведь нет никого, кроме меня, никто не знает его так хорошо, как я».

Она даже не сомневалась, что гордый Гилберт будет страдать в одиночестве, отвергая любые попытки помочь, даже от своего короля, с которым замечательно сдружился. Поэтому она должна быть рядом, может, хоть ей, старому другу, удастся хоть чем-то помочь.

Эржебет понимала, что это опасно, что если Родерих узнает, ей несдобровать, но ничего не могла поделать.

«Он слишком занят грызней с союзниками, так что, может быть, и не заметит моего отсутствия. А я быстро вернусь».

Эржебет нашла Аличе и велела той передать Родериху, что она себя плохо чувствует. Затем заперла свою комнату изнутри и выбралась через окно на улицу, благо ее новые, более подобающие экономке поместья апартаменты находились на первом этаже. Она не стала брать коня в конюшне, побоявшись, что его сразу схватятся. Пешком Эржебет дошла до ближайшей к усадьбе деревни, купила там лошадь и направилась в Берлин. На дорогах охваченной войной Европы сейчас было опасно, можно было легко напороться на шайку дезертиров или разъезд чей-нибудь армии. Эржебет захватила с собой верную саблю, два пистолета и посочувствовала бы тем, кто посмел встать у нее на пути, будь то хоть сам черт. Но до Берлина она добралась без приключений, легко проскользнула мимо расставленных то тут, то там часовых и в сумерках въехала на пустынные улицы. Казалось, город вымер, почти ни в одном доме не горел свет, всю дорогу до дворца Эржебет не встретился ни один прохожий. Да и сама резиденция Гилберта выглядела покинутой, когда Эржебет привычно вошла через потайной ход и направилась по знакомым коридорам в сторону комнаты Гилберта, ей на пути не попалось ни одного лакея.

«Всех перевели в надежное место. Кое-кто, может быть, просто сбежал. Жалкие трусы».

Царящая в коридорах тишина пугала, навевала панические мысли.

«Вдруг… Гилберт погиб, но это сумели скрыть. И теперь где-то здесь остывает его тело».

Эржебет затрясла головой, отгоняя прочь жуткие видения. И тут дорогу ей преградил слуга в потрепанной ливрее.

— Кто? Куда идешь? — Он подозрительно взглянул на нее, покрепче сжал в руке канделябр, похоже, собираясь в случае чего использовать его, как оружие.

Эржебет узнала лакея, он был одним из старых слуг Гилберта и знал ее в лицо, поэтому поспешила откинуть капюшон.