Единственное желание. Книга 1 (СИ) - Черпинская Надежда

Эл тяжело вздохнул, помолчал и лишь потом закончил историю.

– Волны поглотили её тело, но душу, вместе с последним криком и осколками разбитого ледяного сердца, подхватил порыв северного ветра и унёс прочь на край света, за море, в Замок Серебряных Льдов, что на Последнем Северном Пределе, за горами Данаго, там, где нет ни одной живой души. Там остался её скорбящий дух, среди бескрайних снегов. И сама она стала призраком с кожей белой, как снег. Золотые локоны осеребрились от мук и скорби. А вместо сердца в груди её осколок льда. Она вновь разучилась любить. Лишь снег кружит вокруг, воет студёный ветер. А призрак королевны танцует вместе с тоскливыми вьюгами, плачет о бедном Ронане, и слёзы её, обращаясь в снежинки, разлетаются по свету. Теперь Аделина – Королевна-Зима. Она носится по свету вместе с ветром, касается людей своим хладным дыханием, оставляя в душах скорбный холод, и бахрому инея всюду, где она проносится белой стаей пурги. Она стонет зимними вьюгами, рыдает от тоски и всюду сеет холод своего сердца. Она жаждет найти ведьму Герру, дабы та сняла с Аделины последнее проклятие – проклятие вечного одиночества. Но нет уже на свете старой ведьмы, и некому освободить Королевну-Зиму. И вечно обречена скитаться тень Аделины по земле, рыдая в одиночестве, проклиная себя за то, что обрекла свою любовь на смерть, рыдая и безразлично погребая мир под хрустальным ковром сияющего снега – жемчужными слезами королевны… Но тебе не стоит бояться встречи с ней, Граю! Она правит на Севере, а сюда, на Юг, лишь изредка долетают осколки её сердца.

Девочка пробурчала во сне что-то невнятное, заворочалась, укладываясь поудобнее, и мирно засопела.

– Спишь, цыплёнок? – тихо спросил Эл. – Ну, спи, спи, пигалица!

Ночь стала ещё тише.

Настя повернулась на бок, поглядела во тьме на странную парочку: ребёнка и разбойника. Чудно… Недетская сказочка взволновала её, и теперь в душе ютился, щекоча и будоража, клубок из горечи, сочувствия, светлой печали и удивления. Этот мир не переставал изумлять Романову, как и люди, населявшие его.

– Светлой ночи, Рыжая! – сказал Эливерт, и Настя различила, как блеснули во тьме его глаза.

– И тебе светлой ночи, атаман! – откликнулась Анастасия. – Спасибо за урок. И за сказку тоже…

– Я рассказывал для Граю.

– А я подслушала, – усмехнулась она. – Эл…

– Что?

– Наир был не прав там, в Берфеле… Ты мог бы стать замечательным отцом!

– Спи, Рыжая!

– Светлой ночи, атаман!

Настя закрыла глаза, но ещё долго не могла уснуть. В голове проносилось много разных мыслей: о прошлом, о настоящем, о том, что им ещё предстоит. И о том, что могло бы быть, но не будет никогда – ведь и людям, и бессмертным иногда так трудно растопить лёд собственного сердца.

Потом она долго смотрела на жемчужины звёзд, сияющие в чернильном вязком океане небес, слушала дыхание своих друзей, шелест леса, стрёкот ночных насекомых, а иногда негромкий храп лошадей.

Но потом звуки стали тише, узоры звёзд поблекли и расплылись, и, в конце концов, Романова уснула. Ей снилось что-то светлое и доброе, как детский смех.

А потом её разбудила Граю…

***

– Эрра… Эрра Дэини! Проснись! – жалобно пропищала девочка, тормоша Романову за плечо.

Настя, вырванная из сна столь бесцеремонным образом, не сразу поняла, в чём дело.

– Что случилось, Граю? – испугалась Настя, с трудом разлепив веки.

– Ничего. Мне просто надо… – девочка нерешительно замялась.

– Что?

Настя зевнула так широко, что всерьёз испугалась за свою челюсть. Силуэт Граю расплывался в туманной дымке. Глаза упорно закрывались, словно на каждой ресничке висело по килограммовой гирьке.

– Чего надо? Граю, что случилось?

– Ничего, – снова пропищала та себе под нос с привычным виноватым видом. – Мне просто надо, ну… надо…

Настя тряхнула головой, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями и сообразить, чего же надо от неё этой девчонке в три часа ночи. Терпение Романовой было на пределе, и всё же она преодолела безумное желание завалиться спать обратно и забыть до утра о назойливой девчонке.

– Да скажи толком, в конце концов! – простонала Настя, и тут до неё дошло. – А-а-а… Я и не поняла спросонок.

Романова рассеянно улыбнулась девочке в ответ на её виноватую улыбку. Огляделась по сторонам, махнула рукой неопределённо.

– Ну, и в чём проблема? Пожалуйста, весь лес вокруг к твоим услугам. Выбирай местечко, какое тебе больше глянется! Здесь, как говорится, под любым кустом и стол, и дом. И всё остальное тоже…

Анастасия решила, что подобного благословения вполне достаточно, и уже начала укладываться обратно, но не тут-то было.

Жалобный детский голос над ухом пропищал:

– Не пойду в кусты! Я боюсь. Сильно-сильно боюсь!

С раздражённым стоном Настя вновь уселась на своём тёпленьком походном ложе. Ей хотелось рявкнуть во всё горло: «Ну и сядь ты где-нибудь здесь! Велика беда… Кого тебе стесняться-то, мелюзга?», но Настя тут же одёрнула себя, причём довольно жёстко.

«Что за хамство, Рыжая! Погляди – ребёнку страшно! Сама-то давно привыкла к лесным ночёвкам? Ведь до сих пор случается вскакивать среди ночи от внезапного приступа ужаса. Благо, знаешь, что защитники у тебя надёжные. А ведь поначалу всё равно дрейфила. Лежала полночи, глядя по сторонам, за каждым кустом чудища мерещились. А эта пигалица, как Эл её называет, хоть и много повидала, но уж по лесу одна ночью точно не бродила. Конечно, ей страшно. Что я, в самом деле…»

– Ладно. Идём! Я тебя посторожу, – Настя поднялась и протянула руку. – Только тихо – ребят не разбуди!

Удивительно, но те действительно спали так крепко, что не проснулись даже от шушуканий девчонок.

После нежной постельки у костра ночь казалась сырой и прохладной.

Дэини поёжилась и, потянув Граю за руку, добавила:

– Пойдём, Воробышек!

***

Где-то в лесу тоскливо свистела неизвестная ночная птица. Огромными великанами возвышались чернильно-чёрные кроны деревьев. За освещённым костром сумрачным кругом гасли всякие оттенки, и лес исчезал в беспросветном мраке.

– Стой, Граю, не ходи так далеко! – взмолилась Настя, едва волоча во тьме ноги. – Осторожнее, не запнись – здесь бревно!

Настя прихлопнула назойливо звенящего возле уха комара. За пределом защитного круга Наира кровожадные насекомые моментально забыли о мирном договоре.

– Ну, давай, садись уже! Смотри, какое комфортное местечко!

Граю присела на корточки, почти с головой скрывшись в высокой траве.

Настя, зевая, глядела по сторонам.

Лес был чёрен и тих. Кое-где меж листвы, в прорехах крон, мелькали алмазами далёкие звезды.

– Дэини? – тихо окликнула её девочка. – Ой, эрра Дэини…

Голос превратился в едва различимый шёпот.

– Ну, что там? Идём обратно! – тяжело вздохнула Настя.

Рыжая, естественно, ни за что не призналась бы себе в этом, но, кажется, она боялась ночного леса ничуть не меньше этой маленькой девочки. Страх дышал в спину, и меж лопаток свербело знакомое с детства чувство – дикое, почти непреодолимое желание дать стрекача. Да так, чтобы только пятки сверкнули! Пронестись, сломя голову, улизнуть от тьмы, броситься к спасительному свету, и только там, у костра, вздрогнув последний раз для порядка, успокоиться наконец и безмятежно завалиться спать.

Но она не могла так поступить: в глазах Граю, она была взрослой и отважной, и не должна была позволять себе столь трусливой слабости.

– Что там? Иди ко мне, да не споткнись!

– Дэини, тут бревно…

– Ну… бревно… – теряя терпение, подтвердила Настя.

– Оно шевелится… – тихим, осипшим от ужаса голосом объяснила наконец Граю.

– Что за бред? – хмыкнула Настя.

И тут уже сама различила во тьме, как замшелое бревно, нехотя, медленно, неуклюже сдвинулось с места. Зашелестела сухая старая листва, зашуршала, расступаясь, трава.

Анастасия, застывшая каменным истуканом, осторожно протянула руку девочке.