К черту! или Любовь контрактом не предусмотрена (СИ) - Княжина Елена

– Ты чего так переполошилась, Ласкина? – фыркнул профессор и вжал в пол тормозную педаль. – Все так, у нас с Даррелом контракт. В университете он оказался неслучайно. Ты ведь помнишь, что я его пригласил? У нас, в некотором роде, вынужденное сотрудничество.

– Боже, боже… Вы что, тоже продали душу этому черту? Но зачем? – сокрушалась я на весь салон. – У вас же и так все есть!

– Продал душу? – Рогозин повернул голову и посмотрел на меня с интересом. – Я?

– Ну не я же! – фыркнула, хватая его за запястье и с силой сжимая. – Точнее, я тоже, да… Но не суть! Сейчас о вас речь… Мне вы можете признаться. Вы подписали с ним договор, да? С Демоном Ада?

Алексей Николаевич смотрел на меня как-то по-новому. Странно. Будто пытался просветить рентгеном и обнаружить что-то, доселе ему невидимое. И от жутковато блеснувших серых глаз меня всю перетряхнуло. И руку с его похолодевшего запястья я торопливо убрала.

Глава 17

Рогозин прищурился, поморщился и потер подбородок.

– Так… А вот это уже интересно, – пробормотал мой преподаватель, явно разглядев во мне что-то новое. И это новое его не обрадовало. – И давно это с тобой?

– Что «это»?

– Как давно ты продала душу, Ласкина? – спросил требовательно и как-то возмущенно. – Да еще кому! Этому… наглецу!

– Откуда вы… Но как?

Я окончательно опешила. Всю свою фантазию сейчас я тратила на то, чтобы как-то оправдать профессора, хоть чем-то объяснить его пробирающий до морозных мурашек взгляд. Но выходило скверно. Он увидел «пленку» на моей душе, о которой говорили другие. Более того, разглядел и печать владельца, упомянутую Санджаром… Кто он, нефилим подери, такой?

– Отвечай! – властно приказал мужчина, и я сдвинулась в кресле и прижалась боком к двери. – Когда успела?

– Как только мистер Дрейк приехал… Он мне помог в тот день, и я… Он демон, – выдохнула в перекошенное от недовольства лицо и аккуратно отстегнула ремень.

– Я в курсе, милая. А вот ты этого знать не должна. Дарриэл Дрейк работает на меня. Правда, сам Дар от этого не в восторге, что доставляет мне особенное удовольствие. Временами.

Лицо профессора вдруг приобрело совсем уж странные, незнакомые черты. Стало хищным, опасным и будто бы искривленным. Округлые скулы заострились, седина на висках заблестела серебром, в зрачках плавилось такое знакомое мне золото.

– Нехорошо получилось, – вкрадчиво процедил Рогозин, ни единой морщинкой не напоминая того добряка, ставшего мне практически родным. – Ты не имела права продавать то, чем по закону не распоряжаешься. Твоя душа давно зарезервирована для меня, и Дарриэлу придется объясниться…

Да какого Шварха?! Он сейчас что, угрожает моему черту?

– Вы и есть его клиент?

– Ласкина, Ласкина… У меня на тебя были такие грандиозные планы, – пропустив мой вопрос мимо ушей, задумчиво пробормотал Алексей Николаевич. Хотя теперь я даже в имени его начинала сомневаться. – Но ничего… Мы что-нибудь придумаем. Ты еще несовершеннолетняя, а значит, не могла заключить контракт дольше, чем на месяц. Чего бы там Дар от тебя ни хотел, скоро это закончится для него… И начнется для меня. А может, я даже выкуплю договор у Дарриэла до срока… В зависимости от условий вашей сделки.

И так он многообещающе на меня зыркнул, что я задрожала каждой мышцей.

– Контракт… не предусматривает… ничего такого…

– Не волнуйся, – «успокоил» меня Рогозин. – Я найду способ доставить себе удовольствие в обход контракта. В конце концов, составлять их – моя работа на протяжении четырех сотен лет. Полагаешь, я не изучил за эти годы все лазейки?

– Я думала, вы хороший! – нервозно выкрикнула я, смахивая предательскую слезу. Слава Шварху, единственную.

– Все думают, – со спокойной улыбкой согласился этот… этот… да кто он такой?! И едко расхохотался.

Под его ледяной смех я дернула ручку двери, вывалилась наружу и припустила, что было сил. Меня никто не останавливал и догнать не пытался. И я бежала, быстро перебирая каблуками по притоптанному снегу.

Сама не поняла, как оказалась перед моим общежитием. Влетела внутрь и чуть не сшибла с ног Илону Ралиевну, поливавшую чахнущий в коридоре фикус.

– Ласкина, – она обратила ко мне строгие карие глаза. Морщинистое лицо пожилой церберши выражало спокойствие и безразличие. – У тебя такой вид, будто черта увидала.

– Что? – опешила я и нервно обернулась к стеклу, отделявшему ее комнатушку от коридорного пространства.

В нем отражалось бледное взлохмаченное нечто. Перепуганное, почти белое, большеглазое. Точно, будто увидела призрака. Но Ралиевна сказала «черта»… Я озадаченно обернулась к комендантше.

– Хм… Значит, и правда увидела. Которого? – женщина опустила на пол лейку и распрямилась.

– Их что, много? – я поперхнулась и схватилась за грудь, в которой бешено стучало сердце.

– У нас в университете? Двое, – Илона Ралиевна пожала плечами. – Ах, нет… С новеньким три будет. Так который тебя так напугал?

– Рогозин… он… он…

– Адова тварь? Да, это уж вестимо. Старый черт, много крови попил, – вздохнула комендантша.

– А вы что, про них знаете?

– Да как же не знать, когда они под носом уж который десяток лет свои делишки обстряпывают? Все норовят к нам протиснуться да получше усесться. Этого добра в Москве полным-полно. Тут им вольготно…

– И вы видите?

– Я старая, Ласкина, – Ралиевна вдруг улыбнулась. К стыду своему, я никогда внимательно не изучала ее внешность. Если убрать второй подбородок, цепкую холодность взгляда и морщинки, можно предположить, что в молодости она была хороша. Восточная красавица. – Старики видят. Чувствуют их. Зачем ты здесь?

– Я… не знаю.

И правда, почему ноги принесли сюда? На автомате, наверное. Но мне надо вернуться в апартаменты Дрейка раньше него. Второго за сутки ослушания он мне не простит. И не только поэтому… Почему-то сейчас его квартира казалась самым безопасным местом в обоих мирах.

– Тебе лучше вернуться туда, откуда пришла, – подтвердила мои умозаключения «церберша». – Здесь не лучшее место для таких, как ты.

– Как я?

– Самородков. Чистеньких, незамутненных. Ярких, как драгоценные камешки. Я видела твою сестрицу. Она бы Рогозина точно не заинтересовала, – она скосила глаза наверх, в сторону моей комнаты. – Забавно, как в одной семье получаются столь разные дети.

– И что он делает… с самородками?

– Рогозин любит брать таких в свою коллекцию, – удрученно пояснила женщина, и я вспомнила и про «особую группу», и про звездочку в списке напротив моей фамилии. – Ума не приложу, зачем они ему, но, прицелившись, обычно не отпускает. Удивляюсь, как тебе удалось улизнуть… Ты ведь совсем без защиты.

Ралиевна потерла подбородок и неспешно добавила:

– Хотя… Что-то с твоей душой не так. Она будто под пленкой. То-то он такой злющий идет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– К-куда идет? – едва слышно выдохнула я.

– Сюда.

– Что мне делать? – мой голос походил на сиплое блеяние.

Рогозин! Идет! Сюда!

Понятно же, что за мной.

– Бежать, Ласкина. Быстро-быстро. Через пожарный выход, – прошипела Илона Ралиевна и нервно кивнула куда-то за мою спину.

В окно проглядывалась дорожка, ведущая в административный корпус. Сейчас по ней вальяжно вышагивал узнаваемый силуэт крепкого мужчины. Алексей Николаевич шел к общежитию, уверенный, что я в западне.

Сердце заколотилось в ушах. Я больше ничего не слышала, только грохот – бум, бум, бум!

– Беги! – приказала Ралиевна и пихнула меня в направлении к каким-то подсобкам. Там виднелась серая металлическая дверь. Я решительно стерла слезы с лица и понеслась к запасному выходу.

Улица! Знакомая, что особенно хорошо. Я помнила тропу, ведущую к метро: двести метров через местный парк и налево…

Виски давило, морозный воздух раздирал легкие – пальто на мне было распахнуто еще с машины. Я царапала каблуками разглаженный до масляного блеска снег, отдававший в свете тусклых фонарей серебром. Но мне было не до созерцания природных красот. Вообще не до созерцания – хотелось зажмурить глаза от ужаса и бежать «наощупь».