Девушка без сердца (СИ) - Брейн Даниэль

— Вы сегодня не в духе, — ответила я спокойно и вернула Гордону планшет. — Господин Курт, прошу вас, оформите окончательное заключение и загрузите его в базу. Какие выводы сделает следствие… сделаю я как следователь, уже мои проблемы. И спасибо вам за работу.

Брент состроил невероятное выражение лица. Такое выглядит всегда смешно: «Посмотри, как сильно я на тебя рассержен». Создатели, да ну и что?

— Пойдемте со мной, Брент, мне нужно сообщить вам кое-какую информацию.

Мне не хотелось делиться с Брентом. Тем более с таким — озлобленным, похоже, даже отчаявшимся. До сегодняшнего утра он держал себя в руках, может быть, ему уже успели позвонить из дворца?

Мы прошли в небольшую пустующую комнатку. Пока мы шли, все собравшиеся в лаборатории делали вид, что оказались по соседству с нами случайно и вообще, абсолютно никак не любопытны. И сверлили нас взглядами, такой вот поведенческий парадокс.

— Что с вами, Брент? — спросила я, садясь в кресло. — И я не шутила, когда говорила, что в этой лаборатории мои правила.

— Говорите, что хотели, — милостиво разрешил Брент. Он садиться не стал, привалился к стене и теперь не смотрел на меня совершенно. — Все, что вчера было найдено, можно выкинуть под хвост вашему ксенокоту.

— Особенно руки, — съехидничала я. И вроде бы сильнее мрачнеть Бренту было некуда, но он изыскал возможность. Да, это я нашла руки, с этим ему нужно смириться. — Все равно этот пластик нам особо ничего не дает в плане наличия отпечатков. Четких или нет, главное, что мы можем с определенной степенью уверенности утверждать, что он из квартиры ректора.

Я понимала Брента. Когда он нашел эти улики, а я еще не нашла ничего, мне от досады хотелось реветь. Брент хотя бы злился.

— Или он поделился им с соседями по доброте душевной.

— Есть еще следы крови. Я понимаю, вам хотелось, чтобы ваши улики сработали на все сто. Так не всегда бывает. Что не преуменьшает ваш вклад.

Руперт уже ехал в Академию, а мне опять все карты спутал Брент. Но сейчас, когда причина его гнева стала мне понятна, я не могла на него злиться. Он единственный раз отличился, и такая вот незадача. С его характером сложно примириться с поражением, но придется, деваться некуда.

— Если вы перестанете стоять столбом, мне будет проще рассказывать, — предложила я. Брент нехотя, но сел в кресло. — И скажите, что все-таки был за повод мне позвонить?

Я заморгала, не веря собственным глазам. Брент стер с лица недовольство и улыбнулся. В его улыбке не было ничего, что могло бы вызвать у меня неприязнь — но мне не понравилось, что он улыбается. Он не должен был улыбаться, словно мы сидели где-нибудь на курорте, потягивая вино и разговаривая о разном.

— Я планировал проводить вас домой. Не вышло, потому что все пошло наперекосяк из-за этого Майкла. Да, вы мне скажете, что он главный свидетель, один из главных, что его показания очень важны, что мы с вами только коллеги. Вы мне не нравитесь как коллега, капитан Мэрианн, с вами невозможно работать, вы не признаете ничей авторитет…

— Что? — опешила я. — Брент, вы что, говорите с зеркалом?

Он то ли не услышал, то ли успешно сделал вид.

— Но если бы мы с вами встретились в иной обстановке…

— Вы за мной пытаетесь еще и ухаживать? — съязвила я. Не то чтобы мне это было непонятно — смущала причина. Если бы дело тянулось как патока, я бы решила, что Бренту скучно, но мы неслись как загнанные вкрай кони.

— Именно что пытаюсь, — буркнул Брент недовольно. — Вам все приходится говорить прямо. Я чувствую себя как покойник на вашем столе, голый и беззащитный, и скрыть ничего не могу. Вы что, не поняли это по букету цветов?

Насчет букета у меня было много мыслей. Например, ректор Томас баловал этим свою жену, и что потом он с ней сделал — мы знаем.

— Допустим, вы могли бы выразить свой интерес ко мне как-то иначе, — парировала я. — И да, говорить принято прямо, чтобы это не было расценено как домогательство. Прежде чем оказывать знаки внимания, хорошо бы удостовериться, что другой человек согласен их принимать.

— То есть вы не согласны?

Я догадывалась, что Брент это спросит, ответ у меня уже был готов.

— Мы коллеги против воли не то что нас обоих, тут все против такого сотрудничества, кроме ее величества. И поскольку мы коллеги, сочтем за лучшее оставить романтику в стороне, она никак не поможет делу. Мне с утра звонила Эльвира Таллия…

Брент слушал меня, не перебивая. Я все ждала, когда у него сдадут нервы и он выскажет что-то в своей противной манере, но он сидел, постукивая ладонью по подлокотнику, и нервировал этим меня. Стучать он перестал только тогда, когда я дошла до Джилл и сполна насладилась его растерянностью. Еще бы — когда одну из важнейших улик обнаружил ассистент лаборатории, вообще не имеющий к расследованию отношения. А вторую улику обнаружила я, а третью — Руперт и Стивен…

— И вы считаете, что ректора подставили? — только и спросил Брент, когда я закончила. — Хорошая версия… ее величество она очень устроит. Ее устроит, но не меня.

Мне тоже не нравилась эта версия, но я не собиралась ее опротестовывать без достаточных доказательств. Брент со вздохом пояснил:

— Ректор Томас чего-то боялся. Это версия самого комиссара. У вас есть варианты, что вызвало у него такой страх, капитан? У меня есть.

Глава сороковая

Я хмыкнула. Можно спросить самого Томаса… Только трогать его сейчас очень опасно. Наверное, бейлифы, наученные Рупертом, делают вид, что он спит.

— У вас было столько версий его тайных страхов… Боюсь даже спрашивать, что вы выдумали еще.

Как разобраться в голове этого человека? В состоянии ли он сам себе объяснить, что думает и почему, и не слишком ли непосильную задачу поставила передо мной доктор Меган?..

Я вспомнила про суд и свидетеля, который, по мнению Брента, не врал. Доктор Меган сказала: «Сосед правильно понимал, что это являлось не избиением, а нормальной человеческой реакцией на оскорбление. То есть на измену жены». Так что же Брент считал нормальной человеческой реакцией?

— Мне придется начать с давнего дела, — известил меня Брент. — Эта старуха Меган наверняка вам уже рассказала о нем, она не могла не похвастаться, как обливала помоями человека, который честно признавался во всем Суду.

Это было интересное начало. И, несмотря на то, что меня так и подмывало оборвать Брента и осадить его, рявкнуть, в конце концов, я молчала. Как бы он ни отзывался о докторе Меган, я не сомневалась — она сама бы остановила меня и велела дослушать.

Все же я мрачно посоветовала:

— Доктор Меган заслуживает уважения, Брент. Она ученый с мировым именем, великолепный специалист, автор множества научных работ и работающих способов лечения.

— Бросьте, — протянул Брент с тоскливым выражением лица. — Да, она лечит тех, у кого совсем плохо с крышей, никогда не вдавался в подробности, вам тут как врачу видней. Но когда она говорит о людях с чуть отличной от ее точкой зрения и записывает их в число своих пациентов…

Он замолчал, я ждала. Перебивать его было рискованно. Пусть он скажет, как с его стороны выглядит тот суд, и тогда, возможно, мне многое станет ясней.

— Чтобы вы не плавали в событиях, — заговорил Брент. — Женщина упала с лестницы, сначала считали, что обычный несчастный случай. Оступилась, не удержалась, бывает, потом обнаружили, что у нее на теле куча следов побоев. «Куча» — это выражение трупореза, с которым мне довелось работать. Не ищите в материалах — там он выражался научно. Побои были систематические и длительные, меня это не волновало, я занимался только непреднамеренным убийством. Что подследственный виноват, у меня сомнений не было, я признаю авторитет судебной экспертизы, а по всему выходило, что он жену чуть ли не столкнул. Не в этом дело, мне на его судьбу было плевать совершенно, как и на повод, почему он лупил жену. Из ревности, но согласитесь, это исключительно их проблемы.