Наследник для оборотня (СИ) - Моран Маша

— Подожди здесь. — Лиля поднялась. — Можешь осмотреться. А я пока найду все необходимое.

Она убежала на второй этаж, а Марина осталась среди сотен неизвестных науке растений, ощущая странную опустошенность и бессилие. В голове поселилась настойчивая и неприятная мысль.

Из всех, кто здесь сейчас находился, она была самой бесполезной. Лиля собирает ингредиенты для своих чудесных снадобий, Дагмар и Радван занимались… чем там они занимались, она не знала, но дело у них тоже было.

И только она абсолютно и совершенно бесполезная. Что она может сделать, чтобы выжить в этом мире? Какой ее запомнят те, кто знает? Что она оставит после своей смерти?

Марина подошла к стене, покрытой лишайником. Даже от него есть польза.

Она протянула руку к светло-зелены пятнам.

— Бесполезная…

Когда между пальцами и стеной оставалась пара сантиметров, вокруг ее запястья обвились длинные сильные пальцы. Марина вздрогнула от тока и тепла, прошибших все тело. Она дернулась, оборачиваясь.

Дагмар стоял за ее спиной, с кривоватой улыбкой, глядя на их руки. Другая его рука оплела ее талию стальным обручем и легла на живот. Жар его ладони сжигал ткань и плавил кожу до мяса, до кости.

— Это Любовник-Убийца.

Марина снова перевела взгляд на стену, помимо воли расслабляясь в его объятиях. Его руки снова были чисты. Жуткие когти сменились аккуратными ногтями. Терпкий и насыщенный запах лесной влаги успокаивал и вселял неоправданную уверенность, что все будет хорошо.

— Какие-то странные названия. Багряный любовник, Любовник-Убийца… Кого же он убивает?

— Всех. Всех, кто к нему прикоснется. У него очень необычный яд. Ты только дотронешься, и яд тут же проникает в кровь, через твою кожу. Но отвести руку практически невозможно. Это как наркотическое опьянение — прикосновение к нему настолько приятное, что хочется трогать и трогать.

Даже тут она оказалась никчемной. Из всего многообразия растений выбрала именно то, которое может ее убить.

— Почему ты сказала, что бесполезная? — Он наклонился к ней и теперь тихо шептал на ухо, согревая и волнуя своим дыханием.

Почему она даже не пытается отстраниться? Почему перестала контролировать собственное тело и наслаждается теплом и твердостью Дагмара? Почему привалилась спиной к его твердой груди, которая кажется каменной стеной огромной, несокрушимой крепости? Почему вдыхает древесный аромат его кожи и хочет дышать им вечно?

— Почему вы считаете, что я говорила о себе?

Он тихо рассмеялся, и от этого звука ее пульс сорвался в безумный бег. Сердце качало кровь на пределе, и едва не взрывалось от усилий. Раздувалось в грудной клетке и билось о ребра.

— Я должен тебе кое-что рассказать… О том, что ты видела…

— Лиля сказала, что вы… какое-то дурацкое слово… никак не могу запомнить…

Он как-то печально выдохнул:

— Берсеркер.

— Да… Но такого не бывает.

— Бывает многое. Просто люди об этом не знают. — Его рука соскользнула с ее запястья и двинулась вверх, к локтю, а потом и к плечу.

Марина развернулась в его объятиях, мысленно ругая себя за слабость. Почему она ничего не делает, чтобы освободиться от него? Почему не вырывается и не кричит? Почему не пытается?..

— Она сказала, что вы появились от медведя и женщины… Это дикость.

— Это то, как возник мой род. Я — часть этого. Как бы я не пытался стать… цивилизованным… зверь всегда будет брать верх. — Его глаза затягивали в вязкую глубину, из которой с каждой секундой было все сложнее выбраться. — А теперь даже не буду и стараться.

— Почему? — Она прижала ладони к его груди, чувствуя сквозь мягкую ткань рубашки твердость его тела и жар кожи. Почему-то к нему было безумно приятно прикасаться. Как он сказал? Любовник-Убийца? Да, действительно. Он убивал ее. Медленно и верно. А она продолжала зачем-то сжимать и разжимать пальцы, скользя подушечками по его телу.

Он прикрыл глаза, как будто наслаждался:

— Потому что ты пробуждаешь во мне все самое первобытное. Я должен тебя защищать. Зверь справится с этим лучше, чем человек. Я должен тебя баловать. Зверь сможет завоевать больше богатств, чем человек. Я должен сделать тебе ребенка. У зверя это получится быстрее, чем у человека. Я живу в мире, где действуют именно такие правила: побеждает сильнейшим. Выжить здесь можно, только убивая. Раньше у меня не было слабостей. — Он коснулся пальцем раненых губ, и Марина вздрогнула. Чуть шершавой подушечкой безумно ласково погладил. — Меня невозможно было достать. Ни одного дорогого человека, за которого я бы переживал. И это делало меня идеальным зверем. Лучшим среди всех. И я планировал таким и оставаться. Я не хотел тебя встречать. Я всегда ненавидел тебя. Даже не зная, я считал тебя причиной всех возможных бед. Но когда я впервые почувствовал твой аромат, то стал самым слабым среди всех людей. Самым слабым, понимаешь? Ты — моя слабость. Мой недостаток. Моя уязвимость. Проклятье. Но я бы ни за что не хотел снова стать сильным. Зачем быть сильнее остальных, если я не буду знать тебя?

Марина едва дышала, боясь спугнуть каждое его слово, оседающее на коже мурашками. Каждый волосок на ее коже вставал дыбом. Ей становилось все жарче. Он говорил странные и непонятные вещи, от которых ее сердце совершенно сходило с ума. И дыхание, которое срывалось с его губ, овевая лицо, обладало какой-то нереальной силой. Теплый, чуточку влажный воздух с ароматом сладкой мяты опутывал ее невидимым дурманом, проникал в легкие, вытесняя все, чем она прежде дышала.

Она его видит третий раз в жизни. Третий. А он уже успел с ней сделать абсолютно ненормальные вещи. И сказать слова, от которых каждая кость в теле расплавилась и стекла обжигающим кипятком по внутренностям.

Заставляя себя шевелить губами, Марина тихо прошептала:

— Вы меня не знаете. Ни капли. Мы знакомы меньше недели, а я уже считаю вас самым ужасным человеком на земле. Мы виделись всего три раза. А вы зачем-то говорите мне это… Думаете, что я растаю и кинусь вам на шею?

Он снова чуть кривовато улыбнулся, и на этот раз Марина разглядела в его улыбке горечь.

— Я знаю тебя. Ты пахнешь сладостью и карамелью. Ты добрая. Зачем-то заботишься о смотрителе и любишь детей. Пытаешься дать им надежду и свою любовь. Ты любишь ярко краситься и красивое белье. Ты смелая, раз не боишься дать мне отпор. И одновременно ты трусиха, потому что боишься признать свои чувства ко мне. Я чувствую твой запах. Он меняется, когда я нахожусь рядом. Всегда. Из всех раз, когда я касался тебя, сейчас тебе нравится больше всего. Даже в крепости, когда ты была возбуждена, тебе настолько не нравилось. Значит, тебе приятно, когда я обнимаю тебя. Тебе нравится быть яркой, но ты все время пытаешься ото всех спрятаться. У тебя никогда не было мужчины. Ты этого еще не осознала, но ты ждала меня.

Марина чувствовала странную дрожь, зарождающуюся где-то в глубине ее души. Он называл те вещи, которые даже она боялась осознать. То, что было так глубоко в ней, но все равно жило и рвалось наружу вопреки всему.

— Вы ошибаетесь. Это потому, что мои родители боялись, что я стану… шлюхой. Они не позволяли мне встречаться с парнями и никуда не отпускали от себя. Но в итоге я все равно превратилась в нее.

Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул:

— То, что между нами происходило, не делало тебя шлюхой. Но твой запах говорит о том, что ты ни капли не сожалеешь. Со мной ты можешь быть кем угодно. Какой угодно. Я буду тебя любить вне зависимости от того, как ты будешь себя вести.

Его слова были чем-то нереальным. Так ведь не бывает? Это все слишком… Особенно для нее.

Марина заставила себя рассмеяться:

— Ого! Некоторым женщинам не удается вытащить такое признание за всю жизнь, а вы признаетесь уже на третьей встрече. Не слишком ли быстро? А как же мужественность и желание казаться крутым парнем?

— Считаешь меня крутым? — Его улыбка стала чуть шире. И какой-то более… открытой. — Моя любовь к тебе не зависит от времени или количества наших встреч. Я полюбил тебя, когда учуял твой аромат. Когда услышал твой голос, эта любовь стала лишь сильнее. Это было по телефону. Тот мальчишка, Паша, кажется… Он просил тебя поиграть в доктора, говорил, что прочитал об этом книжку и теперь знает, как лечить твою рану. Уже тогда я знал, что от тебя не сбежать. Но когда увидел тебя на празднике, понял, что не стоит даже пытаться. Я буду любить тебя, пока буду жить.