Другой край мира (СИ) - Иолич Ася

– Что... что ты только что сделал?

Он с размаху хлопнул себя руками по лицу.

– Кирья... кирья...

– Зачем ты укусил меня?!

– Я разозлился на тебя, кирья! Я был зол! Я не сдержался!

– Знаешь, если бы я кусала тебя каждый раз, когда ты злишь меня, ты бы весь был синий!

Он замолчал и повернулся к ней спиной.

– Хватит вертеться в кровати! Ты сместишь повязку! Неужели тебе не больно постоянно перекладывать ногу?

– Больно.

– Тогда зачем ты повернулся?

– Чтобы не видеть тебя.

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет. Нет.

Снова тишина.

– Если я обойду кровать и снова окажусь перед тобой, ты опять отвернёшься?

– Нет. Поворачиваться и правда больно.

Она обошла кровать и села на плотный коврик у изголовья.

– Расскажи мне что-нибудь, Конда.

Она прислонилась головой к его матрасу. Его глаза были в трех или четырёх ладонях от её, и она смотрела прямо в них.

– Кирья... – начал он.

– ...Ты слишком близко, – закончила она за него.

Он удручённо закатил глаза, а его ноздри раздулись.

– И что? Что ты сделаешь? Укусишь меня за это снова? – спросила она.

Он приподнялся на локте, оперевшись виском на ладонь и ещё больше приблизившись к ней. Его дыхание слегка щекотало ей кожу.

– Как ты это делаешь? – спросил он с интересом.

– Что?

– Ты хоть представляешь, что ты делаешь со мной?

– Нет. Я злюсь на тебя, и хочу, чтобы ты тоже разозлился.

– Я не разозлился. Ты дразнишь меня.

– Да?

– Да.

Он смотрел на Аяну, его зрачки расширились. Его взгляд и его запах заставляли кровь приливать к её лицу.

– Воло сказал, что ты дитя. Он ошибается. Ты как пирог, вынутый из печи. Укусишь — обожжёшься.

Она резко встала и отошла к столу. В горле стоял комок.

– Ты обсуждал меня с Воло?

– Я пытался тебя обмануть, но навредил себе. Я больше не буду так делать. Клянусь не лгать тебе. Да. Я говорил с Воло. Он считает, что я не способен справиться с собой. – Он опёрся лбом об ладонь и зажмурился.

– У тебя вполне получилось. Ты вполне способен попроситься вон из комнаты, как кот просится по нужде.

– Ты злишься на меня. Я понимаю. Понимаю! Но ты злилась бы больше, если бы я остался.

Она в каком-то порыве отчаянной досады снова нагнулась к нему, близко-близко, и оперлась руками о кровать, ощущая колючий ком в груди и горле.

– Но мы теперь этого никогда не узнаем, не правда ли? – горько проговорила она.

Конда открыл глаза, и его зрачки были как две пропасти во мраке. Ей показалось, что он сейчас поцелует её, но он скрипнул зубами и рухнул на подушку.

– Я способен справиться с собой, кирья. Но это невыносимо. Может быть, простим друг другу всё, что говорили и делали до этого момента?

Она долго глядела на него, потом отвела глаза и тихо кивнула.

Он протянул ей согнутый мизинец.

– Начнём с этого, – с грустной улыбкой сказал он.

41. Зверь в травах

– Это немыслимо, – горячился Конда. – Я не согласен.

Аяна сидела у стола со скучающим видом, подперев щёку рукой, и стучала пальцем по столу.

– Я уже больше трёх недель сижу здесь один.

– Не один. Со мной.

– Я уже три недели сижу здесь один с тобой... Кирья! Это не смешно!

– Мне тоже не смешно. Я просто передаю тебе его слова. Он сказал — ещё по меньшей мере десять дней. По меньшей мере! Конда, это значит, что может потребоваться и больше.

– Я устал тут сидеть.

– Иди погуляй по коридору, – пожала плечами Аяна, отвернулась и стала обкусывать ноготь на указательном пальце.

– Не грызи ногти!

– Не указывай мне, что делать!

– Не дерзи!

– Иди в... Конда, прости! Я не буду грызть ногти.

– И ты прости. Я злюсь не на тебя.

– Так ты пойдёшь ходить по коридору?

– Там темно и скучно. Давай поиграем в «Поймай слово».

– Мне надоело. Конда, расскажи мне ещё что-нибудь.

– Тебя расстраивают мои рассказы.

– Что-то, что меня не расстроит. Расскажи мне о доме. Что-то, что тебе самому приятно.

Он прилёг на кровать, опираясь на локоть.

– Наш большой дом стоит на высоком берегу над портом, в окружении вечнозелёных кипарисов, на правом берегу залива. С балкона моей спальни видно море. Каждый вечер солнце закатывается за горизонт, как лепёшка, которую ты прячешь в карман своей большой сумки. Дом стоит так высоко, что портовая вонь и шум не долетают до нас, но и настолько близко к порту, что из окон и с балконов всё ещё видны корабли на ряби залива и живописные огни ночных улиц. Я люблю посидеть весенним вечером на балконе, глядя, как зажигаются на небе звёзды, гадая, какая из них и куда может привести меня. На противоположном берегу бухты стоит очень старый маяк. Если засидеться до утра, можно увидеть, как его свет прячется в утреннем тумане. У нас за домом разбит ухоженный парк, не такой большой, как у некоторых других больших домов, но и не маленький. В детстве я играл в нём в прятки с Воло и другими детьми. У нашего дома три этажа, и он покрыт старой штукатуркой приятного глазу желтого цвета. Не такого жёлтого, как желток варёного яйца, а как...

Конда поискал глазами по комнате нужный цвет, но не нашёл.

– Кирья, дай мне свою корзинку. Вот он, – он вынул моточек ниток нужного цвета и показал ей. – Вот такого цвета мой дом. Он оплетён ползучей цветущей лозой, которая свешивает свои розово-фиолетовые соцветия над окнами и балконами. По ночам они наполняют воздух сладким ароматом. Парк окружён высоким светлым забором из тёсаного ракушечника, а с фасада — красивая кованая решётка с вензелями. Перед входом в дом, за воротами, у нас большая клумба с цветами. Они похожи на внезапно выросшие из земли звуки летней песни, яркие и радостные, и садовник летом каждый день поливает их, чтобы они не увяли от солнца.

– Ты говорил как-то, что у вас есть женская и мужская половина.

– Я уже сказал, что не хочу говорить об этом.

– Тебе придется.

– Нет.

– Ты обещал.

– Кирья, почему ты такая дерзкая со мной?

– Я не дерзкая, – пожала плечами Аяна. – Я злюсь и не понимаю тебя.

– Я не хочу расстраивать тебя, – сказал Конда в тысячный раз, и она уронила голову на стол.

– Можно, я сяду к тебе?

Он сжал челюсти.

– Нет.

– Конда...

В дверь постучали.

– Заходи! – крикнул Конда.

Тили тихонько зашла в дверь и улыбнулась, увидев Аяну, уныло лежащую головой на столе.

– Я не хочу сегодня больше работать. Айи, ты пойдёшь со мной?

Аяна подняла голову и посмотрела на Конду. Он опустил глаза.

– Тили, милая, я приду к тебе в гости вечером, хорошо? – сказала она. – Или завтра.

– Ну смотри. Ладно, я пойду, Айи.

– Твоя подруга ни разу не осталась тут с нами, – заметил вдруг Конда. – Я сейчас пытался вспомнить, сколько раз она за эти недели задерживалась надолго, но не смог.

– Она помогала Соле с больными этой вашей потной лихорадкой. А ещё она работает каждый день, в отличие от меня. Я за это время успела вышить только четверть от наброска, – вздохнула Аяна. – И есть ещё одна причина, но я не скажу тебе, потому что это тебя расстроит.

– Ты не только вышила четверть от наброска, но ещё и выучила все арнайские буквы и несколько фраз, а это – ключ к освоению языка. Не надо преуменьшать мои способности наставника.

– Я из-за тебя пропускаю занятия в учебном дворе. А там, говорят, в этом году интересно.

– Ты же говорила, что почти не ходишь туда из-за работы.

– У тебя хорошая память, Конда.

– Да. Я слышу каждое твоё слово. Какая причина меня расстроит?

– Та, которую я тебе не назову, потому что она расстроит тебя.

– Назовёшь.

– Нет. Сначала ты рассказываешь про ваши половины, а потом я говорю тебе причину.

– А она существует?

– Да. Помнишь, мы обещали не обманывать? Она существует, и она расстроит тебя.

– Ладно. Ладно! У нас мужчина и женщина не живут вместе, – сказал он, держась за переносицу. – Когда они заключают брак, то есть, по-вашему, устраивают праздник, то первое время они... наслаждаются обществом друг друга. Но спустя несколько месяцев, а бывает, что и сразу, они перебираются в комнаты, которые находятся в разных частях дома. Женщина не может без разрешения заходить на мужскую половину.