Служанка (СИ) - Росси Делия

Рагж! Не будет он каяться. Он ничего не обещал Илинке, просто взял то, что она сама ему отдала, так почему же чувствует себя подонком? И почему проклятая совесть гложет, который день покоя не дает?

Штефан подставил лицо прохладному ветру и прикрыл глаза. Может, все-таки Скарог и истинные весы равновесия существуют? А иначе как объяснить то, что в его жизни творится? Раньше он всегда старался держать свои чувства в узде, не привязывался к женщинам – дедова наука пошла впрок, – никого не подпускал близко. Даже Бранимиру, на которой собирался жениться, воспринимал, скорее, рассудком и телом, но не душой. Наверное, потому так легко и принял ее отказ. И сейчас так же легко отпустил. А вот с Илинкой… Как эта немая девочка умудрилась пробраться в самое сердце? Глазами своими, руками, губами – прямо в душу влезла, занозой сидит, дышать спокойно не дает. Откуда взялось это странное, беспокойное чувство? Почему он не может от него избавиться?

Штефан сжал виски. Глупо… С собой-то можно и не лукавить. Не хочет он ни от чего избавляться. Наоборот. Пора положить конец затянувшемуся противостоянию, разрубить узел, что сам завязал, и вернуть тот взгляд, которым Илинка на него раньше смотрела. Плохо ему без этого взгляда. И без души, что из него выглядывает. Зачем обманывать? Он ведь будто и не живет с того дня, как Илинка из Белвиля сбежала, и легче никак не становится. К рагжу принципы!

Он оторвался от окна и решительно подошел к двери спальни.

***

Илинка

Я глядела в темный потолок и прислушивалась к тихим звукам, доносящимся из гостиной. Арн не спал. Как вернулся в два часа ночи, так и не ложился. Я слышала, как он расхаживал по комнате, потом к нему кто-то пришел, а теперь вот снова раздался звук шагов.

Душа заныла от желания пойти к Штефану и забрать то письмо, что я написала. И снова оказаться в объятиях рук, что умели обнимать так нежно и сладко. И забыть о гордости. Позволить себе быть счастливой.

«Опомнись, Элиния, – вмешался разум. – Не навязывайся мужчине, который любит другую, не становись посмешищем в собственных глазах!».

А сердце болело, не хотело признавать доводы рассудка, рвалось к Штефану…

Шаги замерли перед дверью, и я замерла вместе с ними. Зайдет? Или нет?

Дыхание сбилось. Только бы вошел! Нет, лучше бы не заходил…

В предрассветных сумерках было видно, как опускается бронзовая ручка, как медленно открывается дверь, как на пороге показывается темная фигура…

Я прерывисто вздохнула и крепко зажмурилась. Не буду смотреть. Не смогу… Мне казалось, стоит нам с арном встретиться взглядами, и я забуду все благоразумные обещания, которые дала сама себе.

А шаги все ближе. Вот Штефан пересекает спальню, вот останавливается у постели… Мать-Создательница! Я почувствовала, как моей щеки коснулась теплая ладонь и едва сумела унять пустившееся вскачь сердце.

– Элиния.

Я затаилась, боясь себя выдать.

– Я ведь знаю, что ты не спишь, – тихо сказал арн.

Ох, как же трудно было лежать неподвижно! Слышать любимый голос, ощущать ласковые прикосновения и бороться с собой, стараясь не поддаваться эмоциям.

– Сердишься на меня? – последовал напряженный вопрос.

Создательница! Да как же я могу сердиться на человека, спасшего меня от смерти? Нет, конечно же, нет!

– Хочешь, чтобы я признал свою вину? – голос зазвучал глуше, а пальцы обвели контур моих губ, коснулись шеи и соскользнули вниз, к вырезу сорочки.

Дыхание сбилось. Душу теплом обдало. И так мне захотелось забыть обо всем и поверить, что не просто так арн на бедной служанке женился. «Ради Златки он бы и пальцем не пошевелил, – шептал внутренний голос. – А тебя, как он думал, безродную, без раздумий замуж взял».

– Хорошо. Признаю.

Арн сказал это почти через силу. И руку убрал, а мне без нее так одиноко стало! И холодно.

– Посмотри на меня, Элиния, – услышала я тихий шепот, в котором появились какие-то незнакомые нотки. – Открой глаза, девочка.

Я почти помимо воли взглянула на арна и… пропала. В его взгляде горело то, на что я даже в самых смелых фантазиях надеяться не могла. Алая мгла схлынула, а в глубокой синеве душа отразилась, вся, целиком, и я будто нырнула туда и ощутила то, что арн и хотел бы сказать, да не мог.

– Я не мастер красиво говорить, – словно в подтверждение моих мыслей произнес Штефан. – Запомни одно. Ты – моя жена перед богами и перед людьми. Я не могу пообещать тебе тихой и спокойной жизни, но клянусь защищать и оберегать от всего, что может причинить тебе боль. Примешь ли ты мою клятву?

Он смотрел на меня тяжело, в глазах его разгорался мрачный огонь, а лицо казалось выточенным из камня – такими резкими и суровыми были его черты. Но каким же красивым он был в этот момент! У меня дыхание перехватило и сердцу в груди тесно стало. Разве смогу я бороться против человека, который одним только прикосновением уничтожает все благие намерения и доводы разума?

– Элиния? – переспросил арн.

Я завороженно смотрела на него, не в силах даже кивнуть. Видно, Штефан умел читать мысли, потому что взял мои руки в свои и веско сказал:

– И чтобы с этого дня я не слышал ни о какой свободе, понятно? Ты – моя жена.

Он больше ничего не добавил, но я глядела в алое сияние и понимала все, что осталось несказанным. Чувствовала. Ощущала всем существом. И я поверила. Потянулась к тому огню, что горел в глубине ярких глаз, и осознала, как согревается душа, как тает ледяной комок, застывший глубоко внутри, как легко становится дышать…

Штефан не захотел ждать. Он нетерпеливо притянул меня к себе, и я пропала, потерялась в головокружительном поцелуе, который смел последние сомнения, заставил мои руки взлететь, обнять обтянутые темным сукном плечи и отдаться тому томительно-сладкому, что зарождалось внутри, гудело, вибрировало и звенело, рвалось на волю криком. Возможно, когда-то я и пожалею, что поверила, простила, сдалась без боя, но не сейчас. Штефан прикусил кожу на шее и резко вошел, заставив меня задохнуться от того, как полно и глубоко я ощущаю его в себе. И я подалась навстречу, стремясь стать еще ближе, слиться с ним так, чтобы забыть все, что нас разделяло, не дать места ни одному сомнению, ни одному воспоминанию, ни одному, даже самому крошечному, сожалению. Сейчас, в этот миг, решалось наше со Штефаном будущее. Вера, любовь, страсть, прощение – так много всего было в этих простых и понятных движениях, в прикосновениях, в поцелуях. «Любишь?» – безмолвно спрашивала я. «Простила?» – читалось в сумрачном алом взгляде. А зверь настороженно приглядывался, принюхивался, прислушивался, подходил к самой коже, и я чувствовала его всем телом, но в этот раз сущность арна вела себя мирно, не стремясь взять над Штефаном верх. Даже когти, которые пару раз появлялись на руках мужа, не причиняли боль.

– Элиния…

Имя, слетевшее с губ Штефана, отогнало последние остатки сомнений, боли и страха, и я безоглядно отдалась мелодии страсти. Она звучала все выше, все пронзительнее, переплетаясь с призрачными орнаментами вироша и сплетая воедино не только наши со Штефаном тела, но и души.

Ночь уходила, небо за окном наливалось розовыми красками, и этот новый день обещал новую жизнь, без страха, сомнений и боли.

***

Я смотрела на мелькающую за окнами кареты серую морось. Стобард встретил нас мелким дождем – не дождем даже, а водяной пылью, которая оседала на волосах, на гривах лошадей, на крыше экипажа и на плащах мужчин. Мимо мелькали кусты волчьей сыти, вдали виднелись высокие пики Алмазных гор, а я глядела на знакомые пейзажи и с удивлением понимала, что рада вернуться в вотчину Кронов.

Две седмицы путешествия пролетели быстро, оставшись в памяти яркими красками побережья, встречами и знакомствами, солнечными летними днями и долгими, томительно-страстными ночами. Мы успели посетить несколько городов приморья, проехать по окраинным вотчинам Штефана и теперь возвращались домой, в Белвиль. Позади остались Старкон и Брод, дорога все поднималась вверх, вилась среди Алмазных гор, звенела под копытами лошадей. До Стобарда оставалось чуть меньше десяти кье.