Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен

Она стучит ногтями по деревянному подлокотнику, слегка пожимая плечами.

— Ну, если ты так говоришь. Я думала, он такой же ублюдок, как и его отец, так что…

— Он совсем не такой, как его отец, — перебиваю я и стараюсь не жалеть об этом поступке, когда вижу, как ее глаза сужаются. — Он спасает Илию, пусть и через силу. И я выйду за него, если это объединит королевство.

Она поднимает руку, ее ногти пронзают воздух.

— Хорошо. Не знала, что ты так ему доверяешь.

Я киваю, хотя и не уверена, стоит ли соглашаться. Мои отношения с королем напряженные, и я боюсь, что своими поступками навсегда вбила между нами невидимый клин.

— Скажи, Пэйдин, — напевает Зайла, ее голос звучит почти как убаюкивающая мелодия, — мы друзья?

Я отвечаю честно:

— Надеюсь.

— Превосходно. — Она улыбается так, словно это оружие. — Обожаю хороших врагов, но мне не нужны новые.

— Как и мне. — Пауза. — Еще раз спасибо за вашу щедрость. Надеюсь, вы сочтете розы справедливой платой за нее.

Она встает, давая понять, что этот разговор окончен. Ее взгляд пронзителен, будто она ищет что-то внутри меня.

— Да, наши целители далеко не так искусны, как те, что в Илии, — она говорит прямолинейно, и я восхищаюсь этим.

— Конечно. Но, похоже, вы уже сделали этот город процветающим и без нашей помощи.

Она отстраненно улыбается.

— Они не хотели, чтобы я правила. И вот я здесь, их спасительница.

Она разворачивается, и я наблюдаю за тем, как она движется к двери.

— Ах да, Пэйдин? — Она оборачивается, обвивая длинными пальцами дверную ручку. — Не бойся силы. Владей ею. А может, даже позволь ей управлять тобой. — Королева улыбается остро. — Ты слаба не из-за того, что ты Обычная. А из-за своего сердца.

— Я скучаю по суше.

Я говорю это, разумеется, с куском черствого хлеба, прилипшего к небу. Кай ковыряется в тарелке с пресной едой на коленях, расставив ноги на деревянном полу. Я сижу, скрестив свои под собой, спиной опершись о кровать.

Это стало чем-то вроде ритуала — мы вдвоем сидим на полу в моей душной каюте, болтаем ни о чем в надежде забыть о вкусе еды во рту.

Кай поднимает взгляд.

— Ну, тебе осталось скучать еще пять дней.

— Спасибо за напоминание, — бурчу я, отпивая глоток теплой воды. — Я не уверена, что именно в первую очередь заставит меня броситься в Мелководье — ты или эта невыносимая жара.

— Знаешь, — говорит он искренне, — я не могу представить ни одной причины, по которой ты захотела бы сбежать от меня.

— Твоя самоуверенность, как всегда, поражает, Кай.

— Спасибо.

Я бросаю на него взгляд.

— Это не был комплимент.

— Тогда не произноси мое имя, и я не буду благодарить тебя за этот звук.

В уголке его губ появляется ямочка. Я закатываю глаза, хотя бы для того, чтобы он не заметил, как покраснели мои щеки.

— Море в последнее время было довольно спокойным, — говорю я вместо чего-то, о чем бы потом точно пожалела.

— Да. — Он откусывает солоноватую говядину и морщится, как всегда. — Зловеще тихо. Не уверен, что это хорошо.

Я киваю, ведь сама не раз беспокоилась об этом. Удушающая жара нависла над нами, и будто придавила своей тяжестью сами волны. После бурь, что мы едва пережили по пути в Израм, море под нами пугающе спокойно.

— Королева упомянула, что вы говорили вчера, — вдруг вырывается у меня.

— Правда?

Я киваю.

— Она упоминала Китта?

Он прочищает горло, отставляя наполовину опустевшую тарелку.

— Она спросила, знает ли Китт о… нас.

Я напрягаюсь.

— О нас?

— Да, о нас. — Он морщит лоб в замешательстве. — Обо всем, что происходит между нами. Она видела меня в твоей постели, Пэй.

— Знаю, но… — Я сглатываю, прежде чем бросить в него суровую правду: — Нет никаких нас. И не может быть, Кай. Никогда.

Молчание.

Слова причиняют боль, сожаление царапает горло изнутри. Я чувствую, как мое сердце медленно разбивается с каждым днем, который мы проводим, притворяясь. И разговоры о неизбежности нашей гибели только еще больше углубляют трещины.

Что-то меняется в его взгляде. Может, это боль. Может, неверие. На самом деле, мне все равно, что за эмоция прячется за маской, которую он внезапно надел — важно лишь то, что она есть, и я ее замечаю.

Из его глаз исчезает искра — я никогда не видела этого раньше, когда он смотрел на меня. Мы обещали быть друг перед другом без масок, и все же я заставила его надеть одну, чтобы скрыть боль, которую причинила.

Его глаза отрываются от моих, а с губ срывается холодный смешок.

— Похоже, королева пришла к тем же выводам.

Я глубоко вдыхаю, прежде чем попытаться оправдать нанесенный вред.

— Кай, ты же знаешь, что это правда. Ты всегда знал. Это, — я машу рукой между нами, — это фантазия.

— Верно. Притворство.

— Нет, — резко говорю я. — Ничто из того, что я чувствую, не притворство, но… — Я поднимаю руку, позволяя свету заиграть на бриллианте. — Я все равно выхожу за твоего брата.

И я ненавижу это.

Он качает головой, и язвительность в его голосе заставляет меня вздрогнуть.

— А я буду смотреть, как вы стоите на помосте и смотрите свысока на меня, видя во мне лишь инструмент, которым можно пользоваться, как и королем, которого ты уничтожила.

Отвращение пропитывает мой голос:

— Ты настолько плохо обо мне думаешь?

— Хотел бы. — Его взгляд ледяной. — Хотел бы думать хоть о чем-то другом.

Мой голос становится тверже. Боль ожесточает меня, и я извергаю губительную истину, которую так долго избегала.

— Что ты думал мы будем делать? Прятаться до конца наших дней под ивой?

Слова достаточно хлесткие, чтобы пробить его маску. Он моргает, затем понижает голос:

— Ну, я как раз там и буду. Прятаться от королевской четы.

Я качаю головой. Слезы жгут глаза.

— Ты же знаешь, почему я должна это сделать.

Он смеется — звук резкий, я и забыла, что он способен на такое.

— Конечно знаю. Но разве ты не понимаешь? Это ничего не меняет. — Он поднимает руку к моему лицу, прежде чем успеет передумать. — Я эгоист, Пэйдин. Я сжег твой дом дотла, чтобы быть с тобой, а теперь на моем пути стоит вся эта Илия, искушая меня поджечь спичку.

Его слова выбивают меня из равновесия.

— Я… прости. Ты же знаешь, я этого никогда не хотела…

— Ну, разве имеет значение, чего хотел кто-либо из нас, не так ли? — Он откидывается назад, выражение его лица отстраненное. — В любом случае, это все была лишь фантазия. Китт — тот, кому ты, Серебряная Спасительница, была предназначена. — Я смотрю, как он одним быстрым движением встает на ноги. — Я был всего лишь отвлечением.

Я быстро следую за ним, лицо каменеет от его насмешливого прозвища. Слова, что я бросаю в его равнодушие, далеки от истины, но боль все равно обостряет их на моем языке.

— Может, ты прав.

— Обычно так и бывает, Ваше Величество.

Моя грудь тяжело вздымается, мы всего в нескольких дюймах друг от друга. Это гнев на нашу жестокую судьбу заставляет меня сказать:

— Может, мне и правда стоит держаться подальше от этого отвлечения.

Мышца дергается на его челюсти.

— Может, и стоит.

— Отлично.

— Превосходно.

Я бросаю на него последний испепеляющий взгляд, после чего разворачиваюсь на каблуках и направляюсь к двери. Но его последние слова заставляют мои ноги замереть на качающемся полу.

— И что именно королева спросила у тебя о Китте?

Я стою, сжимая рукой грубый край двери. Потом рывком разворачиваюсь, встречая его равнодушный взгляд словами, столь же безразличными:

— Она спросила, собираюсь ли я его убить.

Между нами повисает долгая пауза.

— А ты собираешься?

— Снова, — говорю я сквозь стиснутые зубы, — ты настолько плохо обо мне думаешь?