Невеста - Демина Карина

Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117

Я была небом. И жаворонком.

Ястребом над гнездом.

И старой гадюкой, что грелась на камне.

Семейством мышей. Пауком. Паутиной. Мухой, прилипшей к ловчим нитям. И пчелой, что собирала вересковый нектар. Я была самим вереском, каждым стеблем его. Тонкими корнями и землей, в которую они уходили. Водой…

Сотней родников и звонкими жилами, запертыми в камне. Камнем тоже, но совсем немного.

Я была.

Всем и сразу.

А еще собой, сложенной из разноцветных кусочков места и мира. Им было тесно во мне, а мне хотелось поделиться. С кем?

Не знаю.

Не помню. Разве это имеет значение?

Я отдавала силу, а ее не становилось меньше. И я устала быть всем миром сразу, поэтому уснула. А потом проснулась и поняла, что я — это снова я.

У меня имя есть.

Эйо. Радость.

Память возвращалась как-то странно, отрывками… я помнила Лосиную Гриву, которая показалась издали: узкий хребет, словно и вправду принадлежавший огромному окаменевшему зверю. И седину рассвета, облака, что сползали по гранитным бокам его. Лиловую дымку.

Солнце, которое медленно двигалось, вычерчивая время.

Страх еще помню. И желание отступить, которому я почти поддалась, уговорив себя, что свернуть можно прямо в Долину, а там уже как-нибудь…

Помню первый родник, подвернувшийся под ноги, точно он сам искал встречи, и горьковатую ледяную воду. Перезвон ключей, который становился громче и громче. Зов, не тот, что в грозу, иной, более мягкий, обволакивающий.

Земля меня слышала.

А я слышала ее… и не только я.

Но что дальше? Кажется, я бежала… или не только я? Вереск цвел, и запах был настолько сильным, словно не вереск это — дурман. Оден ошалело крутился на месте, пока не упал. Смеялся… и я смеялась. А потом я стала небом. И жаворонком.

Странно как…

Мне представлялось, что запомнить я должна была бы немного другое.

Открыв глаза, я убедилась, что небо существует само по себе, безотносительно меня. И земля. И вереск. И весь остальной мир.

— Эйо? — Оден был рядом.

Теплый какой… уютный. Это хорошо, а то вдруг ночь наступила и пятки мерзнут. А рукам, наоборот, горячо.

— Я. — Я зевнула и потерлась об него носом. — Уже ночь?

— Ты заснула.

Да? Этого я тоже не помню. И обидно как-то…

— Я испугался. — Он подтянул меня ближе.

И все-таки горячо не только рукам. Жар рождался внутри, не под сердцем, а в животе, словно я проглотила уголь… или нет, не уголь, по ощущениям похоже на клубок солнечных змей. Змеи ворочались. И горячий яд их растекался по крови, только пяткам не доставалось тепла.

— Звал, а ты просыпаться не хотела.

— Долго?

Я выдыхаю пламя, но Одена оно не обжигает. Кажется, он вовсе не замечает огня. И если прижаться к нему, то становится легче.

— Сутки. Больше. Так должно быть?

— Не знаю. — Но знаю, что вот-вот, кажется, полыхну. — Я вообще мало что помню…

Белые змейки силы переползают с ладони на Одена. Они рассыпаются искрами, а те уходят под кожу. Так не должно быть… Сутки прошли, а я все еще слышу землю, и она щедро делится силой, которой слишком много для меня одной.

— А… — Мне почему-то неудобно спрашивать. — У тебя получилось?

— Кажется.

— Можно посмотреть?

Голова немного кружится, как бывает на взгорье, где сам воздух пьянит. Оден поворачивается спиной, и я касаюсь осторожно, сдерживая силу.

Это больно.

Кожа под пальцами гладкая, ни ран, ни даже шрамов, ничего не осталось. И я, неспособная удержаться, целую спину. Выпирают крупные позвонки. И массивные треугольники лопаток. Мышцы твердые. Тяжелое плечо с резко обрисованным суставом, который я изучаю как-то очень уж пристально.

Завтра мне будет стыдно.

Наверное.

— Эйо, ты что творишь?

Самой бы понять, но мне, во всяком случае, нравится. И я позволяю себя поймать.

— Девочка, слишком рано. Тебе будет больно.

— Мне уже больно.

Я не справлюсь одна. А если вдвоем… и это не я, это место виновато. В нем слишком много жизни, которую мне не удержать. Щедрое.

— Родничок, — шепчет Оден.

Источник.

Но какая разница? Никакой.

Почему-то очень страшно все снова забыть, и я заставляю себя запоминать. Его прикосновения, и мягкие, и требовательные. Пальцы, которые медленно скользят по шее, по груди, задерживаясь на животе. Жар внутри, поддавшись ласке, стихает. Капли пота на коже.

И вкус ее.

Действительно вкус камней, которые остались на берегу моря, где-то очень далеко, в моем детстве. Губы сухие. А от прикосновения к ногам щекотно.

Самую малость.

Боли нет. И у меня получается остаться собой. Но потом я все равно засыпаю, странно-счастливая. Оден рядом. Теперь я слышу его во сне, и так правильно. Почему? Не знаю. Просто правильно.

Счастье не исчезает за ночь.

Только пить охота, и я собираю капли росы, оседлавшие сухие стебли вереска. А Оден приносит флягу, но с вереска вода вкуснее.

— Мне казалось, что я сразу видеть начну. — Оден садится и протягивает сухарь, черствый, но вкусный до безумия. Оказывается, я зверски голодна.

— Ты не видишь?

— Солнце. Оно яркое, только размытое очень. И светлое вокруг — это небо?

Светлое, прозрачное, и последняя звезда еще висит над горизонтом, грозясь истаять.

— Забыл, как небо выглядит.

Если зрение начинает восстанавливаться, то это хорошо — наверное.

— Вчера было совсем тускло. Сегодня ярче.

А завтра?

Или послезавтра? Когда он настолько восстановится, чтобы видеть не только размытые цветные пятна? И что станет со мной?

— Оден, ты помнишь, что я…

— Альва? Помню. — Он стягивает плащ и ложится рядом.

Сорвав травинку, начинает рисовать на коже узоры. И мне щекотно.

Поначалу.

— Как помню твой запах… и вкус тоже… и то, что у тебя здесь ямочки.

На ягодицах? Я пытаюсь вывернуться и рассмотреть, только не получается. Оден все выдумал.

— И под коленкой. — Он не собирается оставлять меня в покое. — Здесь кожа очень чувствительная… — Сухой стебелек касается нежно. — Как на запястьях… или вот здесь…

Клубок солнечных змей в моем животе рассыпается, и сила тянется навстречу тому, кто готов ее принять. И я уже не боюсь сгореть, просто… мне нужно поделиться.

Сами по себе родники умирают.

Мы остались на Лосиной Гриве еще на восемь дней, совершенно безумных, когда каждый похож и непохож на другие. И я почти разучилась видеть время. Почти поверила, что так будет всегда. Ну или еще очень и очень долго…

Все-таки наивность неискоренима.

Я проснулась от взгляда, внимательного и весьма недоброго. Оден был рядом. Он сидел, упираясь кулаками в землю, выгнув плечи и опустив голову. И выражение лица такое, словно раздумывает, сейчас меня убить или немного попозже.

— Оден, я…

Он зарычал.

А потом его вырвало.

И да, больно быть наивной дурой.

Глава 25

ВОЛЧЬИ ИГРЫ

Стальной Король перекатывал в руке речные камушки, круглые, вылизанные водой до блеска, но было бы глупо полагать, будто его величество и вправду увлечен этим занятием столь сильно, сколь желает показать.

Завершив доклад, Виттар замолчал.

— Аномалия, значит…

— Возможно, что пустышка.

Крайт — мальчик талантливый, но и он ошибки совершает.

— Возможно, — согласился король, разглядывая пальцы. — На Перевале режим ограниченного доступа. Вот пусть и остается… а данные передай разведке, глядишь, и спасибо скажут.

В этом Виттар крепко сомневался. Королевскую разведку он недолюбливал. Впрочем, нелюбовь эта была сдержанной, устоявшейся и не мешавшей взаимопониманию.

— От нашей дорогой сестры, — лицо короля исказила болезненная гримаса, — всего можно ожидать… пусть присмотрятся. Аккуратно.

— Я подумал, что…

Вариант был совершенно безумным, но в то же время логичным.

— Понимаю. Возможно. Но это ничего не меняет, Виттар. Пусть присмотрятся, — с нажимом произнес король. — Очень аккуратно. Если Оден до сих пор жив, то пара дней изоляции ему точно не повредит.

Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117