Танго нуэво - Гончарова Галина Дмитриевна

В отношении Амадо это было чистой правдой.

Да, не питает. Эрнесто Риалон отродясь богомольным не был, Ла Муэрте – это другое, про ритану Барбару вообще молчим. Ей храмы близко не сдались и рядом не легли. Вот и вырос Амадо без особого уважения к церкви. Разве что старался отношения не портить. Но…

Вот если б его сразу пустили и разрешили поговорить, с кем надо, он бы и вел себя иначе, и поблагодарил, и епископу их похвалил.

А нет?

А на нет и уважения нет. Зато проблемы у вас будут. Долго ли желаючи? Настоятельница глупой не была, так что поджала губы и кивнула. Мол, поговорим.

– Так что вам угодно, тан Риалон?

Амадо не стал ходить вокруг да около.

– К вам должна была приехать вдова некоего Габриэля Маркоса Гомеса. И привезти его тело.

– Да, это так, – согласилась женщина.

– Я хочу поговорить с ней.

– С вдовой?

– Да.

– Хорошо. Сеньора Энкарнасьон Мария Гомес пока в монастыре.

– А еще мне хотелось бы знать ваше мнение, сестра, – впился глазами в темные лупешки Амадо. – Вы неглупы, иначе вы не занимали бы свой пост. Что вы можете сказать о них? О ней, о привезенном теле, ваши впечатления?

Мать-настоятельница поджала губы.

Лесть на нее особенно не подействовала, она же не дура! Но ведь от этого негодяя иначе никак не отделаешься. Проще дать ему то, о чем он просит.

Некроманты, этим все сказано! И обойтись без них не получается, и связываться с ними…

Сплошные от них сложности! Вот!

Но… было еще одно «но». Ей очень хотелось поделиться впечатлениями. Очень-очень. А не с кем. Не с сестрами же такое обсуждать? А тут вроде как она и не при делах, она просто расскажет, что спросили. Мать-настоятельница хоть и была властной, умной и жестокой, но женщиной ведь! И ей было попросту любопытно!

– Меня действительно кое-что поразило, – аккуратно подбирала она слова.

– Что именно? – вежливо поинтересовался Амадо. – Ужас на лице покойного?

– Вы… знаете?

– Слышал.

Женщина кивнула.

– Да, это тоже. Во-первых, ужас на лице покойного. Вы же понимаете, мы не пропустим на территорию монастыря заколоченный гроб…

– А кладбище как раз на вашей территории.

– Именно.

Амадо кивнул.

Монашек можно было понять. После шуточки, которую однажды учинили, кстати, трое юных некромантов, все ящики, которые провозят на территорию монастыря, вскрываются в обязательном порядке. А то нашлись… юмористы.

Провезли целых четыре ящика с дохлыми крысами. И придали им некроимпульс.

Крысы и при жизни-то были тварями непринужденными, а уж после смерти и вовсе обнаглели. Такого шороха навели в монастыре, что история на все королевство прогремела.

Некромантов показательно оштрафовали, ну и от учителя два паршивца проблем получили. Но и монастыри урок усвоили.

– Там правда такой ужас? – уточнил Амадо. – Вы его уже похоронили?

– Да. Вы будете вскрывать могилу?

– Нет, не буду, – отмахнулся Амадо. – Ни к чему.

– Там не просто ужас. Мне самой жутко стало. Это перекошенное лицо, этот раскрытый в крике рот…

– Его не могли загримировать?

– Могли, наверное. Но вдова торопилась увезти мужа из столицы… уехать сама?

Амадо привычно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Торопилась. А почему? А зачем? А что ей мешало в столице?

Или – она знает, кто и что заказал ее супругу? Он это скоро прояснит.

– А что еще вас насторожило, сестра? Раз уж вы сказали: во-первых?

– Страх на его лице. Страх у нее. Она явно что-то знает. И… само тело, что ли?

– Тело? – насторожился снова Амадо. – Чем оно вам не понравилось?

– Мы покойного не обмывали, конечно, все уже было сделано. Но… я видела мертвецов.

– И? – подбодрил Амадо.

– Мне кажется, что на третий день после смерти, даже на четвертый, они выглядят похуже. Особенно если их не бальзамировать.

Амадо забарабанил сильнее.

– Сестра, мне очень надо поговорить с сеньорой Энкарнасьон Марией Гомес.

– Она не спит, – сухо сказала мать-настоятельница. – Я могу предоставить в ваше распоряжение свой кабинет.

Амадо прищурился. Вот дураком он точно не был.

– Сестра, а вы так уверены, что оно вам надо?

– Простите? – «не поняла» мать-настоятельница.

– Это – дело государственной важности, – отбросил огрызки вежливости Амадо. – И я не могу вам гарантировать не то что спокойную, а просто – жизнь, если вы попробуете в нее влезть.

– Вы мне угрожаете?

– Я? Нет, сестра. Я останусь в вашем кабинете, мне несложно. И сделаю вид, что не замечаю слуховых отверстий в стенах. А вот как с этим будете жить вы? Ради этой тайны расстались с жизнью уже минимум три человека, причем одна совершила самоубийство.

Настоятельница поспешно перекрестилась.

– Господи, прости эту грешную душу.

– Вы можете даже присутствовать при нашем разговоре в открытую, что ж вам пылью-то дышать, – добил Риалон. – Но я снимаю с себя всякую ответственность.

Это оказалось последней каплей.

– Поговорите на террасе, – предложила мать-настоятельница.

Амадо склонил голову. И понимая, что сказать что-то стоит, вот просто из благодарности, вульгарно поманил мать-настоятельницу пальцем поближе. И сам перегнулся через стол.

– Сестра, речь идет о перевороте. И незаконной королевской крови. Краже крови…

– Ох!

За такое действительно могли прикончить. Настоятельница оценила. И то, что ей сказали хотя бы в осях, и как сказали – даже если кто-то решит подслушать, тут в двух шагах ничего не разберешь…

– А сеньор Гомес…

– Он кое-что изготовил. И этим воспользовались, чтобы отравить хорошего человека.

– Кошмар! – искренне сказала женщина.

Амадо развел руками.

Да, кошмар, да, ужас… а что вы хотели? Не мы такие, жизнь такая. Где там ваша терраса?

Сеньора Энкарнасьон Мария Гомес была очень, очень усталой. А еще – седой. Хотя по прикидкам Амадо, ей было лет пятьдесят, может, и поменьше. Но – стояла перед ним старуха, разве что на палку не опиралась, а вот горбилась точно так же.

И боялась.

Чего-то она очень боялась, но чего именно?

– Добрый вечер, сеньора, – решительно начал Амадо. – Побеседуем?

– Я вас слушаю, – вздохнула женщина. – Что вам угодно? Мой супруг мертв.

– А дело его рук – живо. Бокалы для тана Ксареса делал именно он. И у меня вопрос. Кто заказал ему повтор?

Сеньора побледнела, да так, что это было заметно даже ночью и на террасе.

– Да… заказали. Сам бы он никогда…

– Кто?

– Вы мне не поверите, молодой человек, – качнула головой сеньора. – Нет, не поверите…

Амадо только вздохнул.

– Вам что-то говорит такое имя? Синэри Ярадан?

Женщина рухнула на колени, словно придавленная им к полу. И – разревелась.

– Нет… не надо! Пожалуйста… оставьте его хоть после смерти в покое!!! УМОЛЯЮ!!!

Амадо плюнул, помог ей подняться и принялся успокаивать. И что за бабы пошли такие нервные? Вот ей-ей, даже та рыжая девчонка реагировала лучше и спокойнее, чем эта женщина. Хотя Феола и была еще ребенком, по мнению Амадо. Но сколько самообладания! Залюбуешься!

А тут что…

Теперь приводи ее часа три подряд в порядок…

Спустя каких-то несчастных два часа Амадо получил ответ на все свои вопросы. Даже и на те, на которые не рассчитывал. И сидел, переваривал.

Потому как сеньор Гомес, известный всей столице мастер работы со стеклом, оказался…

Да!

Мединцем он и оказался!

– Знала, я все знала, – рассказывала сеньора. – И замуж за него выходила – знала, и что? Он же не из тех, которые полностью, он самым краешком. Потому и выжил… хоть и лежал несколько дней в горячке, но выкарабкался, выходила я его. И жили мы несколько лет спокойно. А потом они пришли…

Они.

Да, те самые выжившие мединцы. Они действительно начали собираться в стаю. И решили для себя… что?

– Я не знаю, – вздыхала женщина. – Габриэль тоже не знал, ему это и не надо было. Он говорил, что его дело со стеклом работать, а остальное пусть идет мимо. Для него мастерская была важнее детской.