Сумеречный сказ - Локин Кайса

Со дня именин Добрыни Никитича минула пара недель, но слова Финиста всё ещё были ярки в памяти Лели, заставляя огорчаться. Много лет тому назад поссорилась она с Мораной — своей сестрой-близняшкой, и до сих не восстановился меж ними мир и лад. Пролетели года, изменилась земля, но по-прежнему грусть и обида сверкали в отношениях девиц. Они даже не общались, что печалило Деву-Весну шибко. Она давно уж признала свою вину и раскаялась в проступке, однако этого оказалось недостаточно для Хозяйки Зимы. А теперь, когда близился день свадьбы упыря и мавки, фраза Финиста навевала лишь уныние.

Именно в таком меланхоличном состоянии Лелю и нашла Василиса, которая спешила к наставнице с радостными новостями. Спустя столько лет она смогла поговорить с Алёшей Поповичем по душам, наконец-то разрешая все недосказанности.

Однако прямо-таки с порога Василиса не хотела наседать на Лелю со своими рассказами, а поэтому изначально думала поинтересоваться: не нужна ли ей какая-нибудь помощь — всё же воспитанность никому ещё вреда не принесла. Но, завидев пригорюнившуюся Деву-Весну, осеклась Жар-птица и участливо опустилась рядом, подавая кружку с водой.

— Спасибо, — благодарно произнесла Леля, делая глоток. Выудив из рукава расшитый платочек, она утёрла слёзы и повернулась к Василисе. — Ты, верно, шла сюда, чтобы рассказать мне что-то хорошее? Прости, что немного сбила настрой своим поведением. Я не думала, что кто-нибудь заглянет ко мне сегодня.

Василиса неловко пожала плечами и протянула ещё одну кружку, наполненную до краёв. Вторило ведь предчувствие остаться дома или прогуляться где-нибудь ещё, кроме как в утопающей в цветах обители. Но отчего-то ноги сами привели сюда: верно, виной тому была сильнейшая привязанность, которую Жар-птица испытывала к Леле, а потому и желала с ней всем делиться раньше всего.

— Не хмурься, а то морщин не оберёшься в старости, — пошутила Дева-Весна, заставляя преемницу совсем стушеваться. — Эх, Василиска, ты так много думаешь, что совсем разучилась улыбаться. Разве можно так? Во всём стараешься быть правильной, отстранённой, вежливой и совсем ведь жизни не знаешь. Ну-ка, скажи мне: когда ты была в Яви после того происшествия?

— Ни разу более. Но, простите, Дева-Весна, разве не было на то запрета сил высших? Вы ведь сами тогда меня защищали и видели, как недостойно и глупо я себя повела, — прошептала Жар-птица. — А значит, не положено мне отправляться в мир людей, как бы того ни хотелось.

— А разве и раньше не было запрета? — усмехнулась Леля. — Даже тогда его наличие не смогло остановить тебя и удержать от приключений, к которым всегда стремилась. Все в округе только и талдычили, какая ты нелюдимая и замкнутая, воспевая благоразумие и осторожность. Но знаешь что? Благодаря той вылазке я поняла, что, может быть, ты и держишься особняком из-за собственных и навязанных убеждений, однако пылкость и спонтанность тебе тоже не чужды. Жажда нового всё же и тебя коснулась. Так что давно бы обратилась в пташку и улетела, куда глаза глядят.

— Но разве можно? В тот раз как всё закончилось… — Василиса совсем скуксилась, возвращаясь воспоминаниями в прошлое.

— Что было, то уже прошло. Да и потом, ты слишком уж драматизируешь! Всё же обошлось, злодей оказался наказанным, герою достались лавры, а ты в целости и сохранности. Неужели не это — самое главное? Следовало давно уж забыть и вздохнуть полной грудью. Что сейчас мешает тебе обратиться к Финисту и отправиться вместе с ним в полёт по Яви? Там такие виды и красоты, что сердце замирает!

— Но что, если я снова потеряю перо, и тогда вновь кто-то получит надо мной власть? Как быть тогда? Нет больше в живых доброго и порядочного витязя, чтобы защитить мои честь и душу. Нет, Красивейшая, не искушайте. Мне достаточно и того, что я узнаю из ваших рассказов и вижу через зачарованное блюдце, которое показывает мне самые потаённые уголки Яви. О большем мне и желать не стоит.

Леля печально вздохнула, глядя на воспитанницу. Сама она давно бы вскочила и побежала по полям и лесам, не различая миров и не думая о законах. Не задумывалась бы она ни о последствиях, ни об устоях — ничто не смогло бы удержать её на месте. А поэтому-то и не понимала откуда такие границы себе Жар-птица возвела: ведь Леля и «добрая тётушка» Алконост, проводившие с маленькой Васёной больше всего времени, всегда слыли слегка беспечными и легкомысленными.

— Эх, хорошо всё же тебя Сирин всему обучила, — хмыкнула своим думам Дева-Весна. — Как бы ты не кичилась и не отмахивалась, но именно Сирин на тебя больший эффект произвела, раз ты говоришь и думаешь, как она. И даже не спорь со мной, — взмахнула Леля рукавом расшитым. — Только Сирин ко всем с титулами и уважением обращается, точно как и ты. Просто чудно, ведь ты всегда её сторонилась, с опаской глядела, а тут, вон, как выходит. Странно, что я раньше об этом не задумывалась.

Василиса отвела глаза в сторону: она ожидала совершенно не такого разговора, а теперь и не знала, что отвечать. От меланхоличного настроя Лели словно не осталось и следа, и сейчас богиня любви рассуждала, как ни в чём не бывало.

— Однако ты, как и Сирин, забываешь, что желания и стремления богов да героев сказаний ничем не отличаются от людских. Поэтому, хоть как ни старайся казаться правильной и возвышенной, всё равно далеко от обитателей Яви не уйдёшь.

— Простите, но я не понимаю, — Василиса уселась поудобнее, прижимая колени к груди и упирая подбородок в ладони.

— А что тут непонятного, несмышлёная? — изумилась Леля. — Ты один раз обожглась и более не желаешь в Явь отправляться, хотя и очень-очень хочешь. Не думай, что никто не замечает твоего восторга, которым ты прямо-таки светишься, когда Финист иль ещё кто-то речи заводит о путешествиях. Ты после той оплошности боишься подпускать к себе кого-либо, но ведь так нельзя — счастье проворонишь. Сколько лет ты влюблена в Алёшку? Явно, за сотню перевалило, а вы только сейчас потолковать смогли.

— Откуда вам известно? — багрянцем щёки Василисы залились. Она ещё никому не рассказывала про свою тайну и попросила богатыря молчание хранить до поры, до времени.

— Ещё спрашиваешь, — засмеялась громко Леля. — Мне всё в Прави известно, а про тебя-то уж подавно, — она потрепала Жар-птицу за плечо. — Я ведь не злоупотребляю положением? — Василиса покачала головой. — Вот и славно! Прости, конечно, но ваш уход с именин все заметили. Зачем — догадаться труда не составило. Ну а ваши радостные лица лучше всяких слов всё рассказали, так что как бы вы не желали секретиками обзаводиться — не вышло, увы.

Жар-птица, слишком смущённая, не смела поднять взгляд и залпом осушила две кружки с водой, которые сама же и наколдовала. Тот разговор с Поповичем возле белых стен Богатырского града случился слишком поздно по мнению некоторых жителей Прави. Добрыня Никитич часто рассказывал семье, что Алёшка давно уж от любви и нежности мается, но подойти к Василисе всё боялся, помня прошлое. Она же его никогда не забывала: по-прежнему богатырь был ей мил и дорог. Однако не одна сотня лет минула, прежде чем в чувствах они признались, раскрывая сердца и души друг другу.

— Позволите быть честной? — робко поинтересовалась Василиса, нервно сжимая рукава платья.

— А разве ты умеешь иначе? — усмехнулась Леля. — Прости, я сегодня то слишком весела, то, наоборот, грустна, — поспешила извиниться Дева-Весна, замечая перемену на лике преемницы. — Так что же ты хотела узнать? Обещаю, что больше шутить не стану.

— Я хотела спросить: что же дальше меня ждёт? Как думаете?

Леля поджала губы, не зная, что и сказать. Сердце её всегда за подопечную трепетало, а потому-то, прознав про речи с Поповичем, возликовала она, искренне радуясь за счастье влюблённых. Мигом воображение нарисовало Леле долгие их прогулки при луне, букеты цветов полевых и касания нечаянные. Однако не подумала совсем Дева-Весна, что скромницей Василиса слыла и боялась всего нового, обходя перемены любые стороной. Теперь же, видя смятение, наполнившее нутро подопечной, не могла богиня правильных слов подобрать.