Оковы для ари (СИ) - Чернованова Валерия М.

— После того, как Его Великолепие вынесет приговор, к вам обратятся с вопросом: согласны ли вы с решением супруга. Такова традиция. Если окажется, что вы не поддерживаете его волю, разбирательство продолжится. Или будет отложено до тех пор, пока правители не придут к соглашению. Но я очень надеюсь, Ваша Лучезарность, что на этот раз вы поступите правильно, — припомнил мне прошлое моё участие в суде интриган, выдержал многозначительную паузу и только потом сказал: — Не позволяйте своей жалостливости воспрепятствовать правосудию. Будьте разумны.

Не дожидаясь моего ответа, Тригад поклонился и отошёл от трона, присоединившись к другими советникам, что стояли у самого его подножия.

Минута, другая… Время не текло, а тянулось подтаявшей на солнце жвачкой, и каждое мгновение, проведённое в этом месте, казалось мне длиннее вечности. Два месяца назад я точно так же сидела на троне рядом с тальденом, будучи одновременно и судьёй, и жертвой, и считала суд над Крейном одним из самых непростых испытаний в моей жизни. Но теперь понимала, что отправить человека на каторгу намного проще, чем на плаху. И лучше разрешить сто тяжб между не поделившими что-то крестьянами, чем приговорить к смерти одного преступника — брата подруги.

Закончив общаться с «тёмными мантиями», Скальде поднялся по ступеням трона, обвёл взглядом собравшихся, задержавшись на стоявших в стороне ото всех Талвринах, и объявил громко:

— Что ж, начнём!

Тальден опустился в кресло, и мы начали.

— Эррол Корсен поделится с нами результатами расследования, проведённого магами в Салейме, и озвучит показания пленника — Адельмара Талврина.

Услышав имя сына, княгиня побледнела, хоть мне казалось, побледнеть ещё больше просто невозможно. На Ариэлле и вовсе лица не было. Алиана стояла, прямая, неподвижная, остекленевшим взглядом глядя не то на стражника, замершего у ступеней трона, не то на пестревшую у него за спиной мозаику.

Говорил старейшина долго. Рассказывал о каждой жертве и об обстоятельствах её смерти. Обо всём, что удалось узнать из записей сумасшедшего мага, и от него самого. Олеандра стала седьмой и последней его жертвой, оставившей в этом мире безутешных родителей и младшего брата. В замке на вершине скалы было найдено немало интересных для следствия сведений об опытах Талврина. Возле некоторых заметок стояли даты, благодаря которым стало понятно: ненавистью к тальденам Адельмар проникся ещё до гибели Мавены. Её смерть послужила своего рода катализатором: от теории он перешёл к практике.

Некоторые записи безумного испытателя магам так пока и не удалось расшифровать, а иные книги и дневники были защищены искусным плетением охранных чар. Настолько искусным и незаметным на первый взгляд, что один из ищеек Фитивена при соприкосновении с книгой едва не лишился обеих рук, а на глазах у другого манускрипт, который он только попытался приоткрыть, в одно мгновение рассыпался пеплом.

Злой гений Талврина толкал его на совершение страшных деяний, и, если бы не мой побег-похищение, неизвестно, сколько бы ещё загубленных жизней оказалось на его совести. Возможно, один из следующих ритуалов всё-таки увенчался бы успехом, и Адальфива в недалёком будущем навсегда лишилась бы алиан и тальденов.

Когда с оглашением преступлений мага было покончено, Коллегия справедливости единодушно потребовала для него смертной казни, и Его Великолепие дал на то своё согласие.

— Приговор будет приведён в исполнение сразу по завершении Алого турнира. Адельмар Талврин будет лишён титула и обезглавлен на рассвете шестого дня месяца цветения. Такова моя воля и желание тех, что по вине этого человека лишились братьев и сестёр, сыновей и дочерей.

Голос Ледяного звучал спокойно, ровно, как у человека, полностью владеющего своими эмоциями. А вот я собой совсем не владела и из последних сил давила в себе слёзы. Но они всё равно прорывались наружу, слепили глаза. От мыслей о жертвах маньяка, имена которых никогда не сотрутся из памяти, болела душа.

— Ваша Лучезарность, — обратился ко мне эррол Корсен, и в наступившей тишине моё собственное дыхание казалось оглушительным, — согласны ли вы с решением Его Великолепия?

Ариэлла больше не отворачивалась, смотрела мне прямо в глаза. Не желая отпускать надежду, продолжала цепляться за несуществующую соломинку.

А когда я проговорила:

— Согласна, — алиана зажмурилась и спрятала лицо на груди у Хильдебальда.

Время, проведённое за стенами города, на ристалище, прошло как в тумане. Я вроде и присутствовала на турнире, даже улыбалась рыцарям, потому что улыбаться и делать вид, что всё у нас просто зашибись, настоятельно советовали старейшины, и в то же время мыслями я была с подругой в замке. Несколько раз ловила на себе взгляд Тригада… Одобрительный.

Но этот взгляд и улыбка(!) старого интригана, наверное, были ничем иным, как галлюцинациями, появившимися на почве стресса. Не иначе. Кто ещё улыбался, так это Игрэйт. Широко, от души, я бы даже сказала, по-лошадиному. Как челюсть себе не вывихнул — не представляю. Помимо прочего Его Светлость имел все шансы заработать косоглазие, потому что всё то время, что находился на боковой трибуне, косил в мою сторону плотоядным взглядом.

Нездоровым таким, маньячным.

И пока я усаживалась в паланкин, тоже отирался неподалёку. Якобы поздравлял победителей сегодняшнего дня и громко желал им удачи в завтрашнем финале, но я чувствовала: всё ядовитое внимание Огненного целиком и полностью принадлежит мне.

Сразу по возвращении в замок я отправилась на поиски Ариэллы, хоть и понимала: вряд ли алиана захочет со мной разговаривать. Но попытаться я была обязана. Спасти нашу дружбу или то, что от неё осталось.

Пусть покричит, пусть выплачется. Может быть даже чем-нибудь в меня кинет. Главное, чтобы не сделала снаряд из ночного горшка. А всё остальное я сумею вытерпеть.

Лакей раскрыл передо мною двери, ведущие в покои Ариэллы, но я только сделала шаг в крохотную гостиную, когда услышала доносящийся из смежной с нею спальни голос князя:

— Прекрати! Немедленно прекратите обе! — это больше походило на рычание или раскаты грома.

— Значит, вот так просто ты готов его отпустить?! — надрывно всхлипнула княгиня. — Своего сына?!

— Мой сын погиб, — глухо отчеканил мужчина. — Вместе с той пятнадцатилетней девочкой — его первой жертвой.

— Но отец… — зазвучал дрожащий, как истончившаяся, готовая вот-вот лопнуть струна, голос Ариэллы.

— Довольно! Я запрещаю вам оплакивать чудовище! А если узнаю, Элла, что ты опять по наущению матери пытаешься вымолить послабление для него у Её Лучезарности… Никакой свадьбы с Хильдебальдом! — яростно прогремел князь.

Ультиматуму Его Светлости вторили горькие всхлипы и причитания княгини.

Я бесшумно попятилась и попросила слугу осторожно прикрыть за мной дверь, понимая, что сейчас не время для разговоров, объяснений, утешений. Не время для выяснения отношений. Нужно оставить Талвринов наедине с их трагедией.

Глава 27

Утро следующего дня до боли походило на предыдущее. Снова ранняя побудка, снова беспокойная возня кьёрда, из-за которой моё настроение, находившееся где-то на уровне фундамента Лашфора, и вовсе провалилось к таграм в преисподнюю. Ну или где там по преданиям обитают прислужники Тёмной покойницы.

Решив сразу после турнира, а лучше до него, переговорить о поведении Снежка с эрролом Хордисом, я стала готовиться к последнему праздничному дню. Сегодня ари императора полагалось блистать в расшитом жемчугом светлом платье и рогатом головном уборе с вуалькой. Поглощённая своими мыслями, я не замечала, как вокруг меня суетятся служанки. Лишь где-то на задворках сознания мелькали тихие просьбы и вопросы: «Пожалуйста, повернитесь», «Пожалуйста, опуститесь», «Не туго ли стянули волосы?», «Не желаете ли примерить вон те с перламутровыми вставками серёжки?».