Украденная беременность (СИ) - Лактысева Лека

Вот после этих слов Светка и сорвалась с катушек, полезла скандалить и брать нахрапом, надеясь задавить противницу криком, оскорблениями. Мало кто мог устоять, не отступить перед орущей Светкой. Эта — смогла. Она даже не попыталась отодвинуться, сделать шаг в сторону, когда Светлана начала наступать на нее!

Это выбесило окончательно. Захотелось разодрать, расцарапать личико мерзавке, которая уже успела поселиться в доме Лукьянова, надавать ей пощечин, впечатать в ограду ее хлипкую тушку с большим животом…

Лана и сама не знала, нарочно ли она толкнула новую женщину Лукьянова. На то, что беременная девица поскользнется и упадет, она уж точно не рассчитывала. Даже не думала о том, что под ногами скользко. Не до того было.

И только вспомнила Светлана падающую женщину, как ее накрыло новым воспоминанием.

…Вот она, лана Журавская, сидит за столом в допросной. Следак, который устроился напротив, смотрит на нее вроде бы даже сочувственно, и говорит мягко, без агрессии:

— Так что, Светлана Леонидовна, расскажете, как так вышло, что вы толкнули гражданку Филимонову?

И она, Светка, торопясь и захлебываясь словами, начинает объяснять этому мужчине, что она сама не знает, как оно все вышло, что думала лишь заглянуть в бесстыжие глаза разлучницы. Да, глаза выцарапать хотела. Да, могла бы — придушила бы. Но ведь не царапала и не душила!

— Так и запишем, — все так же вкрадчиво, вроде бы даже с сочувствием, говорит следователь, — гражданка Журавская не отрицает, что хотела причинить вред гражданке Филимоновой и нападение совершила преднамеренно.

— Что?! — пытается вскочить со своего места Лана. — Я такого не говорила!

— Сидеть! — неожиданно громко и жестко рявкает на нее следак, и Светка опускается обратно на стул, растерянно хлопая ресницами с потекшей тушью. Вот тебе и водостойкая! Вот тебе и «Буржуа»! — Вы теперь, гражданочка, вставать, ходить, жрать и спать — все будете делать строго по команде, так что начинайте привыкать.

— Вы меня посадите? — дрожащим голосом спрашивает Светка.

— «Сажает» суд, — холодно обрывает ее мужчина. — Но имеющихся материалов достаточно, чтобы отправить вас в тюрьму на срок до восьми лет.

Лана делает резкий вдох, а выдохнуть забывает. Она чувствует, как распирает ее грудь, как наливаются лезущие из орбит глаза новой порцией слез, хрипит, пытаясь выдохнуть…

— Прекратить истерику! — снова рявкает на нее следак и выплескивает в лицо стакан холодной воды. — Ишь, какие мы чувствительные, когда дело себя любимой касается.

Светлана так пугается, что забывает о том, как задыхалась парой мгновений раньше. Ее вновь начинает колотить озноб.

— М-м-не-е-е н-нуж-жен ад-вока-ат, — блеет она, сама ужасаясь тому, как испуганно и неуверенно звучит ее голос.

— У вас есть адвокат? — интересуется допрашивающий ее мужчина.

— Н-не-е-т, — трясет головой Светка.

Увы! Нет у нее денег даже на того адвоката, который помогал ей при разводе. У нее вообще нет денег, и жилья тоже нет. Если сейчас ее выпустят на волю — куда она пойдет? Без пальто, без жилья, с парой сотенных купюр в модном клатче размером с портсигар?..

— Вам назначат государственного адвоката, — сообщает следак. — Но уже не сегодня. Давайте, подписывайте протокол и в путь.

— Куда… в путь? — негнущимися пальцами Светка с трудом выводит буквы под диктовку мужчины.

— Как куда? — приподнимает тот бровь и усмехается. — На нары, гражданочка. На нары.

И снова скачок воспоминаний.

…Светку сначала долго куда-то везут в холодном, непрогретом салоне автозака. Потом ведут по длинным, мрачным, плохо освещенным коридорам, перегороженным железными решетками. Передают с рук на руки, то и дело требуют повернуться лицом к стене. Досматривают — грубо, бестактно, заглядывая туда, куда не каждый врач смотреть станет…

Потом вручают пару застиранных простыней и жуткое, истертое практически до дыр, колючее нечто, называя это «нечто» одеялом. Лана подозревает, что этому одеялу больше лет, чем ей самой. Да она таких не видела даже в общаге при техникуме, в котором училась!

И вот очередная дверь. Тяжелая, металлическая, с прорезью-окошком, сейчас запертым. За ней — темное помещение площадью не больше кладовки в проданном пентхаусе, две двухэтажных койки. «Нары», — понимает Светка и вздрагивает всем телом, замедлившись на пороге. Но долго ей стоять не дают: короткий тычок в спину — и она влетает внутрь, а за ее спиной раздается грохот засова.

— Какую суку среди ночи принесло? — раздается сиплый голос с одной из нижних коек.

— Утром посмотрим. Давай спать. — Отвечает голос со второй. — Ты, курва, — продолжает второй голос, и Светка понимает, что обращаются к ней. — Твое место, конечно, у параши, но тут у нас почти санаторий. Всего четыре койки. Давай, раскладывай свое добро и лезь наверх. И чтобы тихо! Не дай бог чем стукнешь — я тебя стукну так, что от стены отскребаться будешь. Уловила?

— Д-д-да-а… — снова блеет Светка, торопливо разворачивает матрас, растягивает поверх него одну из простыней и неловко лезет наверх.

— Рискнешь над головой шебаршиться — скину, — уведомляет первый, сиплый голос. — Будешь спать на полу. Лежи там и не дыши! Чтоб ни звука от тебя!

И вот уже неизвестно который час Светлана Журавская, когда-то известная модель, а потом — не менее известная в узких богемных кругах Москвы супруга состоятельного бизнесмена Лукьянова, лежит на верхней полке нар, вспоминает последние несколько часов своей жизни и изо всех сил пытается сдержать ознобную дрожь: быть скинутой на пол ей совсем не хочется!

…Утро не наступало слишком долго. А потом вдруг обрушилось на задремавшую Светлану громким звоном. Женщина дернулась и чуть не свалилась со своей верхней полки. Села, кутаясь в одеяло, заморгала опухшими глазами.

— Слышь, ты, новенькая. Курить есть? — окликнули ее снизу.

— Я не курю, — робко сообщила напуганная Лана.

— Закуришь, — уверил ее знакомый сиплый голос. — Давай, слазь оттуда, курица облезлая. Знакомиться будем.

— Ты это, скажи тому, кто тебя навещать будет, чтобы курево несли, — то ли посоветовала, то ли приказала вторая сокамерница. — А то чем расплачиваться будешь?

— За что расплачиваться? — не поняла Светлана. — Нет у меня никого…

Только произнеся эти слова вслух, она вдруг осознала их пугающий смысл: у нее действительно никого нет. Ни родни, ни подруг, ни мужа. Ей никто не принесет передачку. Нет ни одного человека, которого заботила бы ее судьба.

Светке стало страшно — куда страшнее, чем ночью на допросе или на досмотре.

Она иногда под настроение смотрела фильмы про зону, и знала, что среди заключенных есть своя иерархия. Ей, Светлане, предстоит оказаться на самой нижней ступени этой лестницы?.. нет-нет-нет! Ее выпустят! Ее оправдают! Она пойдет работать хоть птичницей, хоть уборщицей, будет жить в общежитии, спать на продавленной койке и ужинать ливеркой, которой даже Карли брезговал, только не надо ее… на зону…

… Следствие по делу Светланы Журавской было завершено в рекордные сроки, и уже через две недели спецвагон уносил ее прочь от Москвы, от сытой благополучной жизни светской львицы. Судебно-психиатрическая экспертиза не подтвердила, что Светлана действовала в состоянии аффекта — а это была единственная зацепка, на которую надеялся ее адвокат.

— Отсидишь пару-тройку лет, — наставляла Светку на прощание сипатая сокамерница. — Если будешь вести себя по-умному, не станешь нарываться — выйдешь по УДО.

— Какое «удо»? — не поняла тогда Светка.

— Условно-досрочное, цыпа. И пиши, пиши кому-то — матери, брату, подругам. Пусть хоть кто-то тебе передачки шлет, слышь?

— Слышу… — опустив голову, дергала плечом Светка.

Она, конечно, попытается написать матери, только вот дождется ли ответа?..

46. Федор и Фаина

4 июня 2016 года. Тула

В первую субботу июня, ровно в полдень, у Центрального дворца бракосочетания города Тулы остановились два белых лимузина, украшенных лентами, пущенными наискосок через капот.