Замуж за светлого властелина (СИ) - Замосковная Анна

Долго плутают сорок тёмных по лесу, в котором так и не наступает рассвет, прежде чем признать очевидное, прежде чем заговорить об этом и произнести страшное.

— Нужно уходить: лес не позволит нам исполнить задуманное.

— Согласен с Арной, — Шутгар презрительно оглядывает окружающие деревья, — нужно уходить, пока за упрямство с нами что-нибудь не сделали. Давай в вашу деревню, так ближе и быстрее, а то что-то у меня шерсть дыбом от этого места.

Арна и Верна удивлённо переглядываются: Шутгар с ними соглашаться не любил, а тут согласился и обходится без ругательств за проваленный план.

Оставаться здесь и дольше бессмысленно и опасно, поэтому они вкладывают силы в создание тропы, уводящей их из волшебного леса прямиком в тайную лесную деревню, освещённую дневным солнцем.

Оказавшись на земле своего убежища, Шутгар вздыбливает шерсть на загривке, злобно сверкает глазами.

— Я просил в деревню!

— Опасно появляться там такой толпой, — Арна вытирает проступивший пот.

— Давай в деревню вашу всех перекидывай, — взмахивает когтистой рукой Шутгар. — Оттуда пойдём к лесу, поймаем их на выходе.

Все тридцать девять тёмных отряда и выглядывающие из домиков жители недоверчиво смотрят на него.

— Ну что застыли? Если лес отказывается нам помогать, надо напасть вне его пределов! — Шутгар стискивает кулак. — Напасть и убить. Вы же слышали: убрать одного властелина — и связь с их миром оборвётся, потом останется вырезать остальных и освободиться.

— Ты понимаешь, — осторожно начинает Арна, — что значит покровительство леса Марьяне и светлому властелину? Это значит, они могут заключить брак, значит…

Шутгар гневно перебивает:

— Значит, после ритуала он будет расслаблен, беспечен — уязвим. Этот ритуал одуряет — то, что нам нужно!

— Но если властелин женился на ведьме… — пытается возразить Верна.

— Вы можете гарантировать, что ваша девчонка останется на нашей стороне, а не примет такую удобную сторону светлых? Уверены, что он откажется от подмоги своего мира теперь, когда она привязана к нему намертво? Ну же! Мы должны напасть сейчас, решить всё одним ударом, пока он этого не ожидает! — Шутгар оглядывает остальных. — Только подумайте — это может быть последним нашим шансом освободиться от светлых! Или вы так и хотите всю жизнь провести с клеймом на лбу, точно скотина?

— Я не пойду против воли леса ведьм, — Арна отступает на шаг, и Верна пржимается к ней.

Вдвоём они открывают тропу в свою деревню. Синхронно шагают туда, и пространство захлопывается, оставив остальных заговорщиков в тайном селении.

Фыркнув, Шутгар направляется в свой домик.

— Без них обойдёмся: у меня есть пара амулетов тайных троп, на всех хватит.

Участники отряда — маги, лешие, оборотни — переглядываются, невольно скользят взглядами по лбам собратьев с восьмигранными метками. И остаются ждать Шутгара.

По телу ещё гуляет слабость и сладкая истома, голова слегка кружится, и всё видится в таком радужном свете, что хочется петь и смеяться, хотя стоит думать, как не свалиться с коня. С Октавианом должно твориться то же самое, ведь мы вдвоём напились пьянящей силы круга. Он расслабленно покачивается. Стянув с моего плеча свою накидку, прикусывает шею, целует… Я всё же смеюсь, и разорванное на гуди платье разъезжается.

Только бы по дороге никто не встретился: белая одежда Октавиана вся в зелёных следах травы, моё платье местами порвано, и тонкая белая накидка поверх него ситуацию почти не спасает. Вид для молодых супругов естественный, но… смущающий.

От более ощутимого укуса я вздрагиваю, запрокидываю голову на плечо Октавиана. Он вольно или невольно натягивает поводья, конь останавливается. Октавиан обнимает меня крепко-крепко, шумно выдыхает в шею, и я опять смеюсь. Лес тих, спокоен, дружелюбен, и я больше не опасаюсь, что Арна или Верна внезапно появятся и попытаются провернуть задуманное: они не глупые, если увидят нас, поймут, что в круге ведьм от Октавиана им не спрятаться.

Позже попробую уговорить его разрушить основу башни и разорвать связь с Метрополией, ведь теперь нет сомнений в чувствах Октавиана, даже если они не проявляются в мимике и интонациях голоса. Удивляет то, что и с моими чувствами теперь всё ясно. Не понимаю, когда успела прикипеть к Октавиану, не знаю, хорошо ли, что круг ведьм открыл глаза так резко, не позволив постепенно прочувствовать любовь и смириться с ней, а просто швырнул в водоворот чувств, нежности и страсти.

И я до сих пор не понимаю, как вести себя с Октавианом, как примирить в сознании его внешнюю холодность с довольно… бурную деятельностью наедине. Я накрываю рукой скользнувшую на грудь ладонь и шепчу:

— Не здесь. Давай вернёмся домой.

— Хорошо, — выдыхает в шею Октавиан, почти целомудренно обнимает меня за талию и припускает коня.

Мы проносимся между деревьев, Октавиан всё же умудряется целовать меня в шею, прихватывать губами мочку уха, будто не может насытиться прикосновениями, нежностями. Наверное, и вправду не может — слишком долго в его жизни ничего такого не было, сейчас…

Между стволов вспыхивает солнечный свет, деревья растут всё реже, конь пробивается сквозь небольшие заросли кустов, выбегает в полевую траву, похрапывая, мотая головой.

Что-то взвизгивает. Воздух гудит, как от удара гонга. Октавиан дёргает коня в сторону, обхватывает меня рукой поверх плеча и пригибает к холке. В нас врезается пласт тьмы, отталкивая вместе с конём, вышибая дух. Вздрогнувший Октавиан отпускает меня, что-то тёплое льётся на плечо. Гул нарастает, хлопают взрывы, качается земля. Колет кожу всплеск светлой магии. Несколько полетевших в нас пластов земли отскакивают обратно, в траву под копытами шатающегося коня впивается арбалетный болт. С треском и воем, окрасив всё багрянцем, на нас падает стена огня и разбивается о светлый щит, лишь чуть опалив жаром. Кожу опять колет от магии. Снова взрыв. Кто-то вскрикивает.

— Держись! — Октавиан даёт шенкелей.

Конь, пошатываясь, припускает прочь. Кажется, упадёт, но он выравнивается и скачет быстрее. Октавиан прижимает меня к холке сильнее. Свистит ветер, грохочут копыта, сердце. От ужаса мысли разбегаются: что случилось? Что это было? И точно молнией пронзает понимание: на Октавиана напали. Напали те, кто знал, что он будет здесь, а об этом знали Арна и Верна… Внутри всё сковывает холодом, я ниже пригибаюсь к холке коня, ощущая спиной тяжесть Октавиана.

На него напали из-за меня. Это всё — из-за меня… По спине и груди струится тёплое, капает на руки. Поднимаю влажную ладонь — она алая от крови.

— Октавиан… — Оглядываюсь, пытаясь разглядеть его рану, взгляд зацепляет движение позади нас.

Волки… нас преследуют огромные волки. Несутся, расталкивая мощными телами траву. Молча. Не сводя с нас горящих взглядов.

— Октавиан, Октавиан, они гонятся за нами.

— Держись крепче, — тихо просит он и вкладывает поводья в мои дрожащие руки.

Освободившейся рукой отмахивается, и за нашими спинами раздаётся глухой рёв. Оглядываюсь: несколько волков отлетают изломанными шкурами и валятся в траву, но четверо избежали удара светлой магией, отчаянно рвутся нас догнать.

Октавиан снова тяжело опирается на меня. Он ведь ранен… От отчаяния хочется кричать, но я заталкиваю этот крик обратно и перехватываю руку Октавиана, заставляя обнять меня за талию.

— Теперь ты держись крепче, — я ударяю коня пятками, прижимаю ладонь к его шее, шепчу заговор на скорость. Текущая по плечу кровь отвлекает, страх отвлекает, хрип коня отвлекает, но я концентрируюсь на ритмичных словах, позволяя силе в такт им перетекать в мышцы коня, и он всё быстрее несётся вперёд, трава мелькает так, что рябит в глазах — отвлекает. Я зажмуриваюсь и продолжаю читать заклинание.

Роняя пену, конь перебегает тракт и ныряет в тень на просеке к белой башне. За нашей спиной взвывают нарвавшиеся на защиту волки. Впереди уже открываются ворота, копыта звонко цокают по каменным плитам двора.