По ту сторону пламени (СИ) - "Abaddon Raymond"

— Достал! — ранил бы, если бы металл был заколдован. Тварь скрипуче хохочет, проявляется из воздуха и щелкает зубами у шеи нападавшего. А через секунду Хикан опять один — вертится на месте, желтая радужка горит золотом. Плутон уже далеко, бьет Нааса роем тьмы. Рогами под колени — рыжеволосый маг делает красивое сальто и почти удачно приземляется. Вскакивает и падает от нового удара. Активирует Хиканову перчатку, не успевает использовать — Плутон атакует раньше. Айяка и Эйса спешат на помощь, последний словно напрочь забыл о волшебстве и, подобно Хикану, пытается продырявить ускользающий мрак мечом. Перчатка Илая исходит плавкими молниями, от которых немеет кожа и холодеет в груди.

Оцепление распадается. Меняем тактику и разделяемся на группы — но тварь принимается атаковать самых медлительных, отсекая и расшвыривая по стадиону. Перемещается вместе с вырвавшимся на волю ураганом, и нам остается глотать пыль и слепнуть.

— Наас! Твою мать! — взвывает вывалившийся из песчаного столпа Хикан. — Прекрати! Твой ветер?!

— Это не я!

— Энид?!

— Нет, — девушка, держась за бок, силится отдышаться.

— Идиот! Связывай землей, пока я держу! — с трудом узнаю голос Айяки Корнелиуса. Волшебница властно вскинула руку, сужая смерч и концентрируя

тревожную стихию вокруг твари. Желтое летнее платье изорвалось и потемнело от грязи, волосы стелются по ветру черным пламенем.

— Ну же, Эйса! — не успел. Попробуем еще раз! Вот тебе земля, используй! Взламывая почву до бетонных коробок с хрусткими трубами, посылаю вперед свой страх.

Взрываем, раскалываем, режем, уворачиваемся — и от собственных заклятий в том числе, отбиваемся, отступаем, прикрывая друг друга. Снова атакуем. У нас получится — вместе. Все получится, если будем действовать сообща. Нужно только объединиться, чтобы достать… догнать.

Кто-то цепляет соседнее здание. Град камней, осколки — веером и стеклянной водой. Рев пламени и пляшущая под ногами земля. Воспоминания калейдоскопом собираются и распадаются, меняя времена и отражения в зеркале: напуганные, заплаканные, злые. Бессильные — тогда. Сейчас память горчит на языке, чтобы сорваться с губ дробящим реальность волшебством.

Один миг как вечность. Дорога через целую жизнь, где каждый шаг важен — и не значит ничего. Плевать, что было раньше, когда сегодня ты заставляешь чертов мертвый город жить.

Плутон взлетает на футбольные ворота. Я больно врезаюсь в стойку. Цепляюсь, чтобы не сползти вниз: колени отчаянно подгибаются. Илай, прищурившись и активировав перчатку, замер в нескольких метрах от нас. Неровные пятна румянца на бледных щеках и отчетливая дрожь в пальцах: тоже устал.

— Неплохо, — сжаливается тварь. — Лучше, чем я предполагала.

Эйса вытирает наново разбитый нос и чертыхается. Его белая майка сменила цвет на серо-коричневый и расцвела алыми пятнами. Моя рубашка выглядит не лучше. Хикан ковыляет к трибунам, волоча за собой меч. Держась проведенной седым магом царапины, последним к скамейкам добирается Янни.

Чуть взъерошенная тварь с самодовольным видом вытягивается на верхнем ряду, рядом со мной и Илаем. Щурится на заходящее солнце и словно случайно прижимается мохнатым боком. Я глажу жесткую шерсть, касаюсь теплой лапы с когтями-лезвиями. Втягиваю дымный запах: так пахнет осенняя ночь, когда жгут листья. Пульсирующие болью ушибы и ссадины, подвернутая лодыжка, ноющие мышцы — напоминают о тренировках с Каном.

О его смерти.

Смерти Тони.

Прозрачный розовый закат заливает небо. Растерявший колкость и зной ветерок шевелит прядки у висков, переплетает с нитчатыми узорами сигаретного дыма. Эйса сминает пустую пачку. Пепел сорванной чешуей — вверх. Звуки застывают, прячутся за пламенеющими стеклами Янниного дома.

Ни одной птицы.

Никого, кроме нас.

Быть может, на другой стороне волшебства, в отражении стадиона дети прямо сейчас играют в футбол. Кто-то сидит на скрипучих холодных скамейках и смотрит на свое солнце — блеклое, зимнее, почти скрывшееся за крышами.

Не верится. Неправда.

Угасающие лучи на согретом дереве, на тыльной стороне запястий и изнанке зрачков. Алый огонек сигареты и заполняющиеся сумерками улицы.

Разве где-нибудь есть иное место для нас?

— Они согласны, — говорит Плутон.

Нам придется найти его. Опускаю голову на плечо Илая. Маг запускает грязные пальцы в мои влажные от пота волосы. Стягивает резинку.

— Пятеро хотят клятвы, но я оставила право выбора за вами, — тварь обращается к огненным магам.

— Спасибо, — хриплый выдох обжигает щеку.

— Они скоро будут здесь. Пора отметить тех, в подвале.

— Хектор, — говорит Янни.

— Каковы наши шансы? — Айя рассматривает разбитые колени. — Выжить.

— Я не знаю, — признается тварь. Сидящий ниже Хикан откидывается на скамейке. Звериные глаза светятся:

— У нас не было ни единого до попадания сюда.

— Говори за себя, — отвечает Энид.

— А я и говорю. Тебе тоже советую, — хмыкает.

— Сегодня все должны высказаться, — обрывает Эйса, ввинчивая окурок в металл опоры. — Все.

Но дорогой назад мы долго молчим. В сизых сумерках редкие светящиеся окна чьих-то воспоминаний похожи на маяки: неровная цепочка ведет сквозь лабиринт перепутанных времен. Оглядываюсь на девятиэтажку Янни и Марии и замечаю то, чего раньше не было: три окна в ряд сияют желтым. Мальчишка тоже обратил внимание. Только это и видит — идет задом наперед, не отрывая взгляда от прошлого.

— Странно, что здесь нет Университета, — говорю я. Неужели ни для кого он не стал точкой отсчета новой жизни?

Идущий сзади Хикан подает голос:

— Совсем древний есть. Возле… сквера, — запинается, обозначая свое место в системе координат Отрезка. Когда два дня назад, гуляя по городу, мы вышли к стене черных деревьев, Хикан оцепенел. Эйса звал и тряс за плечи, но оборотень отмер лишь вечность и хлесткую пощечину спустя, чтобы попросить:

— Сожги. Ты ведь можешь — сжечь?

Занявшийся на закате, парк полыхал всю ночь. А мы смотрели, за ним и Хиканом, пока не осталось ни одной целой ветки.

Сейчас парень, стряхнув оцепенение, продолжает:

— Здание в форме подковы, там еще двор с колоннами и фонтанчиком, — видела. Старинное, невзрачное и выеденное пожаром. — У нашего защитный контур усовершенствовали против любого воспроизведения, ведь иначе образовались бы и копии артефактов, книг, документов…

— В сгоревшем располагалась только ложа, ничего ценного, — говорит Айяка. — Тогда орден назывался братством Камня, поскольку магический потенциал исключительно Камнем и определяли. Он участвовал в ритуалах посвящения и передавался от одного Главы к другому. Потом нашли еще восемь, а следом и без них научились обходиться…

— Братство Камня, — перебивает Эйса, — было тайным светским салоном. Члены учились магии ради развлечения. Сходить поохотиться на вервольфа. Прогуляться в долину фей. Нечистью в основном занимались монахи, а их на увеселительные мероприятия элиты не приглашали. Зато именно пожертвования богачей кормили странствующих церковных магов. До образования ложи те жили за счет монастырей, но чем дальше существа и сущности уходили от растущих

городов, тем реже требовались услуги волшебников. Соответственно, со временем священники стали скупиться на еду и кров.

— А твари? — спрашиваю у Плутона. Они ведь, наоборот, должны стремиться к цивилизации.

— Твари убивают быстро, а перемещаются еще быстрей. Люди постоянно исчезают — как понять, по чьей вине? — сверкает серебристыми зубами. — Раньше на нас почти не охотились. Не успевали выслеживать.

— Только существа и сущности привязываются к ареалу обитания, — говорит Эйса. — Их активность рано или поздно становится довольно заметной. Получаются осевые места вроде проклятых домов или лесов, где часто пропадают люди. Поэтому приходится изгонять или убивать, а зоны влияния чистить. Еще магических животных ловили для бестиариев, но содержать существ в неволе очень трудно, а сущностей — невозможно. Изучать тогда никого не изучали, они ведь сразу исчезают, если умертвить.