Бедовый месяц (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна

— Вы очень интересно рассказываете, но мы ничего не услышали.

— Я говорю, что господин Торн готовит романтическое свидание для леди Торн! — с восторгом повторил он. — Сегодня он забронировал закрытый кабинет в ресторации на крыше. Между прочим, с самым лучшим видом на гору Сиал! На три часа дня. Но я ничего вам не говорил. Умоляю, леди Торн, сделайте вид, что крайне удивлены.

Откровенно сказать, я была не просто крайне удивлена, со мной случился шок. За несколько дней нашего короткого брака муж ни разу не проявил склонность к романтике. Как, оказывается, на него подействовала вчерашняя ссора!

— Вы, смотрю, в курсе всех местных дел, — протянула я.

— Пятнадцать лет служил помощником. Знать о постояльцах любые мелочи и подсказывать руководству, входило в мои обязанности, — вдруг пустился в воспоминания Роджер и обратился к Марджери: — Думаете, кто напомнил прошлому распорядителю об особенной бутылке с вином? Это был я!

Возникла сконфуженная пауза. Он кашлянул, почувствовав, что дамы прилично напряглись.

— Что ж, служба зовет. Постояльцы ждут. Бенедикт, за мной!

Секретарь, названный Бенедиктом, вежливо раскланялся и потрусил следом за начальством.

— Тереза, ты идешь в термы с нами! — вдруг объявила Марджери. — Тебе это нужно.

— Зачем? — даже чуток испугалась я.

Наш мирный договор никак не подразумевал вечной любви и мелькания друг перед другом в простынях!

— Разве вы с Филиппом вчера не поссорились? — весьма проницательно заметила Марджери. — Очевидно, он пытается загладить вину и извиниться. Прийти на такое свидание во всем блеске — святая обязанность женщины!

Я сама не поняла, как поддалась на искусную манипуляцию, и отправилась в подземелье замка, где располагались термы. Становиться красивой. Очень! Чтобы от переизбытка прекрасного у мужа потемнело в глазах, отпала челюсть и немедленно захотелось покляться, что в нашей жизни не будет других женщин. Желательно, даже родственниц.  

В отделанном мрамором фойе нам выдали банные принадлежности: сложенные в аккуратные стопки купальные халаты, пушистые полотенца, наглаженные простыни, а сверху пристроили сандалии на пробковой подошве, упакованные в холщовые мешочки с эмблемой Сиала. Банщица, одетая в цвета гостевого дома, пожелала хорошего отдыха и отправила в дамскую комнату для переодеваний.

— Сандалии — подарок от наших терм, — вдогонку бросила она.

Избавлялись мы от одежды за ширмами. Прижимая к животу полотенце, я застегнула на плетеном ящичке со своими вещами подвесной замочек и тихонечко вышла из укрытия. Простынь, больше напоминающая детскую пеленку, съезжала у меня с груди, халат волочился по полу, а сандалии были на два размера больше положенного и сваливались. Но, как любит говорить Клементина, дареному дракону крылья не измеряют.

— Что ж, мои дорогие, — Марджери окинула нас с Лидией орлиным взглядом, — мы полностью готовы к преображениям! Красота начинается отсюда!

С торжественной миной она толкнула дверь. В уборную. В глубоком молчании мы постояли на пороге и полюбовались на два начищенных до блеска клозета.

— Значит, сюда! — Мадам уверенно указала на другую дверь. — Добро пожаловать, в мир красоты и умиротворения!

Нам открылась сумрачная кладовая, куда банщицы относили ящички с вещами посетителей. Я великодушно воздержалась от комментариев, вспомнив, какой нечеловеческий конфуз испытала, когда на постоялом дворе под насмешливым взглядом Филиппа пыталась выйти в шкаф. Лидия, по всей видимости, побоялась подать голос.

С третьей попытки нам удалось прорваться в термы. Повезло, что в комнату для переодеваний впорхнули вспаренные, намытые до скрипа дамы во влажных халатах, как бы тонко намекающих, в каком именно направлении следовало двигаться.

Мир банной гармонии встретил влажной духотой, ментоловым благовонием и круглым бассейном, в котором дамы, закутанные в короткие простынки, сидели, как русалки в затоне. Захочешь поплавать — придется расталкивать конкуренток локтями.

Марджери между тем скинула халат и привесила его на пустую рогатую вешалку. Чувствуя себя так, словно попала на конкурс красоты и сейчас его провалю, я стянула с плеч тяжелый покров и пристроила его на вешалку. Вообще, предстать перед теткой Торн в чем мать родила, а сверху в детской пленке, мне не снилось даже в кошмарах. Но уверена, теперь-то непременно приснится.

— А если халаты кто-нибудь стащит? — заволновалась Лидия, стыдливо одергивая куцую простынку. — Они же просто так висят.

— Мы в приличном обществе, моя дорогая. Здесь никто и никогда не возьмет чужую вещь, — с высокомерием человека, никогда не посещавшего купален в банном комплексе Энтила, отозвалась Марджери.

Решительным жестом поправив на груди простыню (ей-то отреза не пожалели), она двинулась к широкому арочному проходу, над которым золотыми литерами тянулась надпись «ритуальный зал».

Название звучало тревожно. Складывалось впечатление, что во имя красоты женщин в термах действительно приносили в жертву. Выживала только каждая третья. Именно этим счастливицам доставалась вечная молодость, неземная прелесть и конское здоровье, подправленное в многочисленных парилках.

Круглый зал с каменным алтарем в центре был заполнен дамами в белых простынях. С маленькими плошками в руках они ходили возле этого алтаря и напоминали храмовых послушниц. Услужливые храмовницы, в смысле, банщицы, из больших мисок, стоящих на камне, насыпали и накладывали всевозможные косметические пасты, соляные кристаллы и сахарный песок.

На стенах зала висели мраморные таблички с «ритуальными» рецептами. В каждом объяснялось, что и куда втирать, а потом в какую парилку лучше нырнуть, чтобы вынырнуть полностью преображенной. Если, конечно, не угоришь и не выползешь на карачках, наплевав, что лицо обмазано пастой из цветной глины.

— Нам нужно омоложение! — категорично заявила Марджери, подхватывая пару деревянных плошек, чтобы наполнить их пастами.

Я многозначительно кашлянула. Тетка обернулась, окинула нас с Лидией критическим взглядом и прокомментировала:

— Не всем. Тереза, возьми «пробуждение богини».

Понятия не имею, что за богиня в конечном итоге во мне должна была воскреснуть, но пробуждать от летаргического сна ее предстояло травяной пастой, на вид и цвет совершенно гадостью. Специально два раза проверила рецепт на стене, еще у банщицы на всякий случай спросила. Надежды не было. Пробуждающее средство совершенно небожественно стекло с поварешки, как тягучая болотная жижа.

Видимо, мне предстояло превратиться в лесную деву. Но не ту, которая, не приминая сочной травы, как гибкая лань, бежит по цветущим поляна, а дуб-бабу с зелеными волосами, дальнюю родственницу бабы снежной.

— Возьмите еще тонизирующего сахара с морскими водорослями, — улыбнулась банщица.

И как будто мало мне всего травяного, обладающего запахом болотной жижи и, похоже, ею и являющегося, ложкой она щедро сыпанула сахарные кристаллы зеленоватого цвета и такого размера, что ими вполне можно стесать кожу до костей.

— А вот это намажьте на волосы. — Рядом с сахаром плюхнулась ложка сероватой кашицы. — Очень хорошо для кудрей. Нанесите и наденьте шлем.

Она вытащила из корзинки нечто похожее на детский чепчик. И с помпоном!

Я натуральным образом отшатнулась.

— Пожалуй, воздержусь.

— Ни в коем случае, не воздерживайтесь! — воскликнула она с фанатичным видом кастеляна, вручавшего Филиппу корзинку с леймаром.

— У меня руки заняты. — Пришлось продемонстрировать две наполненные плошки.

— Да вы засуньте под мышку. — Банщица действительно попыталась подсунуть мне чепчик. —Почувствуйте себя богиней!

— Я уже вполне себя ощущаю.

— Станете еще богичнее! Поверьте, хуже точно не будет.

В общем, эта фанатичная в деле преображений «храмовница» почувствовала во мне жертву и, фигурально выражаясь, вцепилась, как тростниковый дракон, от которого, если верить справочникам, ни одна жертва не уходила на своих двоих.