Элла покинула здание! - Гринь Анна Геннадьевна

— Да, — прошипел профессор. — Я не знал о них. Думал, что все забрал. Но они остались. Следователя тридцать лет назад они не заинтересовали, но Василь… Он не был похож на своего отца внешне, но что-то в характере… Он их прочел. Стал искать. А потом расспрашивать. И этот дурачок Угг!.. Тогда на него не обращали внимания. Гном никого не интересовал, а Дарин слушал, и вопросы Василя натолкнули его на догадку.

— И вы их всех убили, — едва не теряя сознание, прохрипел Марьян.

— Да, — рассмеялся Каранский. — Это было тяжело. И противно. Но никто не должен был знать правду.

— Туман, — едва слышно выдохнул Марьян, теряя сознание.

— Что? — не понял профессор. — Какой туман?

Он обернулся, всматриваясь в коридор.

— Ку-ку!

Повернув голову, Каранский, не успев увернуться, получил здоровенной миской Тумана в лицо.

— Прости, собачища, — сказала я псу, неторопливо ввалившемуся в столовую. — Ты сам виноват, утащив свою миску под лестницу. У меня не было выбора. Теперь это орудие нападения!

Глянув на свалившегося без чувств Каранского и убедившись, что тот пока не способен оказать сопротивление, хотя и жив, я кинулась к старшему следователю.

— Шеф, — позвала я и потрясла рейяна за плечо. — Шеф!

Он неподвижно полулежал на стуле и, кажется, почти не дышал.

— Эй, вы чего надумали? — строго воскликнула я. — Вы не можете взять и умереть, ясно?

Стащив Белянского на пол, я быстро его ощупала, пытаясь понять, что же случилось.

— Не пугайте меня, — нервно прошептала я. — Я не могу потерять начальника, не проработав и месяца! А вы… вы хороший начальник, шеф.

Неожиданно для себя, я разрыдалась, вцепившись в холодную как лед руку Белянского.

— Мы так не договаривались, — шептала я, шмыгая носом. — Что за дела, шеф?

Внезапно Белянский захрипел, зашелся кашлем и рывком сел.

— Шеф! Вы очнулись! — радостно воскликнула я.

Старший следователь посмотрел на мою руку, сжимавшую его ладонь, потом взглянул в лицо и удивленно спросил:

— Вы что, рыдали?

— Да! — не стала отнекиваться. — Я думала, что вы умерли!

— И переживали по этому поводу? — тихо спросил Белянский. — Вам было меня жаль?

— Конечно, — успокаиваясь, прошептала я. — Какое пятно на моей карьере!

Белянский фыркнул и спросил:

— Где профессор?

— А… Там валяется, — ответила я и махнула рукой в сторону.

— Живой хоть? — насторожился старший следователь.

— Живой, — обиженно прошептала я. — Не в полную силу била.

— Кто вас знает, Бонс, — проворчал шеф, кое-как поднимаясь с пола, но не отпуская мою руку.

— Но вы же развесили по комнате артефакты, которые должны были записать звук, — напомнила я Белянскому.

— Я хочу, чтобы он понес наказание, — ответил старший следователь. — А смерть — это слишком легко.

— А вы… Вы в порядке? Что это было?

— Скоро буду, — успокоил старший следователь. — Это была пыль хаоса. Запрещенное ныне магическое вещество, способное выпить из мага жизненную силу, а вместе с ней и магическую. Но это магия. А на вас она не действует.

— Нет, — согласилась я.

— Нужно немного подождать, через полчаса пыль сама осыплется на пол безвредными частицами, а пока держите меня за руку.

— Хорошо, шеф, — улыбнулась я, присаживаясь на соседний стул.

— Чаю? — бросив взгляд на стол, предложил Белянский.

— Было бы неплохо, — с усмешкой отозвалась я.

Самоход остановился перед высоким зданием из темно-красного кирпича, фасад которого смотрел на реку. Я с улыбкой взглянула на знакомый изгиб козырька над входом, на мягкий свет фонариков на столбиках. Все знакомо: и этот свет, и все линии, и даже кусты в кадках при входе.

— Это дом ваших родителей? — спросил старший следователь.

— Да, но они почти тут не живут, — вздохнула я. — Здесь живет только Улла — смотрительница дома.

— И почему вы не остались здесь, когда вернулись в столицу, Бонс? — удивился Белянский.

— Для меня это место — не дом, — просто сказала я. — Мне не довелось здесь жить. Погостить — да. Но я здесь почти не жила. Да и дом этот… Он больше музей.

— Музей?

— Сейчас увидите, — улыбнулась я, выходя из наемного самохода.

По ступенькам я поднималась с трепетом, хотя уже побывала здесь днем, передавая Алесю Белянскую с рук на руки родителям.

— Элла, — приветствовала меня Улла, открыв дверь до того, как я постучала.

— Ты не спишь? — почему-то шепотом спросила я.

Улла, невысокая тоненькая женщина неопределенного возраста, улыбнулась и объяснила:

— Твои родители тоже еще не ложились. Они в зеленой гостиной. Развлекают гостью рассказами.

Я непроизвольно фыркнула, а потом рассмеялась.

— Мама и папа заговорят любого, — пояснила я свою реакцию шефу. — Им и слушатели не особо нужны. Готовы разглагольствовать с утра до ночи.

Улла посторонилась, и мы вошли в дом. Белянский позади меня тихо присвистнул, рассматривая тускло освещенный холл. И я могла его понять, хотя уже много раз видела каждый уголок этого дома.

— Родители не могу жить, не окружив себя предметами из своих экспедиций, — пояснила я, указывая на стены холла. — А для собственного удобства они разделили все помещения и коридоры по датам своих раскопок. Здесь у нас образцы с их первых раскопок, которые проводились на севере. — Я повела рукой, вместе с рейяном еще раз разглядывая расписные кости и зубы древних животных, спрятанные за стеклом. Многочисленные древние артефакты и просто интересные украшения разных эпох. — Они особенно гордятся могильной плитой безымянного вождя племени, проживавшего в районе реки Поллонеры.

Взглянув на указанную плиту, которую папа установил напротив двери, так что взгляд так или иначе падал на здоровенный валун, старший следователь сдавленно пробормотал:

— Весьма впечатляюще.

— Только не заходите в ванную комнату, возле которой висит полотно с Пламенной битвой на зеленом поле, — со смешком предупредила его Улла. — Там самое впечатляющее место.

— Ясно, — пробормотал старший следователь.

— Идемте, — позвала я его.

Зеленая гостиная находилась в самой дальней части дома. Если родители отвели Алесю туда, значит, уже показали ей весь первый этаж, попутно поведав о самых любимых предметах своей коллекции.

Голос отца мы услышали еще до того, как подошли к коридору, ведущему в гостиную. Папа весело рассказывал какую-то байку, а мама поддакивала. Не сговариваясь, мы с Белянским на цыпочках подкрались к распахнутой двери и осторожно заглянули внутрь.

— Моя дорогая жена предложила поменяться участками. Грунт был твердым. Я продвигался медленно. А потом… Потом я быстро на что-то наткнулся! И тогда я бросил лопату, схватил кисточку и стал медленно стряхивать песок с бесценного образчика гончарного искусства, — веселился отец. — Я уже готов был звать остальных, готов был увидеть впечатляющую роспись, какой славились жители тех мест.

— И что было дальше? — спросила Алеся. Она сидела на ковре перед камином, ела конфеты из большой стеклянной банки и завороженно смотрела на моих родителей, расположившихся в креслах по обе стороны от нее.

— Я стряхиваю песок и понимаю, что откопал обломок лопаты! — рассмеялся отец.

— Древней? — с горящим взором спросила девушка.

— Весьма, — хихикнула моя мама. — Ей точно было лет десять. Я сломала ее тем утром, но не хотела сознаваться и предложила мужу поменяться местами.

Алеся прыснула и вытащила следующую конфету.

— Ей весело, — улыбнулся старший следователь, — даже не хочется прерывать их беседу.

— Мои родители — чудаки, но, наверное, ей с ними ничего не грозит, — задумчиво заметила я. — Уж голод — точно.

Белянский тихо фыркнул, повернулся ко мне, собираясь что-то сказать, но замер, близко-близко всматриваясь в мое лицо.

— Бонс, меня мучает любопытство, — кашлянув и, к моему разочарованию, чуть отодвинувшись, сказал шеф.