Десять тысяч небес над тобой (ЛП) - Грэй Клаудия

Пол не просто подбадривал меня в тот вечер, когда мы разговаривали в общежитии, он говорил правду. Действительно ли я себя недооценивала всё это время?

Если я смогла поступить в Рускин, Пол мог бы работать там или здесь, в Кембридже. От Оксфорда до Кембриджа недалеко. Мы бы могли видеться каждые выходные, по меньшей мере. Это всё может получиться, если мы только попробуем.

Так что я не позволяю себе беспокоиться из-за того, что портрета Пола нет на стене.

Самое странное, что мольберт не разобран. Я не вижу коробок с красками, глядя в корзину с бельем, я вижу ровно ноль запачканных краской халатов (я должна стирать их отдельно, но иногда забываю и это несёт плачевные последствия для остального белья). Я должна начать учиться в школе Рускин. Разве я не должна тренироваться?

Я направляюсь обратно в гостиную, которая меньше, чем дома, но такая же уютная. Я падаю на пышную софу и ко мне сразу же присоединяется Ринго, который хочет, чтобы ему почесали пузико. Когда я подчиняюсь ему, из кухни входит мама, вытирая руки о полотенце.

— Ну вот, — говорит она и садится рядом. — Поставим пасту, когда приедет отец.

— Звучит неплохо, — если Пол — студент-физик в Кембридже, если я даже не знакома с ним, мои родители должны его знать. — Ты в последнее время видела Пола Маркова?

Мама садится прямее.

— Ты его видела?

— Я… ух, нет. Не видела.

— Ох, милая, — она придвигается ближе и кладёт руки мне на плечи. — Ты всё ещё расстраиваешься? Я не виню тебя.

Расстраиваюсь?

— У меня всё хорошо. Правда.

— Ты бы не спрашивала о Поле, если бы это было так, — мама вздыхает. — Мы с твоим отцом просили о самых строгих мерах, но университетские правила ясны и снисходительны. Технически, он ничего не нарушил. Так что мы не можем исключить его. Я почти жалею, что мы уже отменили проект Жар-птица, мы бы могли удовлетвориться хотя бы тем, что выкинули бы его оттуда по крайней мере. Но наши профессора должны продолжать работать с Полом! Они должны были держать его от тебя подальше…

— Я его не видела! Ладно? Всё хорошо, — более чем странно видеть, как мама говорит о Поле без следа привязанности, или даже уважения.

В её глазах я вижу чистую ненависть.

Она мягко поглаживает меня по плечу.

— Я обещаю тебе, Маргарет, от всей души обещаю, Пол никогда снова не подойдёт к тебе. Никогда.

Именно тогда, когда я думаю, что я дома и в безопасности, мир снова переворачивается с ног на голову.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Глава 28

На этот раз я обшариваю комнату как криминалист, обследующий сцену преступления. Её шкаф опустошен на кровать, каждый карман в каждом пальто и каждой паре джинсов обыскан. Каждый ящик попадает под обследование. Корешки книг на полке этой Маргарет и заголовки книг в ридере осмотрены. Я кое-что узнала о ней, она уверенно носит высокий каблук, она разделяет страсть моей мамы к йоге, ей больше нравятся сюрреалисты, чем мне. Но я не нахожу того, что мне нужно знать.

Что случилось с Полом?

Нет блога. Нет дневника. У меня тоже нет их дома, но почему она не может отличаться от меня в чём-то? Разнообразные приложения у неё на телефоне показывают мне фотографии, последние обновления, всё это выглядит очень похоже на мой домашний телефон, только, конечно, у неё много фотографий собаки.

Я пролистываю назад до января, и наконец вижу фотографию Пола. На ней он сидит на красном диване и Ринго счастлив у него на коленях. Пол выглядит совершенно беззаботно. Дома. И теперь мои родители даже не хотят видеть его.

Разогревшись поисками в комнате Маргарет, я закатываю рукава свитера. Когда я это делаю, большой палец нащупывает неровную поверхность шрама на моей правой руке. Шрам теперь кажется темнее, и я понимаю, что мозг играет со мной, потому что боль вернулась.

Ну, если я ничего не смогу узнать о Поле из этого мира, я по меньшей мере, могу связаться с ним.

Проведя немного времени за её планшетом, я обнаруживаю, что контактную информацию Пола найти несложно. Списки университета содержат его адрес и адрес электронной почты, по меньшей мере университетский. Движением пальца я открываю окно, чтобы написать ему, потом задумываюсь.

Мама хотела, чтобы Пола выкинули из Кембриджа, того же самого парня, которого они практически усыновили в по меньшей мере в дюжине измерений. Всегда, когда мои родители и Пол не ладили, это Пол проводил между ними черту.

Четвёртый и последний осколок моего Пола здесь, заключённый в тело этого другого Пола Маркова. Неважно, что он сделал, неважно, на что он способен, мне нужно встретиться с ним. Мы должны быть наедине.

До тех пор я отказываюсь волноваться. Во время путешествий по измерениям меня похищали, держали под дулом пистолета, бомбили с воздуха, выкидывали в русскую зиму, где я почти умерла от переохлаждения, и за мной гналась толпа с факелами, желая сжечь меня за колдовство. Каждый раз я держала себя в руках. Каждый раз я выживала.

Что бы ни случилось дальше, мне нужно верить, что я смогу с этим справиться. Ради Пола, я смогу.

Я отсылаю Полу простое и прямое сообщение.

«Нам с тобой надо поговорить. Ты сегодня свободен? Если да, сообщи мне время, и я заеду в твою квартиру.»

В последнюю секунду я вспоминаю что нужно говорить «квартиру» а не «апартаменты».

Я бы легко провела следующие часы, глядя на экран и надеясь в любую секунду увидеть его ответ. Но это только сведёт меня с ума и кроме того, мама приготовила спагетти.

— Сюзанна настаивает, чтобы мы навестили её летом в Лондоне, — говорит папа, засыпая тарелку таким количеством пармезана, которое большинство людей не сможет съесть за месяц.

Мама выглядит растерянной.

— Но мы ходим каждое лето, по крайней мере на одну или две пьесы. Кажется, я читала, что в июне в Глобусе поставят «Юлия Цезаря».

Мой отец качает головой.

— О нет, она не ждёт нас на выходные. Сюзанна хочет, чтобы мы приехали недели на две.

Больше, чем на выходные, звучит довольно долго, не говоря уже о двух неделях с тётей Сюзанной. Судя по звуку, который издает мама, она согласна. Как мило, что тётя хочет, чтобы мы приехали к ней. Дома наши отношения гораздо более холодные и отдалённые, потому что папа и его сестра являются практически научным доказательством того насколько разными могут быть дети у одних родителей. Мне нравится, что мы все нашли способ ужиться в этом мире.

Во время еды мне трудно держать в ноющих пальцах что-то столь тонкое, как вилку. Мама смотрит на меня и опускает взгляд, когда видит, как я борюсь со своим столовым прибором. Я быстро меняю тему разговора.

— Прошлой ночью мне приснился странный сон.

— О, правда? — папа поднимает бровь с лёгким любопытством. Ринго сидит у его ног, тяжело дыша, в надежде, что кто-нибудь из нас уронит еду.

Я стараюсь говорить небрежно.

— Да. Во сне мы все жили в Сан-Франциско, выглядели и вели себя как мы, но у нас были другие жизни и тогда я поняла, что это не моё измерение. Я отправилась с Жар-птицей в другое измерение, чтобы посмотреть, как мы там живём. Было так странно узнавать маму, папу и Джози, я видела, что там не было вас, но в то же время вы там были. Мне казалось, что я помню весь дом, весь район, всё.

Мама и папа задумчиво смотрят друг на друга.

— Наверное, так оно и было, — говорит она, лениво вертя вилкой в пасте. — Иногда я всё ещё мечтаю об этом, действительно оказаться в другом измерении.

— Это же ещё может случиться, — рискую я. — Не так ли?

Папа вздыхает.

— Нет смысла возвращаться к этому сейчас. Проект Жар-птица, возможно, и был бы нашей величайшей славой, но также и величайшей глупостью. Лучше направить нашу энергию на более продуктивные цели.

Да ладно вам. Ни в коем случае мама и папа не отказались бы от своей мечты только потому, что считали её непрактичной.

По крайней мере, теперь я понимаю, почему Конли послал сюда последний осколок Пола. Поскольку технология Жар-птицы была уничтожена, не было никаких шансов, что мои родители поймут, что происходит и не было никаких шансов, что они могли бы использовать собственные устройства, чтобы вернуть его домой.