Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore"

— По-о-оезд отправляется! — зычно возвестил этот чудила.

— Куда отправляется? — опасливо уточнила Эсфирь.

— Как "куда"? — изумился тот. — В край Зимней Полуночи, разумеется! Куда же еще?

— Едете? — довольно неучтиво осведомился он. — Или так и будете тут стоять?!

— Едем, конечно едем! — воспылала решимостью Юлиана. И чуть ли не вприпрыжку бросилась к передней двери.

— А билет у вас есть? — угрожающе навис над ней дылда в маске. Его голос прозвучал резко и визгливо. Глаза из прорезей сверкнули гневом на весь род людской.

— Билет? — опешила Юлиана. И растерянно заозиралась в поисках поддержки.

Пелагея сама не поняла, зачем подоспела ей на помощь. Зачем вынула из кармана билеты. Зачем протянула их этой оглобле.

Внутри нее всё тихо кипело и бунтовало, когда к ее подругам относились свысока.

Глава 5. Убийца — кондуктор

Эсфирь опомнилась первой.

— Нельзя садиться в незнакомые поезда, — проявила благоразумие она. — Вы только взгляните на это чудовище! Не ровен час, завезет нас в самое пекло.

— Вы кого сейчас чудовищем обозвали? — смертельно оскорбился долговязый проводник. — Следите за языком!

— Я не о вас, а о паровозе, — терпеливо пояснила Эсфирь.

И Юлиана бы к ней прислушалась. Она всегда прислушивается к ее советам. Да вот незадача: неожиданно в тамбуре она заметила двух непослушных псов.

Один из них был белым и вредным Кексом. А другой — черным и не менее вредным Пирогом.

— Кекс, Пирог! Вы тут откуда взялись? Ах, разбойники!

— Для собак билеты не нужны, — зачем-то уточнил проводник.

— Там была пологая платформа, — смешным сиплым голоском объяснил Пирог. — Вот мы и забрались. Исследовать.

Кекс и Пирог, оказывается, всё это время крались за Юлианой тайком. Они днями напролет воображали себя шпионами из разведки и так вжились в образ, что не сунуть носа в таинственное мероприятие, которое хозяйка затеяла на ночь глядя, просто не могли.

— Сию же секунду спускайтесь, слышите!

Приказ Юлианы остался без внимания. Два хвоста — черный и белый — исчезли в сумраке вагона.

— А ну стоять! — громогласно велела Юлиана и рванула по высокой лестнице в тамбур.

Эсфирь раздраженно тряхнула иссиня-черной копной, приподняла подол сари и полезла за ней.

У Пелагеи вырвался вздох.

Она не планировала ехать в край Зимней Полуночи со всей этой шумной оравой. Но если уж провидение решило вмешаться, перечить ему бессмысленно.

Проводник окинул ее брезгливым взглядом из-под маски и тоже скрылся в дверях. Пришлось ей лезть следом.

И только она поднялась, держась за холодный поручень, как поезд рявкнул свистком, выпустил струю дыма и тронулся с места. Тяжело, нерасторопно заработала паровозная отсечка: "Чух-чух, чух-чух". И вот уже дрожат на шпалах, под топкой, отблески пламени, воздух плавится над трубой, и конструкция дышит жаром, как живая.

Ну точно — чудовище.

Разогналось, набрало ход — и застрекотало, как швейная машинка, тонко и ритмично.

Стучали колёса. Пелагея стояла в дверях, держась за поручень и ловя растрепавшимися кудрями ветер. Она смотрела, как отдаляется "Будущее Издательство" Юлианы, как сливаются с темнотой очертания холмов, как убегают вдаль деревья и редкие фонари.

— Кхе, — настойчиво кашлянули позади нее.

Кондуктор-каланча высился в своей нелепой маске и ждал, когда же Пелагея соизволит зайти в вагон. Выводить этого типа из себя ей хотелось меньше всего, такой он был неприятный — просто жуть. Так что она без лишних слов скользнула за раздвижную дверь к подругам и двум непоседливым болтливым псам.

В вагоне остро и едко пахло копотью и горячей жестью. Над пассажирскими местами, подвешенные к большим ржавым крюкам в потолке, туманно теплились керосиновые лампы. Пелагея аккуратно пристроила банку со светлячками на сидении и, пока Юлиана отчитывала Кекса с Пирогом, выглянула в окно.

Ее сердце мгновенно подстроилось под мерные ритмы железной дороги: "Тук-тук, тук-тук, тук-тук".

"Скажи, сколько мне жить осталось?"

Этот вопрос стоит задавать не дятлу и даже не кукушке. Задай его поезду, который увозит тебя в неизвестность — прочь от стабильности и благополучия.

Рельсы пролегают по краю ущелий, простираются над вершинами гор, резко уходят в пропасть, зависают в воздухе над морями и ныряют в пучину, полную диковинных рыб. А ты сидишь в купе, смотришь сквозь оплывшее стекло и не можешь пошевелиться от страха, замешанного на восторге. И понимаешь, что не вернешься, как бы тебе того ни хотелось. А жизнь твоя зависит от обстоятельств, на которые ты не в силах повлиять.

Итак, поезд мчался без передышки, вопреки всякой логике и физическим законам. Он пулей пролетал из одного измерения в другое. И в окнах мелькали такие неправдоподобные пейзажи, что притихли даже Кекс с Пирогом. Они взобрались на сидение, жались к Юлиане и тихонько поскуливали.

— Тоже мне, шпионы-разведчики, — ворчала Юлиана. — Да вы просто маленькие лохматые трусишки.

Ее укачивало. Ей бы не помешали ремни безопасности. И она прекрасно видела, что снаружи творится какой-то невообразимый хаос. Но всё равно не могла потрясенно помалкивать перед лицом необъяснимого: хоть крохотный кусочек прежнего, привычного бесстрашия должен был остаться при ней.

А вот Эсфирь сидела абсолютно прямо и абсолютно молча. Как будто проглотила семафорный столб и теперь старательно его переваривала. Поделиться впечатлениями? Что вы, ни в коем случае! Она собиралась их законсервировать, чтобы впоследствии разложить по полочкам в тишине и покое.

Что касается Пелагеи, то она начисто выпала из реальности. Вовсе не она — кто-то другой, невезучий и рассеянный, — по глупости своей попал в переплет. Вовсе не ее увозили сквозь миры и измерения в край Зимней Полуночи навстречу ее предназначению. Вовсе не у нее на пальце таинственной зеленью переливался изумруд в оправе и не ей предстояло хлебнуть лиха.

— Кофе! Горячий шоколад! — визгливо объявил длинный кондуктор-оглобля, возникнув посреди салона с широченным подносом в руках.

Зачем Пелагея только согласилась на горячий шоколад? Ведь невооруженным глазом было видно: замаскированный проводник от души ее ненавидит.

Да и к Юлиане с Эсфирью он явно симпатий не питал.

Вот что он подсыпал в напитки? Почему и Юлиана, и Эсфирь вдруг дружно заснули глубоким сном? Почему Пелагея, едва отпив горячего шоколада, ощутила слабость и мгновенно провалилась во тьму?

Из тьмы она выбиралась долго и мучительно. Как будто к ногам подвязали по гире, а грудь сдавили железными прутьями.

"Давай, ну давай же, открывай глаза!" — умолял ее кто-то крайне очаровательный (если судить по тембру). Умолял словно издалека, с противоположного берега реки, с которой принято ассоциировать жизнь.

"Найду подонка — прикончу", — чуть погодя процедил сей занятный индивид.

Когда Пелагея наконец зашевелилась и шумно вдохнула, он предпочел испариться. Тайный поклонник или просто филантроп? Ай, да какая разница! Совершенно очевидно: он ее исцелил.

Ей было приятно сознавать, что о ней пекутся, что она важна. Но радость от этого факта омрачало одно тревожное событие: ее пытались отравить, и отравитель успешно скрылся.

— Юлиана, Эсфирь, вы как? — прохрипела Пелагея, сползая с сидения. Она опрокинула банку со светлячками, и та покатилась по полу к дальней стене.

И у Юлианы, и у Эсфири наблюдалось лёгкое головокружение. В остальном же с ними был полный порядок. Похоже, им подсыпали обычное снотворное. В отличие от Пелагеи. У нее в чашке обнаружился яд. Кекс со своим удивительно чутким носом его мгновенно распознал.

— Тот тип в маске оленя, р-р-рав! — прорычал пёс, топорща белую шерсть. — Это его рук дело.

— Пусть мне только попадется — укушу, — зловеще пообещал Пирог, черный, как мохнатая грозовая туча.