Пораженные (ЛП) - Бейкер Р. Д.

— Может быть, он голоден?

— Ох, заткнись, — говорю я и не могу удержаться от улыбки, когда Мэтт разражается смехом.

— Эй, может, он думает, что ты секси, — Мэтт пожимает плечами. — Я имею в виду, ты такая, так что…

Я снова краснею и качаю головой.

— Я в полном беспорядке, ты шутишь? — я смущенно провожу руками по своим светлым волосам.

Раньше они были светлее, когда я могла пойти в салон и сделать мелирование, а теперь они просто песочного цвета и слишком длинные.

— Не, ты симпатичная, — говорит Мэтт, ухмыляясь. — Я серьезно, эти веснушки… — он проводит пальцем по своему лицу, по носу, указывая на веснушки, которые разбросаны по моему лицу. — Они действительно милые. Совсем как у соседской девочки.

Я усмехаюсь.

— Да, хорошо. Ты можешь остаться. Ты пойдешь на пользу моему эго.

— Я надеюсь на это. — Он улыбается. — Думаю, мне лучше уйти. Тогда увидимся перед сном?

— Я буду прямо здесь, — отвечаю я.

И тут я вспоминаю, что сегодня вечером нам с ним предстоит принимать душ в одну смену, и мне кажется, что я собираюсь впасть в забытье.

Помахав рукой, он выходит из спальни, и я бросаюсь обратно на кровать. Потолочный вентилятор крутится и крутится. Мои веки тяжелеют, и я засыпаю, когда снаружи гремит гром.

Звучит сирена как раз в тот момент, когда нас ведут в туалетный блок. От пронзительного воя у меня по спине пробегают мурашки, и все начинают перешептываться в коллективной панике. Джина хватает меня за руку.

— Мне было интересно, когда это произойдет, — говорит она, переводя взгляд с Кормящихся обратно на мое лицо. — Давненько не было никаких нападений.

— Да, уже около 6 месяцев, верно? Я просто надеюсь, что эта орда меньше предыдущей.

Джина кивает, открывая рот, чтобы заговорить, но ее прерывают, так как Кормящиеся начинают выкрикивать команды, приказывая нам выйти во двор. Над головой гудит сирена, когда нас загоняют обратно в общежития, а вампиры бегут к воротам с ружьями.

Я смотрю наверх, на смотровую башню, и там тоже царит бурная деятельность. Холод пробегает по мне, и Джина крепче сжимает мою руку, как заботливая мать, поскольку, без сомнения, чувствует, что я дрожу.

Чертовски страшно. Эти атаки пугают меня до чертиков. В прошлый раз, когда твари почти добрались сюда, я думаю, одному из них это действительно удалось, потому что на следующий день несколько Кормящихся исчезли, и мы их больше никогда не видели. Я предполагаю, что они заразились, но нам никто никогда ничего не говорит.

Нас бесцеремонно заталкивают в общежитие, а затем дверь за нами закрывается, и тяжелый металлический замок встает на место. Мы с Джиной идем к своим кроватям, убирая вещи обратно в шкафчики. Джине, должно быть, тоже страшно, потому что она садится рядом со мной на кровать, держа меня за руку.

Мэтт садится напротив нас.

— Это часто случается?

Я пожимаю плечами.

— Последние пару лет это случалось намного реже, первые два года почти каждую неделю.

Вдалеке раздается стрельба, и Джина вздрагивает. Несколько человек вскрикивают от удивления, и кто-то тихо всхлипывает неподалеку. Если Пораженные доберутся до нас, мы все умрем. Кормящиеся могут пережить инфекцию, даже если они будут изгоями, бродящими повсюду, как орда, атакующая нас сейчас. Но мы все будем мертвы. Либо вирус уничтожит нас, либо обезумевшие Пораженные убьют нас прежде, чем у него появится шанс.

Прямо за окном раздаются тяжелые шаги, и мы слышим выкрикиваемые команды. Сирена перестает реветь, и внезапно наступает жуткая тишина. Мы все просто сидим и ждем — что еще мы можем сделать?

— Такое когда-нибудь случалось на ферме? — тихо спрашиваю я Мэтта.

Он кивает с выражением боли на лице.

— Они нападали всего один раз, но это было плохо. Они добрались до родильного отделения и… — он замолкает, когда Джина ахает, и качает головой. — Неважно.

Не раздумывая, я протягиваю руку и беру его за руку, которую он крепко сжимает. Прямо сейчас нам всем нужно утешение.

Тот факт, что приступы случаются не так часто, вероятно, должен меня утешать. Пораженные, вероятно, медленно умирают от голода. В конце концов, они все вымрут, верно? Но не становятся ли они тем временем все более отчаявшимися?

Где-то поблизости раздается взрыв, и в общежитии слышится общий вопль. Черт, черт, черт. Они пытаются взорвать ворота, должно быть, это все. Джина обнимает меня за плечи, прижимая к себе, чтобы утешить себя так же сильно, как и меня.

Мы в полной заднице.

Я должна хотеть умереть, верно? Почему я должна хотеть продолжать так жить? Это отстой. Это не жизнь. Это существование.

Но я не хочу умирать. Я не хочу заканчивать свою жизнь в агонии, задыхаясь от собственной крови, пока ею наполняются мои легкие. Как моя мама, мой папа, как мой бедный брат, который, черт возьми, умер в одиночестве на полу нашей кухни, прижимая трубку ко рту, когда он умолял меня помочь ему. Все, что я могла сделать, это сказать ему, что люблю его. Все, что я могла делать, это слушать, как он умирает.

Слезы застилают мне глаза, и я утыкаюсь лицом в плечо Джины. Мне страшно. Я чертовски напугана.

Раздается еще один взрыв, и земля под нами сотрясается. Мы с Джиной опускаемся на пол, и Мэтт быстро присоединяется к нам. Все остальные следуют нашему примеру, как будто то, что мы находимся ближе к земле, каким-то образом поможет нам.

Прямо за пределами общежития слышна стрельба, и еще какой-то звук, леденящий кровь, как из фильма о зомби. Пораженные. Они в лагере. Мы отделены от них тонкой металлической стеной. Мы умрем. Черт возьми, мы умрем.

Пули со свистом отскакивают от внешних стен общежития, и я прижимаю руку ко рту, чтобы не закричать. Джина теперь плачет, слезы катятся по ее щекам, когда она прижимается ко мне.

— Все хорошо, — шепчет Мэтт, придвигаясь ближе к нам и кладя руку мне на плечо. — Все будет хорошо.

Я киваю. Я знаю, что все будет не в порядке. Мы в заднице. Но я все равно киваю.

Раздается резкий звенящий звук, за которым следует еще один взрыв, но на этот раз поменьше, может быть, он дальше? Снаружи раздается хор резких криков, и я чувствую какой-то запах, почти похожий на спрей от насекомых, острый, сладкий и глубоко неприятный. Он обжигает мне горло и заставляет меня кашлять, покрывая язык пушистым слоем.

Что-то начинает колотить и царапаться в дверь, дико визжа. Мы все молчим, но комната так напряжена от ужаса, что с таким же успехом мы все могли бы кричать. Я кладу руку Мэтта себе на плечо, и мы не сводим глаз с двери.

Они здесь. Они прямо здесь, пытаются проникнуть внутрь. Они знают, где мы. Они нашли нас. Может быть, Кормящиеся бросили нас сейчас, слишком беспокоясь о себе. Они создадут больше людей. Они могут просто разводить их, мы им не нужны. Они оставили нас, чтобы сохранить себя.

Пули ударяют в дверь, и я не могу удержаться от крика. Снаружи раздаются крики, так много криков и так много тяжелых шагов. Летят новые пули, и одно из окон раскалывается.

И затем внезапно крики прекращаются. Все стихает, ну, настолько, насколько это возможно, учитывая то, что только что произошло. Воздух становится легче, и я пытаюсь дышать нормально, чтобы воздух в панике не захлестывал мои легкие. Я сильно дрожу, когда адреналин заливает мое тело, и Джина крепко обнимает меня.

— Все кончено? — спрашивает она через несколько минут.

Снаружи доносятся голоса. Кормящиеся разговаривают. Я напрягаюсь, чтобы расслышать, о чем они говорят, пытаясь понять, что, блядь, происходит. Клянусь, на одном из них написано — исключен.

Мэтт осторожно поднимается на ноги, подкрадывается к стене под окном, наклоняет голову, чтобы выглянуть наружу. Он смотрит налево, потом направо, затем снова опускается на землю. Он подползает к нам и качает головой.

— Я думаю, они прикончили их всех, — шепчет он. — Там есть Кормящиеся, и они кажутся довольно расслабленными.

Оживает динамик, установленный на стене над головой.