Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки

— Но почему отношения прекратились?

— Из-за глупости и завышенного самомнения амидарейцев. Нужно относиться с уважением к обычаям чужой страны, пусть она отсталая и дикая. А у нас в народе гуляли анекдоты о примитивности и тупости даганнов. На одном из приемов наш министр высказался скабрезно о консуле Даганнии. На эту тему родилась байка, будто бы министр, зажав нос, сказал: "Что-то смердит сегодня навозом". Над его шуткой посмеялись, а даганны оскорбились и объявили о разрыве дипломатических отношений. Враз и недолго думая. Наше правительство поначалу отреагировало снисходительно, мол, дикари никуда не денутся. А потом забегали. И извинялись, и призывали к сотрудничеству, и угрожали, а даганны — ни в какую. Выдворили амидарейских дипломатов из страны и закрыли границу. Вроде как продемонстрировали характер. Наше руководство тоже обиделось. В развитие отсталой страны вложили достаточно денег, а даганны отказались возвращать инвестиции. С тех пор меж нашими государствами глухая стена. Словно бы и нет соседей на юге, лишь степи и горы.

— И правильно! — воскликнул Айрамир. — Так им и надо, вонючим приматам. Пусть знают свое место.

Кто бы говорил, — фыркнула Айями. Из ненавязчивых наблюдений она вынесла, что чужаки чистоплотны, а порой чересчур требовательны к чистоте и порядку.

— Я помню даганнов, они приезжали в городок при нашем гарнизоне. Обменивали меха и кожи на продукты… В роскошных шубах, в мохнатых шапках и сапогах. Чем зажиточнее даганн, тем богаче одежда. Руки в золотых перстнях, а в ухе — серёжка… Приезжали на внедорожниках, которые поставляла Амидарея. Мы пялились на чужеземцев как на сказочных великанов, а дети показывали пальцами… Даганны были высокими, бородатыми, с экзотичной внешностью. У безбородых лица измазаны грязью. Позже-то нам объяснили, что это клановые татуировки, которые не смываются ни водой, ни мылом. Тогда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, Айями. Стояли мы с подругами в сторонке и переговаривались, обсуждая рост, фигуры, лица. Думали, даганны — необразованные дикари и не моются месяцами. Тут один из варваров обернулся и сказал: "Нравлюсь, значит? Пойдешь ко мне женой?" На внятном амидарейском, хотя и с акцентом. От изумления у меня дар речи пропал. А сослуживец мужа велел нам уйти и не показываться чужакам на глаза. Мол, если кому из даганнов понравится женщина, её выкрадут, и никакие засовы не спасут. Увезут в Даганнию, и прости-прощай, родина. Запугивал он, конечно. Мы для чужаков — на одно лицо, как и они для нас.

— Ну, не придури ли? — отозвался Айрамир. — Вырядились как попугаи, цацки напялили. Думали, их зауважают, а над ними ржали, небось.

— Уж лет тридцать прошло с тех пор, — ответила Эммалиэ. — Прогресс не стоит на месте, даже в захудалой стране. Посмотри, как отличаются современные даганны от своих отцов и дедов.

— И не скажешь, что варварская страна, — пробормотала Айями. — Они совершили гигантский скачок в развитии. Образованны, знают иностранные языки, разбираются в науке. Почему так вышло? У них техника, орудия, самолеты… Их оснащение лучше нашего, хотя Даганния долго находилась в изоляции.

— Потому что нагло тырили наши разработки, — пояснил Айрамир. — Сами-то ни бум-бум.

— Неужели мы не знали, как развивалась Даганния?

— Шпионаж — дело сложное, — разъяснила Эммалиэ с видом знатока. — Попробуй внедриться незаметно в чужую страну, учитывая, что внешность амидарейцев и даганнов различается как небо и земля. Муж рассказывал, наша разведка пыталась завербовать даганнов, но они не шли на контакт. Совсем. Что оставалось делать? Забрасывать разведдесант и фотографировать с воздуха. Что мы и делали, но не обнаружили ничего интригующего и подозрительного. Страна кочевников — и только-то.

— Зато кочевники не дремали, — сказал парень со злостью. — Копили силы, чтобы жахнуть по нашим городам.

— Это и удивительно, — признала Эммалиэ. Она всячески избегала рассуждений на тему, кто и на кого напал, развязав войну. Видно, понимала, что спор получится пустым, и парень будет с пеной у рта отстаивать свою точку зрения. — Даганны довольно-таки быстро сориентировались и дали отпор нашим войскам. Их вооружение оказалось на достойном уровне, хотя вспомните: поначалу они сдавали позиции.

— Хватит о войне. Давайте-ка определимся, что делать с рамой, — перевела Айями разговор в другое русло. Теперь не имеет значения, кто и в какой момент недооценил и прошляпил, кто и когда принял неверное решение. Пусть военные историки анализируют причины побед и поражений и подводят итоги.

Переключились на раму. Обсудив, решили так: Айрамир закрепит её на оконной коробке, но снаружи соорудит ставни, чтобы не привлекать к жилью излишнего внимания.

— А у тебя получится? — спросила Айями недоверчиво. Руками трудиться — не языком молоть. Хотя чурочки для кроватных подпорок парень обтесал сносно.

— Что-нибудь придумаю. Не отлеживать же бока от безделья, — отозвался он уверенно.

— Уголь скоро закончится. Придется обогреваться дровами, — напомнила Эммалиэ. — Разумнее топить затемно, потому что не видно дыма. Нам повезло, труба от печки выходит в вентиляцию, значит, дым пойдет над крышей. Но предосторожность не помешает.

— Тебе могли бы привезти еще мешок угля, — сказал Айрамир. — Попроси своих разукрашенных козлов, они не откажут.

— Они не мои. А уголь нужно заслужить. Например, переводить тексты до поздней ночи, — парировала Айями. — У тебя полно свободного времени, так что давай, помогай. Глядишь, заработаем на мешок аффаита*. На пару месяцев хватит.

— За кого меня принимаешь? — оскорбился парень. — Не собираюсь прогибаться под гадов. А уголь раздобуду, — пообещал в запальчивости.

— Не вздумай отбирать у других! И на даганнов нападать не вздумай! И вообще, не выходи на улицу. Из-за твоей беспечности нас арестуют! — распалилась Айями.

— Пойдем, милая, сегодня мы славно потрудились, — соседка потянула её за руку и попрощалась с Айрамиром: — Спокойной ночи. Смотри, чтобы уголек из печки не выскочил.

— Ну, почему он такой легкомысленный? — не унималась Айями, когда женщины вернулись домой. — Неужели ему плевать на нас? Вобьет дурацкую идею в голову и мотает нервы. Я поседела от переживаний.

— Тише, Айя, успокойся. Дочку разбудишь.

Люнечка сладко посапывала, подоткнутая одеялом. Айями осторожно разжала пальчики, сжимавшие деревянную лошадку, и поцеловала кроху в щёку.

— Иди сюда. Чаю попьешь, заодно успокоишься. — Эммалиэ налила из термоса кипяток в кружку. — Не сердись. Айрамир — мальчишка ещё. Несдержанный и вспыльчивый. И не выздоровел от войны. Но на нас ему не наплевать. Переживает, я же вижу. Ляпнет, не подумав, а потом мается. Знаешь, он чем-то моего сына напоминает, когда тот в его возрасте был. И на твоего брата, наверное, похож.

— Да, похож, — согласилась Айями, прихлебывая травяной чай. — Наверное, все мальчишки — упертые и непримиримые. Когда же они начинают взрослеть? В двадцать лет пора бы осознавать ответственность. Иногда так и хочется дать ему хорошего подзатыльника.

— Мужчины — большие дети вне зависимости от возраста. А в Айрамире я не сомневаюсь. Он умный мальчик, хотя и с заблуждениями. Но ему простительно. Он повидал столько, что впору мечтать о потере памяти. Удариться бы головой посильнее и начать жизнь с чистого листа, чтобы кошмары не снились.

— Мне не понравилось, как он рассказывал об издевательствах, — сказала Айями тихо. — И он не раскаивается.

— Бахвальство, — ответила Эммалиэ со вздохом. — Когда-нибудь он признает, что насилие невозможно остановить насилием.

— Значит, он не сочинял, говоря о… пытках? — голос Айями дрогнул.

— На фронте не расшаркиваются. Правило любой войны: "Убивай и наступай". Но есть жестокость иного рода — бесчеловечная и извращенная. Я уверена, что ни даганны, ни амидарейцы по доброй воле не издевались над пленными.

— Что значит, "по доброй воле"? Разве их заставляли?