ЛВ 3 (СИ) - Звездная Елена

С трудом отрыла глаза, посмотрела на аспида.

«В лесу чисто», — прислал весть лешенька.

Я улыбнулась и завалилась куда-то набок, прижимая к себе клюку родимую.

В тот же миг рухнул купол, впуская в мой лес свет солнечный. И запели птицы. Заревели медведи. Завыли волки. Застрекотали кузнечики. Лес радовался, лес пел о победе, лес не хотел думать о том, насколько близок он был к гибели.

— Веся, — донесся до меня голос любимый, — а где чародеи?

— Бегут, — прошептала я, почти засыпая.

— Бегут? — переспросил Агнехран. — И долго они бежать будут?

— Доооолго, — никогда не думала, что клюка в качестве подушки, это так удобственно, — очень долго… На тропу заповедную ступить не сложно, а вот сойти с нее…

И на этом провалилась я в сон, ибо сил моих уже не было. Их давно уже не было, на одном упрямстве держалась.

***

— Быстрее! Ну же! Это не замкнутый круг, а всего лишь тропа Заповедная. Если ускоримся до скорости бега зверя лесного, сможем с нее соскочить! — крикнул задыхающимся спутникам злодейский чародей.

Одна недоведьма в статусе лесной ведуньи коварно улыбнулась, и крепче обняв клюку, пожелала чародеям сил там побольше, настойчивости, веры в себя. Просто ведунья в отличие от чародеев была в курсе, что примерно так с полгода назад, мы с лешенькой слегка поэкспериментировали, и теперича у меня в лесу имелась тропа «Замкнутый круг», и тропа «Змейка извилистая», а еще тропа «Высокогорная каменистая», и «Бродоречковая» и какая-то там еще, я во сне не очень помню.

— Затейница ты у меня, — прошептал кто-то нежно у самого уха, и крепче обнял.

Со мной спит. Как леший меня в Сосновый бор принес, так следом пришел, меня сонную водой напоил, за что благодарность ему особая, и вот теперь спит. Прямо на земле, потому как мне на матрас или покрывало сейчас нельзя, контакт с почвой надобен, от того плащом своим укрыл, рядом лег, обнял и теперь спит. Проснулся на миг, когда чародеи мимо нас в пятый раз пробегали, и снова заснул.

А вот я уже выспалась и сил набралась. Откуда набралась, правда, не совсем ведаю, то ли бор Сосновый поделился силой, то ли украшения, охранябушкой моим для меня сотворенные, но силы восстановились. А с ними и спокойствие душевное, и уверенность в завтрашнем дне вдруг появились. В то, что хорошо все будет вдруг поверила, что справлюсь я с любой напастью, ведь не одни мы теперь с лешим против мира всего, с нами вампиры, волкодлаки, нечисть вся и Агнехран со мной…

И вот лежу я, смотрю на руки его, мышцы такие сильные, словно железные, на пальцы горячие, что согревают прикосновением, на улыбку, что в свете дневном разглядела на лице черном матовом. Чудище мое огненное.

— Так смотришь на меня, словно только сейчас разглядела, — хриплым ото сна голосом произнес аспид, и глаза открыл.

Улыбнулась ему, руку протянула, к щеке осторожно притронулась, да вновь в глаза змеиные взглянула и уже не содрогнулась внутренне. Ну, змей, но мой же. Человек ко всему привыкает, и к змее привыкнуть может, если так обстоятельства складываются, вот и я, кажется, привыкла к облику его чудовищному.

— Что это было вчера? — прижавшись к ладони моей, как кот огромный, даже глаза зажмурив от удовольствия, вопросил Агнехран.

— А ты о чем? — решила уточнить, так на всякий случай.

Глаза открыл, посмотрел внимательно, усмехнулся, протянул задумчиво:

— Да уж действительно, об чем именно спросить первым…

Вздохнул, на меня глядя, и начал спрашивать:

— Побеги эти, которым всю себя отдала, это что было?

— А, это, — я легла удобнее, но так чтобы руку на щеке его все равно держать, — это защита такая была.

— Это я понял, — а у самого взгляд вдруг яростью полыхнул, — я только одного не пойму, почему защиту эту ты держала? Леся у нас что, исключительно по потомствопроизводственным делам разве? Не ты ли мне говорила, что именно чаща Заповедная лес твой защищает? Ты говорила, это я точно помню. Так почему в нужный час чащи твоей ни слуху ни духу не было?!

Тут из земли, прямо из вороха сосновых иголок, вылезла Леся. Злющая, аки медведь-шатун, коего по зиме из берлоги подняли. Глаза зеленью горят, волосы-ветви аки змеи шевелятся, кулаки сжимаются.

— Аеданушка, — я вообще не сразу решила как к нему обратиться при чаще моей, но вспомнив что имя это ему в обоих ипостасях близко, этим и назвала, — а ты бы не лез в дела, что тебя не касаются.

И руку со щеки его убрала.

Промолчал, но глаза сужены от ярости, да и лицом потемнел будто.

И не стала я растягивать, да умалчивать, сказала как есть:

— Навкары для леса — яд. Одним прикосновением скверну, гниль, смерть и тлен разносят, да от места куда ступили, гадость эта лишь расползается, остановить ее сложно.

— Но останавливала ведь, — напомнил охранябушка.

— Да, — согласилась я, — до леса останавливала. Но они на лес с неба рухнули, да в таком количестве, что Леся справилась бы, но лес урон страшный понес бы, и чаща тоже.

Помрачнел аспид, а я улыбнулась ему с грустью нескрываемой, и призналась:

— А ты прав оказался, когда сказал, чтобы вампиры от меня ни на шаг не отходили.

Усмехнулся он, с болью как-то, да и ответил:

— Любовь оказалась права, Веся.

И сел.

Посмотрел на Лесю, произнес глухо:

— Извини.

Чаща Заповедная фыркнула, и гордо ушла под землю. А мы во бору остались вдвоем, я и аспид-агнехранушка.

— Почему любовь? — интересно даже стало.

— Потому… — вздохнул он тяжело, вдаль насколько бор сосновый позволял, поглядел, да и ответил. — Потому что, если бы не любил больше жизни своей, я бы ночью остался с тобой. И искушение было, да такое от которого кровь вскипала и в глазах темнело. Но я люблю тебя настолько, что даже мысль о принуждении холодом в сердце отдается. Потому что боюсь, до ужаса боюсь потерять это чувство, что растет и крепнет между нами. Боюсь в глаза твои посмотреть и увидеть там холод. Боюсь тебя потерять. И потому по ночи в Гиблый яр кинулся, кровью своей кровь ведьмака смывать… и как оказалось — это было самое верное решение, потому как в какой-то момент разум я утратил. И я, и пятеро моих сородичей.

Тут уж и я села, гляжу на него с тревогою.

Он на меня устало посмотрел.

Страшно мне стало, потому как во взгляде его было что-то… что-то пугающее.

— Я ухожу, — произнес аспид, губами черными.

И в душе моей словно оборвалось все.

А Агнехран, глаз с меня не сводя, продолжил:

— С лешим поговорил, ни меня, ни других аспидов он более в лес твой Заповедный не пустит. Гиблый яр для тебя отвоюю, в любом деле на помощь мою рассчитывай, если что-то потребуется — не молчи, мне за счастье тебе помочь, помни об этом. А в лес свой более не пускай. Я знаю, ты это можешь — магом меня в него не пускала, и аспидом на расстоянии удержать сможешь.

Нет!!!

Я еще не поняла толком, что случилось, не поняла от чего решение принял такое, я лишь как ведьма видела — что принял, и принял окончательно.

— Я люблю тебя, Веся, — тихо произнес он, глядя мне в глаза.

Я люблю тебя, Агнехран…

Но вслух я не сказала ни слова.

Словно окаменевшая, напрочь всех чувств лишившаяся, силы жизненные утратившая, я смотрела на него… и ничего не могла сказать. Ничего…

И когда поднялся он тяжело, да отступил от меня, все так же взгляда не отрывая, когда еще один шаг назад сделал, да когда вспыхнул его окружая круг алхимический, я все так же молчала.

— Я расторгаю наш договор, ведунья лесная!

И зашумел лес, слова те впитывая, меня от данной клятвы освобождая. А я сидела, не в силах пошевелиться. Улыбнулся мне аспид, улыбнулся с горечью нескрываемой.

Вспыхнула пентаграмма письменами кроваво-красными.

Исчез с глаз моих аспид.

Исчезла следом и алхимическая магия.

Все исчезло.

Одна я осталась. Совсем одна. Глаза закрыла, и позвала сдавленно:

«Ярина…»

Умна и мудра была чаща Заповедного яра — темнить не стала, и даже вопросов задавать не потребовалось. Яркой вспышкой что произошло, то и показала. Показала, как вступают в лес шесть аспидов, и своего я сразу узнала, хоть и в одинаковой магической одежде были все, да как идет с ними ведьмак, силой Агнехрана подпитываемый. И шли они свободно, по территории же уже освобожденной шли, да Ярина на всякий случай приглядывала… только вот не помогло это.